Марьяна Романова - Замуж за «аристократа»

– Нет, – довольно резко ответил он, – не помню. Вы по какому вопросу?

– Мы познакомились в Доме кино, – растерялась девушка, – я была с Александром Дашкевичем. Вы еще сказали, что из меня могла бы получиться актриса. Не помните?

Федор раздраженно фыркнул. Все ясно. Саша Дашкевич был его лучшим другом, они были знакомы еще со студенческих лет. И уже тогда всем окружающим было понятно: Дашкевич непременно прославится. Это был беспроигрышный вариант. Мало того что Сашкин отец занимал не последнюю должность в Союзе кинематографистов, сам Дашкевич был актер на все сто. Красивый (пожалуй, черты его лица были слегка мелковаты, но камера преображала их самым волшебным образом), талантливый, Сашка был замечательным другом – отзывчивым и веселым. Сам предложил свою кандидатуру на главную роль в первом Федином фильме. Федор был молодым и неизвестным, при других обстоятельствах ему ни за что бы не заполучить актера такого ранга, как Дашкевич. А Сашке ради этого фильма пришлось отказаться от выгодного контракта с французами. Вот какой он был друг.

Но Александр Дашкевича имел, с Фединой точки зрения, один-единственный недостаток – уж очень он был падким на слабый пол. Вокруг него постоянно, с юности, роились влюбленные барышни – разного возраста, сложения и степени привлекательности. Уже в конце первого курса за Сашей укрепилась стойкая репутация донжуана. Сначала в его постели перебывали все самые хорошенькие вгиковские барышни. Потом – все остальные. А позже по институту пронеслась шокирующая сплетня – преподавательница вокала Ираида Анатольевна с жидким пучком седоватых волос на затылке сделала аборт от студента второго курса Александра Дашкевича!

Это все творилось, когда он был никому не известным студентом, когда у него не было ничего, кроме смазливой физиономии. А что началось, когда он прославился! Количество его женщин (а также их качество) удвоилось, если не утроилось. Пресса осторожно приписывала ему романы со всеми хорошенькими и более-менее знаменитыми актрисами. Однако на самом деле Александру больше нравились совсем молоденькие неопытные девочки, в обществе которых он чувствовал себя всемогущим королем.

Это казалось Федору странным, подобные предпочтения обычно свойственны не слишком уверенным в себе мужчинам. Тем, что могут выглядеть мужественными только на фоне смущенных нимфеток, раболепно заглядывающих в рот. А Александр… Где он только их не находил! В основном все они были студентками театральных вузов, которые надеялись не только на сумасшедший роман с одним из самых красивых мужчин России, но и на то, что этот самый мужчина поспособствует их карьерному взлету. И Дашкевичу нравилось, что они считали его таким всемогущим. И тут он призывал на помощь Федю.

– Это мой лучший друг, кинорежиссер Федор Мордашкин, – говорил он зачарованным девушкам, – он снимет вас в кино.

И влюбленные дурехи верили! А потом долго названивали Феде. Некоторых из них он приглашал на кастинги, некоторых даже задействовал в массовке, предварительно закрутив с ними роман. И теперь ему звонила очередная девочка, а Федя ничего не мог с этим поделать. Не упрекать же Сашку из-за такой ерунды…

Самое интересное – он вообще не помнил ее. Он и Сашку-то смутно запомнил в тот вечер: Дашкевич подошел к нему, когда Федя успел опустошить несколько графинов вина и кое-чего покрепче.

– Так вы меня помните? – настаивала она. – У вас не найдется для меня роли?

– Сейчас ничего подходящего нет, – он старался говорить сухо, надеясь, что очередная Сашкина пассия все правильно поймет. – Девушка, позвоните мне ближе к Новому году. Или даже лучше где-нибудь в феврале – начале марта. Тогда, может быть…

– В начале марта… – скисла она. – Хорошо. Обязательно позвоню.

– Вот и чудненько. Тогда до свидания.

– Да… Извините, Федор. А вы не знаете, Александра… Саши сейчас нет в Москве?

– С чего вы взяли? Он в Москве.

– В больнице? – Ему показалось, что в ее голосе звучит некоторая надежда.

– Да бог с вами, девушка! Почему вы думаете, что он в больнице?

– Он не звонит, – простодушно объяснила она.

Федор начал злиться. Что же за день такой сегодня? И Степка его подставил, и Саша тоже. Ну и настырная девица. Не понимает, что ли, что человек занят?

Он искоса посмотрел в глубь павильона, где пышнотелую Леночку судорожно готовили к съемкам. Видимо, его хамство произвело на «иностранку» неизгладимое впечатление – она не удержалась и пустила слезу. И теперь вокруг нее суетилась расстроенная гримерша, вооруженная миллионом кисточек.

– Федя, долго там еще? – окликнул оператор, который хотел, чтобы Федор лично посмотрел на Лену сквозь объектив. Глазами Федор спросил у него: мол, ну как? Оператор презрительно скривился и красноречиво повернул вниз большой палец руки.

Так он и знал. Где были Степкины глаза?! Этой Леночке доярок бы играть, а не иностранок. А тут еще и сентиментальная обожательница Дашкевича.

– Девушка, если он не звонит, значит, у него нет времени. Между прочим, его девушка собирается поступать в аспирантуру, и он ей помогает готовиться.

Про девушку он, конечно, загнул. Во-первых, не было у Сашки никакой постоянной девушки. Во-вторых, девицы, которые ему нравились, ничего общего с аспирантурой не имели. Сашка предпочитал смазливеньких пустышек.

– У него есть девушка? – Голос невидимой собеседницы оставался спокойным, но из него как-то разом ушли все краски. – Я не знала.

– Это скрывается по вполне понятным причинам.

На секунду, только на секунду, ему стало ее жаль. Зачем он соврал про какую-то девушку? Настроение вот человеку испортил. С другой стороны, она сама во всем виновата. Надо же быть такой дурой, чтобы поверить Дашкевичу. Может быть, даже хорошо, что он так ей сказал. Теперь она, скорее всего, обидится и больше никогда по этому номеру не позвонит.

Но она не обиделась.

– Скажите, Федор, а вы уверены, что для меня ничего не найдется? Не думайте, я все понимаю. Наверняка Саша всех своих девушек знакомит с вами для того, чтобы… просто чтобы это выглядело красиво, как в романе. Чтобы произвести впечатление…

«Надо же – до девочки наконец дошло! – подумал он. – Потрясающая проницательность!»

– Но я могу вам и понравиться. И потом, мне же нужна совсем маленькая ролька, хоть без слов, хоть в массовке. Мне даже денег никаких не надо платить.

– И зачем вам так нужна эта роль? – с раздраженным вздохом спросил он, приготовившись уже услышать в ответ что-то вроде: «Всю жизнь знала, что мне суждено стать великой актрисой!»

– Скажите, вы ведь не можете дать мне домашний телефон Александра? – вдруг спросила она.

– Разумеется, нет.

– Ну вот. А мне непременно надо с ним поговорить, понимаете? Если я буду работать на «Мосфильме», то шанс есть. А если буду жить, как и раньше жила, закончу университет и стану наконец физиком-теоретиком, то шанса нет, – спокойно объяснила она.

От такого поворота Федор даже растерялся немного. Черт знает что происходит! Физик-теоретик с голосом пятнадцатилетней барышни, который вдруг задумал стать актрисой! Где Сашка вообще их берет? Физиков этих теоретиков?

– Федор, послушайте, – ее голос вновь ожил, – вижу, вы придумываете предлог, чтобы вежливо отказать. Давайте сделаем вот как. Я прочитаю вам стихотворение. Если вам не понравится, мы попрощаемся. И я больше никогда не буду звонить. Ладно?

Неожиданно он развеселился. А девчонка-то эта – неплохой манипулятор. Стихотворение она прочитает! И так вопрос поставила, что и отказать теперь невозможно. Интересно, какое она выберет? В таком-то состоянии? Не иначе что-нибудь сопливое. Цветаеву, например. Все девчонки обожают Цветаеву.

Но она выбрала Самойлова:

Когда настанет расставаться,

Тогда спадает мишура.

Аленушка, запомни братца,

Прощай, ни пуха ни пера.

Федор любил это стихотворение. Оно было таким лаконичным, типично мужским. Странный выбор для девушки из контингента Сашиных поклонниц.

Самое поразительное – девчонка сразу взяла верный тон. Несмотря на то что актерскому мастерству ее явно никто не обучал. Ее голос был необыкновенно мелодичным, почти до равнодушия спокойным, с легким оттенком тихой горечи. Никакой истерики. Никаких придыханий. Никакого пафоса. Именно так и надо читать Самойлова – чтобы слова пробирали до костей.

Интересно, как она выглядит? Судя по всему, молодая совсем. Наверняка тоненькая. У девушки с таким голосом не может не быть осиной талии. И скорее всего, у нее карие глаза. Он вновь попытался ее вспомнить, но так и не смог. То ли и правда выпил тогда лишнего, то ли привык игнорировать девочек Дашкевича…

– Ну что?

Оказывается, она уже закончила.

– Девушка… забыл, как вас зовут?

– Екатерина Лаврова. Можно просто Катя.

– Катя, знаете, как мы сделаем? Приходите ко мне на «Мосфильм». Я на вас посмотрю, мы поговорим. А то вдруг у вас горб и косые глаза? Завтра с утра успеете?

– Конечно!

– Я закажу вам пропуск.

«Может быть, она мне и правда понравится», – подумал Федор, повесив трубку.

Так оно и получилось. Я не просто понравилась ему – я перевернула его жизнь.

В одном только он ошибся – глаза у меня не карие, а темно-серые, как талая вода…»

На блондинке было такое миниатюрное платье, что ее тяжелая загорелая грудь то и дело норовила выпрыгнуть из глубокого декольте – в таких случаях девушка с кокетливым хохотком запихивала ее обратно.

Блондинка была хороша – хороша настолько, что ее вполне можно было бы считать произведением искусства. Мужчины только рот в изумлении раскрывали, едва завидев эту девушку, и долго еще оборачивались ей вслед. Даже гаишники никогда ее не штрафовали, несмотря на то что красотка так и норовила поглумиться над правилами дорожного движения. Разумеется, обладательницу столь незаурядных внешних данных не могли звать просто Дашей или Таней – своим собеседникам она представлялась как Камилла.

Должно быть, единственным мужчиной, не упавшим в глубокий обморок от ее лучезарной красоты, был татуировщик Егор Орлов. Может быть, именно поэтому Камилла прочно вбила в свою тщательно причесанную белокурую голову, что она влюблена в Егора. Они познакомились несколько лет назад на какой-то презентации – кажется, от скуки он угостил ее шампанским.

В этот раз они сидели в уютной нише малоизвестного итальянского ресторанчика и весело поедали пасту с грибным соусом. Камилла, как всегда, легкомысленно щебетала о своей карьере. Егор верил не всему: он знал, что девушка очень хочет произвести на него впечатление.

– Знаешь, я тут познакомилась с одним продюсером, – Камилла многозначительно улыбнулась, – он считает, что мне надо записать свой альбом.

– У тебя же ни слуха, ни голоса, – поддел ее Егор.

Но Камилла не обиделась:

– А это и неважно. Главное, чтобы был продюсер. В общем, он познакомил меня с одним поэтом-песенником. И сейчас тот пишет песню специально для меня. Говорит, что получится хит.

– Продюсер, поэт… Ты с ними спала?

Камилла вспыхнула:

– Конечно, нет!

«Конечно, спала! – подумал Егор. – Камилла, Камилла… Грудь пятого размера, а интеллект как у морской свинки». Егор всегда относился к ней снисходительно-любя, как к дурашливой младшей сестренке. Он знал, что Камилла долго и безнадежно мечтала стать звездой. Она вполне могла бы работать моделью (Камилла несколько раз позировала «Плейбою»), но вот парадокс: подиумная карьера ее не манила, она мечтала стать певицей, на худой конец – киноактрисой. И имела для этого все данные – Камилла была стопроцентно красива и, видит бог, не менее талантлива, чем половина девиц, пробивающихся наверх. Но ей не везло. Отчаянно не везло.

А может быть, она просто неправильно себя вела. Кто-то вбил в ее хорошенькую головку простую циничную мысль: карьера в шоу-бизнесе делается только через постель. Наверное, отчасти так оно и есть. Но Камилла восприняла этот постулат слишком буквально. Она спала со всеми, кто имел хоть какое-то отношение к эстраде или сцене, даже с помощниками звукорежиссеров…

– А ты ревнуешь? – кокетливо заулыбалась она.

«И не надейся», – подумал Егор, а вслух произнес:

– Конечно, ревную.

– Бедненький ты мой, – она нежно провела прохладной ладошкой по его щеке, – ну что, сегодня поедем к тебе или ко мне? Кстати, – вспомнила она как бы невзначай, – у меня в холодильнике, кажется, остался твой любимый абрикосовый пирог. Я для гостей его готовила, а те не доели.

«Ха, как же, готовила для гостей!» – Егор улыбнулся. Да Камилла сроду ничего не готовила для гостей – ну разве что разогревала в духовке магазинную пиццу. И вообще хозяйка она была никакая. И ничуть этого не стеснялась: на ее холодильнике красовалась огромная наклейка с английской надписью: «Я целуюсь лучше, чем готовлю!» Егор мог бы на миллион долларов поспорить, что пирог был заботливо испечен специально для него.