Ивлев сразу заполняет собой комнату, так что Михалыч шмыгает за дверь, чтобы наблюдать за всем происходящим из коридора. Евгения остается, решив про себя, что ни за что не выйдет. Впрочем, Ивлев ее будто и не замечает.

Врачи переворачивают Толяна на живот, обнажают спину, и на глазах Евгении происходит преображение. Пальцы доктора Ивлева, толстые и мясистые, начинают казаться тонким, чутким инструментом, который ощущает и видит то, что недоступно приборам. Так пианист пробует клавиши еще незнакомого рояля: не фальшивит ли их звук? Только у Ивлева под рукой не звукоряд, а позвоночник.

Где-то возле лопаток он делает вроде легкое движение руками, как бы припечатывая. Раздается отчетливый костяной хруст.

Евгении виден остановившийся напряженный глаз Толяна – он прислушивается к себе, ждет боли и, не дождавшись, опять расслабляется.

– Шестой позвонок на месте, – говорит Ивлев как бы сам себе, и пальцы его движутся дальше. – Хороший позвоночник. Гибкий… Сколько лет больному?

– Тридцать восемь, – сообщает Евгений Леонидович.

– Я бы даже сказал: позвоночник выглядит моложе своего возраста.

– А ноги не работают! – полупридушенным голосом возмущается Аристов.

– Это следствие удара. Все функции позвоночника должны восстановиться. Смещения или защемления я не нахожу.

– И это все? – не успокаивается Толян.

– Все. Остальное – в ваших руках, молодой человек. Захотите – пойдете!

Врачи уходят.

– Проклятие! – стучит кулаком по подушке Толян. – Устроили надо мной консилиум! Будем лечить, или пусть живет? В гробу я видел таких врачей! Строит из себя светило!

– Успокойся, – обнимает Евгения разбушевавшегося любимого. – Он сделал все, что от него зависело. Проверил, нет ли у тебя патологии. И считает, что выздоровление – вопрос времени.

В палату заглядывает девушка лет восемнадцати:

– Извините, но там Аристова спрашивают.

– Вот видишь, к тебе пришли. – Евгения помогает ему приподняться повыше. – Начинаем прием гостей.

Она ожидала увидеть кого угодно, но в коридоре стоят… ее собственный сын Никита и младший Аристов – Шурик.

– Здравствуй, мам, мы к дяде Толяну, – сообщает сын.

Шурик молчит, опустив голову. Потом взглядывает украдкой. Евгения смотрит на него, доброжелательно улыбаясь, и он, как ей кажется, облегченно вздыхает.

Что он там себе напридумывал? Или что-то этакое ему про нее рассказали? Ей еще предстоит узнать.

– Пойдемте, я вас провожу!

На пороге палаты они на мгновение не сговариваясь останавливаются, а потом вперед вырывается Шурик.

– Батя! – Он не обнимает Толяна, не целует, а приникает к нему, чтобы тут же отвернуться, стесняясь своих повлажневших глаз. – Ну как ты тут?

Александр Аристов подстрижен точь-в-точь как отец. Нос у него, не в пример отцовскому, пока прямой, но глаза! У них одинаковые глаза, по которым можно безошибочно определить: это отец и сын.

Евгения видит, с какой любовью и болью смотрит Толян на сына, и ей вдруг… становится стыдно. Во время их размолвок, кажущихся обид она почему-то ни разу не подумала вот об этом – об отце и сыне. Все о Нине думала, о ней переживала, а о Шурке забыла…

Она тихонько тянет Никиту за полу куртки и шепчет:

– Выйдем, сынок, на два слова!

Никита понимающе кивает и выходит следом за матерью.

– Я должна сказать тебе кое-что.

– Догадываюсь, – по-взрослому усмехается сын, присаживаясь рядом с ней на кушетку. – Не волнуйся, бабушка уже провела со мной разъяснительную работу. Она говорит, вы, наверное, с дядей Толяном поженитесь… Я видел нового мужа тети Нины. И знаешь, думаю, что, будь я женщиной, ни за что бы Аристова на него не променял! – Высказав такое мнение, он на минуту замолкает, а потом выпаливает то, что не дает ему покоя: – Она… Шуркина мать говорит, что дядя Толян ходить не сможет!

– Что за ерунда! – возмущается Евгения. – Недавно у нас был врач, очень известный. Он сказал: будет ходить, если захочет.

– Как это? – не понимает Никита.

– Если у него хватит силы преодолеть болезнь…

– У него хватит! – не дослушав, горячится сын. – Знала бы ты, мама, какой это человек!

– Догадываюсь, – улыбается она. – Но я не договорила… Если случится… бывают все же случаи… ты должен знать: я все равно его не брошу!

– Мама! – Никита, разволновавшись, даже вскакивает и опять, сконфуженный, садится. – В общем, если тебя мое мнение интересует…

– Интересует!

– То я – за!

– Спасибо, сынок! – говорит она. – Мне очень нужна была твоя поддержка.

– Конечно, папа расстроится, – рассудительно добавляет он. – Сам виноват! Женщину надо завоевывать, а если завоевал – из рук не выпускать!

Евгения прикусывает губу, чтобы не рассмеяться – так не сообразуются его слова с юным чистым лицом, которого еще не касалась бритва, и наивными карими – в маму! – глазами.

В дверях палаты появляется Шурик:

– Ник, иди, тебя папа зовет!

Никита торопится на зов. Евгения входит чуть погодя и застает такую картину: оба парня сидят вплотную к Толяну – Шурик на кровати, Никита рядом на стуле – и влюбленными глазами смотрят на него.

– Ты послушай, Жека, что надумали два этих чижика! Они хотят поступать в милицейскую академию!

– Никита вроде в медицинский институт собирался.

– Вот именно! А Шурка – в университет, на экономический.

Ребята переглядываются.

– А теперь передумали! – твердо говорит Никита.

– В милицию им захотелось! – недоумевает Толян. – Да разве вы не знаете, сколько там сейчас взяточников, проходимцев?!

– Но кому-то же надо начинать! – упрямо набычивается Аристов-младший, и Евгении приятно сознавать, что ее Толян воспитал хорошего сына. – Значит, мы будем одними из немногих, за которыми придут тысячи… Да и вам будет легче: казарменное содержание, стипендия!

– Успокоил! – фыркает Толян. – Жека, ты чего в дверях стоишь? Иди к нам, садись!

Она присаживается на уголок кровати и ловит ревнивый взгляд Шурика. Привыкай, милый, жизнь иногда преподносит сюрпризы…

– Ой, бабушка же пирожков напекла! – спохватывается Никита. – Она, знаешь, какая хитрая! Вот кому надо было в милиционеры идти! Шурку расколола, он и мяукнуть не успел! «Шурик, а что любит твой папа?» Шурик – человек простой: пирожки с капустой, говорит.

– Ничего я не раскололся, – не соглашается Шурик. – А то я не понял, для чего ей это! Она бы все равно чего-нибудь испекла, а так заодно папины любимые. Пожилым людям надо идти навстречу! А я, кстати, батя, пива тебе купил. Твоего! И Славка тебе бананов передал. Он тоже хочет прийти. Спрашивает: можно?

– Господи! – стонет Толян. – Что за глупый мальчишка! Скажи, что я его очень жду! Пусть немедленно приходит!

– Да он вроде бы уже пришел! – В дверях появляется Ярослав.

– Я думал, ты меня забыл! – укоряет Толян.

– А я думал, ты от меня отказался, – тихо говорит Ярослав.

– Быстро подойди, обними меня и попроси прощения за то, что посмел так обо мне подумать! Ты же мой старший! Разве не был я всегда рядом с тобой? Разве не люблю тебя всем сердцем?

– Правда? – несмело улыбается юноша.

– А я тебя когда-нибудь обманывал? Садись рядом с нами на кровать. Сейчас тетя Женя стол накрывать будет!

– Хочешь сказать – тумбочку?

В ход идут еще теплые пирожки, которые запивают пивом, заедают бананами, кузнецовскими апельсинами и конфетами, которые до сих пор без надобности лежали в пакете.

Евгении жаль только одного: что все трое юношей – не их общие с Аристовым дети…

Посетители уходят, и на лице Аристова еще некоторое время блуждает счастливая улыбка.

– Ты доволен? – спрашивает Евгения.

– Еще бы! Я боялся, что Нина отучит мальчишек от меня.

– Что ты говоришь – отучить от отца!

– Но ведь пыталась же она отучить меня от меня самого!

– Судя по всему, ей это не удалось… Так что если сыновья в тебя…

– В меня! Даже Ярослав. Я в его годы был такой же неуверенный в себе и лопушастый.

– Не придумывай! Ты был задира и драчун. Дрался с каждым, кто смел на тебя косо взглянуть!

– Я и говорю: приходилось самоутверждаться. А ты-то откуда знаешь?

– Наводила справки… Шучу, друзья рассказывали.

– Ох уж эти друзья… – смущается Толян.

Вскоре после ухода мальчиков появляется друг Толяна Кузнецов, и больной его с места спрашивает:

– Кузя, ты не в курсе, водитель встречной машины… тот, с которым мы столкнулись, он жив?

– Умер на месте! – Александр не знает, в чем дело, и потому смягчить сообщение не пытается. – Ежу понятно, ты здесь ни при чем, ведь это он на твою полосу выскочил!.. Фамилию, честно говоря, я узнать не успел. Сказали только, что мент.

– Я знаю, – вырывается у Толяна.

– Откуда? Ты же был без сознания!

– Увидел… В последний момент. – Он неловко шутит: – Помнишь, кто-то из старшеклассников написал в сочинении: «Перед испусканием духа ему показалось, что он видит тень своей жены!»

– Хватит об испускании духа! – хлопает в ладоши Кузнецов. – А я, кстати, пиво принес. Твое любимое!

Толян переглядывается с Евгенией, и они смеются.

– Ох, Жека, замучаешься утку выносить!

Проводив очередного посетителя, Евгения застает в палате Михалыча, который наконец добрался до своей кровати.

– Этак, Михалыч, ваш шов никогда не зарастет, – пеняет она непоседе.

– Женечка, движение – это жизнь! – по-философски вздыхает он. – А ты на своего мужика наглядись, пока лежит. На ноги встанет, только ты его и видела! Опять куда-нибудь умчится!

– А вы откуда знаете?

– По глазам вижу. У шалых мужиков в глазах бесенята заводятся. Они ему покоя не дают, а все толкают: иди куда-нибудь, иди!

– Напридумывал! – довольно улыбается Толян. – Я и дома люблю посидеть!

– Не без этого, – соглашается Михалыч. – Иначе от кого бы твоей жене троих сынов нарожать? Они все твои?

– Все мои, – скрывая улыбку, кивает Толян и любовно смотрит на Евгению, как будто она и вправду родила ему троих сыновей.

– И это правильно, что ты ее любишь. Женщина она славная. За тобой вишь как ухаживает!.. Надо же, троих родила, а фигура – как у девушки!

Евгения прыскает и склоняется к тумбочке. Друзья-товарищи столько всего нанесли – дверка не закрывается. А Михалыч продолжает:

– Я-то через полчасика домой пойду, а вы спокойно сможете отдохнуть. От этих посещений, должно быть, голова кругом идет!

Михалыч открывает свою тумбочку и что-то складывает в матерчатую сумку. Никогда он не идет домой с пустыми руками. Правда, что он носит, для его соседей по палате загадка.

– А теперь… – начинает Толян, когда Михалыч, попрощавшись с ними, уходит.

– А теперь, – перебивает его Евгения, – ты мне расскажешь, что на самом деле произошло у тебя с Зубенко и как вы оба одновременно оказались на этом шоссе!

– Ты догадалась? – бормочет он.

– Грош была бы мне цена, если бы не догадалась! – сердится она.

– Клянусь, я его не убивал!

– А тебя в этом кто-то подозревает?

– Не знаю, когда ты спросила меня об аварии, в твоих глазах была такая тревога!

– Тоже мне, живой рентген! Еще бы не тревога! Ты чуть не погиб!.. Ведь это Зубенко выскочил на твою полосу, а не наоборот. Я только хочу знать: зачем ты поехал на встречу с ним?

– Это была бы наша вторая встреча. А первая… Я ее сам организовал. Подкараулил, когда он выходил из своего УВД. Подождал, пока отойдет подальше. Подкатил тачку к тротуару.

« Садитесь, господин майор!

Он ничего не заподозрил. Только помялся: мол, машину надо забрать из гаража.

– Я привезу тебя через двадцать минут на это же самое место, – говорю, – у меня дело-то пустяковое. Удели время старому товарищу.

Отвез его неподалеку, в один тихий переулочек. Остановил машину. Он посмеялся.

– Видно, дело все же не пустяковое! Впервые вижу Аристова таким строго-деловым, без шуток, без подначек!

Я подождал, пока он успокоится.

– Женю Лопухину ты, надеюсь, знаешь? Он захохотал.

– Я даже знаю, что ты давно на нее глаз положил! Неужели она влипла во что-то противозаконное?

– В противозаконное ты влип! Но меня в отличие от других не волнует, мучают тебя угрызения совести или нет, приходит ли к тебе Маша в ночных кошмарах. А волнует, как ты правильно понял, Лопухина, на которую я глаз положил! Не дай Бог, Сергей, с ней что-нибудь случится!

– Ты этого не переживешь?

– Сначала ты этого не переживешь! Я лично позабочусь, чтобы такая тварь, как ты, больше небо не коптила!

– Круто берешь!

– Не волнуйся, я осилю!»…

На том мы и расстались. А через два дня он позвонил мне на фирму и предложил встретиться. На том самом шоссе. Я согласился. Для встречи оно было удобным – малооживленное, со всех сторон просматриваемое…

– Какое непростительное легкомыслие, Аристов! – Евгения так разнервничалась, что вскочила и теперь мечется по палате. – Он, видите ли, договорился о встрече! С кем? С убийцей, которому уже нечего терять!