Элизабет Блэквелл - Замуж за принца

Во взгляде Маркуса было столько надежды и светилась такая преданность мне, что у меня оборвалось сердце. Я не могла думать ни о чем, кроме своей работы с Флорой. Мне еще столько всего предстояло узнать. И Роза была еще такой маленькой. Она так нуждалась в моем ободрении, когда ей снились кошмары. Не сейчас, — думала я. — Еще слишком рано.

—  Так... ты выйдешь за меня замуж? — с сияющим лицом спросил он.

— Да, — ответила я. — И повторила еще решительнее: — Да.

Я не могла продолжать этот разговор, не рискуя раскрыть ему правду о своих противоречивых чувствах. Я встала и потянулась к Маркусу. Взявшись за руки, мы подошли к пруду. Он сдернул с себя рубашку и принялся плескать воду себе на лицо и грудь. Вскоре мы уже играли, обливая друг друга, как маленькие дети. Постепенно наш смех стих, и мое сердце бешено забилось, когда Маркус прижал свои прохладные мокрые ладони к моим щекам. Он выглядел таким сумасбродно и бесконечно счастливым. Я провела руками по его предплечьям, затем плечам, наслаждаясь массивностью мышц под гладкой кожей.

— Я не разбрасываюсь своей любовью, — произнес он и с глубоким вздохом обвел пальцем вырез моего платья. — Ноя отдал ее тебе. Она твоя, Элиза. Навсегда.

Я ощутила, как его руки скользнули мне на спину. Стоило ему уловить мое согласие, и его пальцы расплели бы шнуровку и опустили бы ткань с моих плеч. Моя обнаженная кожа могла бы прижаться к его коже, и при мысли об этом все мое тело сладостно заныло. Проще всего было бы уступить этим желаниям, ведь теперь мы были помолвлены! Но полностью открыться Маркусу означало бы подтвердить наш брак так, как этого не сделали мои слова. Осторожный внутренний голос подсказывал мне, чтобы я не спешила. Я ласково потянула Маркуса вниз, и вот мы уже стоим на коленях в воде, прижавшись бедрами друг к другу. Мы целовались, забыв обо всем на свете, ощущая только вкус и прикосновения друг друга. Когда мы разомкнули губы, чтобы сделать вдох, он провел губами по изгибу моего плеча, шепча признания, в которых так долго себе отказывал. Я ощутила, как его рука осторожно скользнула под мою насквозь промокшую юбку и двинулась вверх по бедру. Я задрожала от наслаждения, но одновременно это прикосновение показалось мне предостережением. Если бы я позволила Маркусу подобные наслаждения, обратного пути уже бы не было.

Я обернулась и увидела, что солнце клонится к закату, почти завершив свой дневной путь по небосводу.

—  Королева ожидает моего возвращения, — поспешно произнесла я, поднимаясь и принимаясь выкручивать воду из подола платья. — Я совсем потеряла счет времени.

— И неудивительно.

Маркус наблюдал за мной ласково и как будто забавляясь. Мой страстный отклик что-то в нем высвободил, и он улыбался с такой непринужденной уверенностью в себе, которой я раньше в нем не замечала. Он любит меня. — Внезапно я увидела это с предельной ясностью. — Он меня по-настоящему любит. И мысль о такой сильной привязанности меня до глубины души взволновала и испугала.

На обратном пути мы снова шли по улицам Сент-Элсипа, по которым вместе гуляли столько раз, и мне казалось, что отчаянное желание, пробужденное во мне Маркусом, мне пригрезилось. Мы были обручены, но в нас как будто ничего не изменилось. Разве не должна я ощущать происшедшую с нами перемену?

—  Я хотел попросить благословения у твоей семьи, — говорил Маркус, — но поскольку твои родители умерли, я не знал, к кому обратиться. Может, к твоим тете и дяде? Или позволение на брак сначала должна дать королева?

Поскольку я больше никогда не собиралась встречаться с отцом, я позволила Маркусу считать, что он тоже умер от чумы. На мгновение меня потрясла собственная ложь. Как могла я заключить священные узы брака, если я так много утаила от своего будущего супруга?

—  Королева знает о нашей дружбе, — ответила я. — Она не будет возражать против нашей свадьбы.

Или будет? Я была свободной женщиной, и никто не мог запретить мне выбирать мужа по собственному усмотрению. Но я подозревала, что она не одобряет Маркуса, и эта мысль беспокоила меня также сильно, как если бы она была моей собственной мамой. Когда я вернулась в покои королевы, она тут же заметила мою промокшую юбку и засыпала меня шутливыми вопросами. Я поспешно переоделась в чистое сухое платье, одновременно подбирая правильные слова, чтобы поделиться с королевой своей новостью. В конце концов я просто сказала ей, что Маркус попросил моей руки и я ответила согласием.

— О, Элиза, — с улыбкой произнесла она.

Она меня обняла, а я чуть не разрыдалась, зная, что она напускает на себя счастливый вид только ради меня.

—  А теперь ты должна рассказать мне все, все, все, — с деланной веселостью продолжала она. — Вы уже назначили дату?

—  Мы сможем пожениться только в конце года, когда у него закончится период ученичества, — ответила я.

Как легко далась мне эта ложь! Я сказала себе, что мне всего лишь необходимо время. Чуть больше времени, чтобы понять, как выйти замуж за Маркуса, не утратив всего того, что мне удалось достичь.

—  Должна признаться, при мысли о том, что ты уйдешь, у меня разрывается сердце, — произнесла королева. — Бедняжка Роза, она будет безутешна.

Затем она медленно и ласково объяснила мне последствия моего выбора. Став женой башмачника, я уже не смогу общаться с Розой. Горожанкам моего статуса доступ в королевские покои был закрыт. Также они не могли свободно разговаривать с людьми благородного происхождения или гулять по саду с Флорой. Восхищаясь задушевными глазами Маркуса, я не осознавала, насколько низко его положение в обществе относительно королевы и всех придворных. Готова ли я пожертвовать всем ради возможности выйти замуж за любимого мужчину? Этого я не знала.

При мысли о расставании с Розой по моим щекам хлынули слезы.

—  Я не хотела... — заикаясь, бормотала я, — я не хотела причинять ей боль... и вам тоже...

Глаза королевы Ленор излучали сострадание.

—  Ну, ну, не плачь. При дворе талантливые мужчины тоже нужны. Что, если здесь найдется место и для твоего Маркуса?

План королевы был так хорошо продуман, что мне стало ясно — она разработала его уже давно. Мистер Риз, замковый башмачник, всегда нуждался в помощниках, и он с удовольствием принял бы Маркуса в свою команду мастеров. Мы смогли бы жить в замке как муж и жена, а я могла сохранить за собой место служанки королевы Ленор.

—  О, миледи, ваше предложение для Маркуса большая честь. Благодарю вас!

—  Нет, это я должна благодарить тебя за то, что ты учитываешь и мои эгоистические чувства. Я готова сделать все, что угодно, лишь бы ты осталась рядом со мной.

—  Я вас не покину, — выпалила я страстно, как будто принося клятву на верность.

Грусть, подобно весенней дымке окутывавшая королеву Ленор, ненадолго рассеялась, и передо мной появилась женщина, которую я некогда знала, в которой гармонично сочетались внутренняя красота и внешняя безмятежность. На ее плечах лежала такая неподъемная тяжесть вины, не позволяя ей радоваться жизни, что я не имела права заставлять ее страдать еще больше.

Но был один человек, в чьей реакции я не сомневалась. Я знала, что Петра с восторгом выслушает новость о моей помолвке, и вечером я отправилась на ее розыски. Я не видела, чтобы она убирала в Большом Зале после ужина, и никто из тех, кого я расспрашивала в Нижнем Зале, не смог сообщить мне, где ее искать. К тому времени, когда я решила подняться наверх, где спали слуги, уже давно стемнело. Теперь у Петры была личная комната, которую ей предоставили совсем недавно в честь назначения старшей служанкой.

Я осторожно постучала, но ответа не последовало. Толкнув дверь, я увидела Петру, лежавшую на кровати лицом ко мне. Ее глаза блестели в темноте.

— Можно мне войти? — спросила я.

Не услышав отрицательного ответа, я шагнула в комнату, прикрывая ладонью огонек своей свечи.

Мы не разговаривали наедине уже больше недели, и меня шокировала происшедшая с ней перемена. Она лежала совершенно неподвижно, и в каждой черточке ее лица читалось страдание. Холодным, как каменные плиты, которыми был вымощен пол замка, голосом она сообщила мне, что Дориан разорвал помолвку по приказу отца. Ее глаза были пустыми и сухими. Она уже выплакала все слезы. Так она мне сказала.

—  О, Петра, — прошептала я в отчаянии от несчастья подруги. — Мне так жаль.

Я поставила свечу на пол и опустилась на колени, чтобы обнять ее. Она отклонилась назад, не позволяя к себе прикоснуться, и покачала головой.

— Ты, наверное, считаешь меня полной дурой.

— Что ты, конечно, нет.

Несмотря на недоверие к Дориану, но искренне желая счастья Петре, я надеялась на то, что они поженятся.

— Я бы справилась, если бы больше его не видела, — тихо произнесла она. — Мне потребовались бы все мои силы, но я смогла бы выбросить его из головы. Но как я могу его забыть, если мы продолжаем ходить по одним и тем же коридорам? Если я каждый вечер вижу, как он хохочет и шутит с девчонками на кухне?

—  Скоро лето, — откликнулась я. — Он будет уезжать то на охоту, то на турниры. Боль пройдет.

— Ты думаешь?

У меня не было ответа. Она повернулась на бок и уткнулась взглядом в стену.

— Пожалуйста, оставь меня одну, — попросила она.

И снова у меня не хватило мудрости, чтобы понять, что женщины способны вслух требовать одного, а жаждать прямо противоположного. Не в моих силах было исцелить разбитое сердце Петры, но я могла облегчить груз ее одиночества. Вместо этого я шагнула к двери.

—  Я хотела тебе кое-что рассказать, — произнесла я, останавливаясь на пороге. — Я хотела, чтобы ты узнала первой, прежде чем эта новость разлетится по замку. Маркус сделал мне предложение.

—  Я желаю вам всего самого наилучшего, — не моргнув, ответила она.

Ее голос звучал приглушенно, но ровно. Как будто передо мной находилась одна из фрейлин королевы Ленор, любезно излагающая свои пожелания кому-то, с кем она была едва знакома.

Говорить больше было не о чем. Я оставила Петру наедине с ее страданиями и постаралась прогнать предательскую мысль о том, что я оказалась права. К моему нескончаемому стыду, все последующие дни я ее старательно избегала. Я говорила себе, что тем самым щажу ее чувства и ее разбитое сердце. Вряд ли ее обрадовало бы общество только что помолвленной подруги. Но мое поведение объяснялось отнюдь не заботой о Петре. Я старалась держаться от нее подальше, потому что видеть ее боль было просто невыносимо. Но такую же боль мне предстояло однажды причинить мужчине, которого я якобы любила.

Я написала Маркусу, приглашая его прийти в замок, чтобы встретиться с мистером Ризом и узнать о своих перспективах. К моему разочарованию, он встретил меня у ворот не объятиями, а коротким кивком головы.

—  Я не собираюсь подхалимничать перед замковым башмачником, — резко заявил он, и меня встревожила его неожиданная холодность.

Когда мы расставались после нашего последнего свидания, от счастья и любви ко мне у него шла кругом голова. Что же изменилось?

Я настояла на том, чтобы он вошел со мной в замок, и привела его в небольшую комнату за Большим Залом, где мы были практически незаметны для обитателей и гостей замка. Совсем недавно, оказавшись в подобном укромном месте, Маркус воспользовался бы этой возможностью осторожно взять меня за руку и украдкой поцеловать. Сейчас он смотрел на меня с гневом, к которому примешивалась растерянность.

— Как могла ты принять такие условия от моего имени? — возмущенно произнес он.

— Но это большая честь! Это предложение продиктовано любовью королевы ко мне. Ты должен быть благодарен.

— Благодарен за возможность снова поступить к кому-то в ученики? Меня только что приняли в Торговую Гильдию!

— Я уверена, что тебя не сделают учеником, — начала было я, но испуганно умолкла, потому что он яростно затряс головой.

— Ты, кажется, не понимаешь. Тебе не понять, как много значит для нас с отцом то, что у нас есть собственная лавка, что нам удалось чего-то добиться. Мой отец трудился всю жизнь, чтобы у меня уже никогда не было хозяина.

Я была так ослеплена величием придворной жизни, что мне казалось непостижимым то, что кто-то способен от нее отказаться. Как же я была слепа, если не видела, что самодостаточность Маркуса, качество, которое изначально меня к нему привлекло, также станет гарантией того, что он ни за что не последует за мной на королевскую службу. Я не понимала, что небогатый человек способен быть гордым. Маркус всегда был таким добрым и уступчивым, и я не ожидала, что он проявит такое упрямство в самый важный для меня момент. Но он не желал подчиняться чужой воле, даже если это была воля людей, действовавших, как им казалось, из наилучших побуждений.