Марьяна Романова - Замуж за «аристократа»

«…Александр Дашкевич жил в просторной четырехкомнатной квартире на Якиманке. Наверное, сейчас его жилье не произвело бы на меня должного впечатления, но по советским меркам это был настоящий дворец.

Мебель из красного дерева, хрустальная люстра таких невероятных размеров, что вполне могла бы украсить Большой театр. В его квартире было много необычных вещей – я никогда такого не видела. Черный кожаный диван. Низенький журнальный столик со стеклянной поверхностью. Напольная японская ваза, расписанная картинками из жизни самураев и гейш. Радиотелефон – как у героев иностранного фильма!

– Что оробела, красавица моя? – насмешливо спросил он. Хотя я прекрасно видела, что ему приятно мое восхищенное смущение. – Кажется, у меня есть красное вино. Я привез его из Ялты – ездил туда на съемки.

– Ох и здорово там было, наверное! – вырвалось у меня. – На море, да еще и вместе с киногруппой…

– Я и тебя как-нибудь с собою возьму, – улыбнулся он, – это не последний мой выезд. Ты хотела бы поехать со мной?

– Конечно, – пожалуй, слишком быстро ответила я.

Я не могла поверить своему счастью. Александр Дашкевич пригласил меня съездить с ним на море! Мы вместе – известный актер и обычная студентка – строим планы на будущее. Нас ждет общее будущее!

– Ну так как насчет вина?

– Наверное, я и так много выпила, – засомневалась я.

– Тогда кофе, – покладисто согласился он. – У меня есть швейцарский шоколад. Горький. Любишь такой?

– Ни разу не пробовала, – честно призналась я.

– Ладно, принцесса. Иди пока отмывай свою кофточку. А я сварю кофе. Ванную найдешь?

…Ванную я нашла. Правда, я вовсе не была уверена в том, что эта белоснежная комната, напоминающая отсек космического корабля, и есть ванная. Разве могла советская студентка знать о том, что такое джакузи или биде? Я неуверенно повернула металлический кран. Вода отчего-то пошла снизу – она пузырилась на дне ванной, тонкими струйками билась о причудливо-овальные стенки. Чудеса какие-то, недоумевала я, расстегивая пиджак.

Дверь приоткрылась, в ванную заглянул Александр. В руках он держал расписной поднос с миниатюрными дымящимися чашками и огромной плиткой шоколада в нарядной золотистой обертке.

– Кофе заказывали? – он услужливо поклонился. – Что, у тебя идет активная борьба с кранами? Постой, я тебе помогу.

Он поставил поднос на причудливый мраморный столик и одним незаметным движением включил воду.

– Ну что, красавица? Смывай свой гуталин, и буду кормить тебя шоколадом.

Я обернулась к нему, инстинктивно скрестив руки на груди. Я хотела, как и положено приличной девушке, запротестовать, но, встретившись с ним взглядом, вдруг поняла, что бессмысленно все это. Знаете, когда на тебя так смотрят, ни к чему притворяться и играть. Под таким взглядом хочешь или нет, а начинаешь плавиться, как эскимо на солнцепеке.

Кто первый сделал шаг навстречу? Возможно, я. Неопытная девчонка, принципиальная отличница, молоденькая девственница, я впилась в его полные губы, словно они были единственным источником жизни. Его руки опустились на мои перемазанные гуталином плечи, и под этой приятной теплой тяжестью мои колени предательски ослабли, я сползла на кафельный пол, увлекая его за собой.

Мы катались по полу, как борцы на ринге. Довольно, я больше не хотела быть девственницей, я хотела быть шлюхой – с порочным взглядом покрасневших от бессонницы глаз, с искусанными распухшими губами, с истерзанным, сладко ноющим телом.

– А ты девочка что надо, – одобрительно прошептал он, взглянув на меня с некоторым удивлением.

Мне было все равно, что он обо мне подумает.

Кафельный пол был холодным, моя голова неудобно упиралась в стиральную машинку, а застежка лифчика больно царапала лопатку – все это я осознала потом, когда тысячу раз мысленно прокручивала эту сцену.

Он не спешил – он целовал мой живот, и облизывал тонкую кожу под коленками, и щекотно посасывал пальчики на ногах. Я не почувствовала ни боли, ни испуга, когда он наконец оказался внутри, я крепко сжала его спину коленями – этот жест казался мне таким естественным, словно я выросла в публичном доме и всю жизнь только и делала, что наблюдала, как люди занимаются любовью.

В какой-то момент я посмотрела на него и увидела, что глаза его закрыты. А выражение его лица показалось мне настолько забавным, что возбуждение мгновенно сменилось нежностью. Сашин лоб пересекали напряженные складки, губы были упрямо сжаты – словно он не женщину любил, а пытался решить сложное логарифмическое уравнение.

Внезапно он открыл глаза и рассеянно улыбнулся.

– Что случилось, девочка? – спросил он. – Что тебя так рассмешило?

– Меня?

– Почему ты смотришь на меня и улыбаешься?

Я ничего не ответила, хотя прекрасно знала почему. Догадывалась об этом и раньше – а теперь могла бы поклясться, что не ошиблась.

Просто я влюбилась. Окончательно и бесповоротно…»

Платье было безукоризненно выглажено, чистые блестящие волосы гладко уложены, лицо припудрено, губы обведены нежно-розовым косметическим карандашиком. Шура Савенич чувствовала себя глубоко несчастной и даже несколько сконфуженной – как монашка, которую неожиданно застукали в тот момент, когда она примеряла красное кружевное белье. Мучительно хотелось привычно взлохматить челку, хотелось плюхнуться на стул и удобно расставить ноги, хотелось схватить с фуршетного стола огромный бутерброд с ветчиной и жадно впиться в него зубами, совершенно не волнуясь о том, что сотрется помада с губ.

– Шурик! Выглядишь великолепно! В этом длинном платье ты похожа на голливудскую звезду! – Дианка жеманно улыбнулась и поцеловала подружку на европейский манер в обе щечки.

– Зато ты похожа на простуженную ворону, – пробормотала Шура, удивленно ее разглядывая. – Что ты с собой сделала?

Они не виделись всего неделю. Конечно, Диана, как и любая манекенщица, любила кардинально менять имидж. То она роковая леди-вамп, то невинная нимфетка в розовом сарафане или холодно-роскошная гламурная дива. В прошлый раз Диана была загорелой кудрявой блондинкой и в целом выглядела неплохо, хоть и смотрелась клоном конфетно-пошлой Барби. Сегодня же ее волосы были выкрашены в темно-каштановый цвет, тут и там виднелись ярко-красные рваные прядки. Прическа напоминала взъерошенный стог сена – и она еще смеет обвинять Шуру в неаккуратности!

– Здорово, да? – самодовольно ухмыльнулась Диана. – Я участвовала в парикмахерском шоу. Меня стригли прямо на сцене. Ты не поверишь – битым стеклом. Это какая-то новая жутко модная технология.

– Это многое объясняет, – съехидничала Шура, – но неужели тебе не было жалко волос? Сначала отрастила гриву, а потом так коротко обрезала!

– Балда, это же были не мои волосы, а наращенные!

– Как?

– Просто. К кончикам своих волос крошечными узелочками привязываются чужие, длинные. Потом узелочки как бы приваривают. И все. Можно мыть, причесываться. Даже стричься. Полгода держатся.

– А куда делся загар? Не мог же смыться так быстро? В прошлый раз ты выглядела так, точно только что с Канар вернулась. А сейчас бледная, как Дракула.

– Это был не настоящий загар, дурочка, – снисходительно улыбнулась Диана. – Автозагар. Все очень просто. Мажешься специальным кремом, и через два часа ты мулатка.

Шуру невольно передернуло. Загар из тюбика, волосы чужие. Еще у Дианы были накладные ногти – алые, остро выпиленные, такой невероятной длины, что при желании на них можно было бы смело готовить курицу-гриль. И упругий силиконовый бюст. Дианка сделала операцию еще пять лет назад, в закрытой парижской клинике. И зубы. Безупречно-белые, крупные, гладкие, похожие на жемчужины фарфоровые зубы от модного немецкого протезиста.

Да, мужчины, конечно, намного честнее женщин. Мужчина – он весь как на ладони. Вот его небритая физиономия с фиолетовыми мешками под сонными глазами (а что? смотрел вчера футбол до половины второго ночи, нельзя, что ли?), кругленький пивной животик (а покажите мне того, кто не любит пива!), заскорузлые ладони, волосатая спина… И иное дело – женщина. В приглушенном свете ночных фонарей она смотрится настоящей принцессой из детской сказки – мягкие волосы золотистыми волнами ниспадают на приятно круглые плечи, талия тонкая, ноги длинные – ну просто само совершенство, Клаудиа Шиффер отдыхает! А утром женщина превращается в Золушку. Вдруг выясняется, что тонкая талия – это не более чем модный корсет на китовом усе, длинные ноги – километровые каблуки…

– Ладно, тебе уже пора в гримерку, – распорядилась Диана, – там «вешалки» все ждут. Первой красишь Лизку. Лиза – это наша прима. Звезда, можно сказать. У нее первый выход. Хотя между нами… – Диана скривилась и, понизив голос, добавила: – Там и посмотреть-то не на что. И ноги у нее кривые.

Закулисье показа мод – это дурдом, бедлам, кавардак. В крошечной гримерке толпятся десятки людей – и все колоритны, как герои французской комедии.

Полуголые манекенщицы – небрежно заколотые на затылке волосы, блестящие от крема лица. Несколько невесть откуда взявшихся фотографов (прессу за кулисы не пускали) с массивными камерами и осветительными приборами, которые отчего-то уверены, что все здесь устроено только для того, чтобы им было удобно работать. Фотографы деловито покрикивали на манекенщиц, уверенно расталкивали всех локтями, один из них даже принялся передвигать мебель.

Стилисты, дизайнеры. И все кричат, ссорятся, матерятся.

На одном из высоких крутящихся стульчиков восседала… собака – миниатюрный йоркширский терьер. Вероятно, бедную псину приволокла какая-нибудь манекенщица. На длинной рыжей челке собачки красовалась изящная заколка с крупным, тускло поблескивающим камнем. «Неужели настоящий бриллиант?!» – подумала Шура, машинально поглаживая собачку.

Не исключено, что она была права – в последнее время йоркширские терьеры вошли в моду. Их было принято носить с собой. Они считались неким дополнительным атрибутом богатства и светскости, что-то вроде одушевленной дизайнерской сумочки.

– Не переживай, малыш, – подбодрила дрожащего терьера Шура, – прорвемся!

Одна из манекенщиц – долговязая брюнетка с густой челкой, достающей почти до носа, – сидела на полу в самом углу и машинально красила ногти на ногах в ярко-красный вампирский цвет. Другая – вполне миловидная блондиночка – брила перед зеркалом подмышки; встретившись взглядом с Шурой, она ничуть не смутилась и даже доброжелательно заулыбалась. «Заподиумный» мир – не место для скромных.

Шура с трудом нашла единственный свободный столик, прикатила к нему крутящееся кресло и распахнула свой саквояж. Все, рабочее место визажиста готово. Девушки будут подходить к ней по одной, и Шура станет терпеливо разукрашивать запрокинутые вверх лица, стараясь, чтобы они получились похожими друг на друга. Главное – не зазеваться и не отойти от столика, предварительно не сложив косметику обратно в чемодан. Многие «вешалки» страдают клептоманией, почти после каждого показа Шура недосчитывалась одного-двух тюбиков с дорогим кремом «Ланком», или лака для ногтей, или изящного косметического карандашика.

На показе мод у стилиста своя специфика работы. Если модель, которую снимают для журнала, должна выглядеть особенной, то манекенщицы, рекламирующие одежду на подиуме, в идеале должны выглядеть однояйцевыми близнецами. Потому что журнальная модель – это персона, личность. А подиумная – нечто вроде одушевленной вешалки, которая ни в коем случае не должна отвлекать внимание зрителей от одежды.

Прима показа Лиза оказалась прехорошенькой блондинкой с кротким, каким-то овечьим взглядом и нежным тихим голосом. Чем-то она неуловимо напоминала легендарную принцессу Диану – та же пепельная челка до бровей, та же мягкая улыбка. Вечер был жарким, и большинство манекенщиц оделись так, словно они собирались принять участие в конкурсе «Мисс Мокрая Майка» на центральном городском пляже. Обтягивающие вечерние топики, полупрозрачные мини-юбки. Лиза же предпочла длинные льняные брюки свободного покроя и приталенную белую блузу от Ямамото. Она выглядела одновременно нарядно и интеллигентно, и Шура отчего-то сразу прониклась к ней доверием…

– Мне можно поменьше румян класть? – вежливо попросила Лиза. – Мне не идет, когда много косметики на лице.

В тот момент, когда Шура докрашивала ей ресницы, у девушки зазвонил мобильный телефон. Она поднесла дорогую телефонную трубку к миниатюрному розовому уху, помолчала пару минут, затем заворковала своим нежным полудетским голоском:

– Честно говоря, Тань, меня от него саму уже тошнит. Прикинь, у него даже колени волосатые, мрак! Я перед сном стараюсь его напоить, чтобы можно было отделаться легким минетом.

Шура чуть щеточку из рук не выронила. Было как-то неестественно слышать, как Лиза произносит такое своим голоском-колокольчиком. Нет, Шура не была ханжой. Вот если бы Дианка, томная прожженная Дианка, сказала бы такое своим прокуренным басом, она бы ничуть не удивилась – рассмеялась бы даже. Но Лиза эта… Как матерящаяся Мадонна, честное слово.