Эти несколько молчаливых минут я тоже его обнимала. Хотя мы кончили вместе, сплетясь в неистовстве безудержной похоти, неожиданно меня охватила нежность к супругу. Дориан обнаружил трещину в своих доспехах, потребность во мне, о существовании которой я и не подозревала. Возможно, где-то в глубине души он меня даже любил.

Запоздало вспомнив о своих обязанностях, я отстранилась и поспешно одернула платье. Дориан, забавляясь, наблюдал за тем, как я устраняю все следы нашего безумия. Мы вошли в Приемный покой, и я с удивлением увидела в противоположном дверном проеме две человеческие фигуры. Тут же меня охватила паника. Кто они? Что они слышали?

Я нерешительно подошла ближе и увидела, что это Роза и Джоффри. Какие бы звуки ни издавали мы с Дорианом, они их не услышали. Более того, они были так поглощены своей беседой, что вздрогнули при нашем приближении и поспешно отступили друг от друга, увеличивая разделявшее их расстояние. Джоффри был смущен и отводил глаза в сторону, но Роза обратилась ко мне и Дориану как ни в чем не бывало.

— Я показываю нашему гостю гобелены, — произнесла она.

— В таком тусклом освещении это очень затруднительно, — с насмешливой озабоченностью отозвался Дориан.

Я бросила на него предостерегающий взгляд и решительно подтолкнула Розу к двери.

— Завтра будет достаточно времени для осмотра местных достопримечательностей. Пойдемте, сэр. Не годится, чтобы король хватился своего почетного гостя.

Когда мы вошли в Большой Зал, я с облегчением отметила, что наше появление не произвело особенного фурора. Хотя отсутствие Розы и Джоффрри не могло остаться незамеченным, то, что они вернулись в моем обществе, сделало их краткую прогулку за пределы зала вполне невинной. Только я знала, что они оставались наедине и за ними никто не присматривал. Этот промах мог нанести репутации Розы непоправимый урон. Роза и Джоффри воссоединились с королевой, а мы с Дорианом вернулись за свой стол. Супруг по-хозяйски обнял меня за талию.

—  Если бы только они знали, чем ты занималась, — прошептал он и многозначительно засмеялся.

Его дыхание щекотало мне шею, а мои щеки раскраснелись. Я огляделась, чтобы убедиться в том, что слова супруга не услышал никто, кроме меня. Гул разговоров вокруг нас не прервался ни на секунду, но я внезапно ощутила на себе чей-то тяжелый взгляд. В дверях, скрестив на груди руки, замерла высокая фигура. Это был отец Габриэль, и вся его напряженная поза служила немым укором разыгрывающемуся у него на глазах распутству.

Сначала я удивилась, затем встревожилась. Он часто хвастал своим безразличием к мирской суете. Что же он в таком случае сегодня здесь делает? И почему его презрительный взгляд устремлен на меня? Он не мог узнать о нашем свидании на лестнице, и все же я чувствовала, что как в моем поведении, так и в непринужденных, но одновременно властных прикосновениях мужа есть что-то такое, что выдает нас с головой. Извинившись перед Дорианом, я торопливыми шагами подошла к монаху и с самым невинным видом с ним поздоровалась.

—  Не ожидала вас сегодня здесь увидеть, святой отец, — добавила я. — Вы хотели со мной побеседовать?

—  Насколько я понял из болтовни слуг, принцесса Роза во время танцев выставила себя на посмешище, — ответил он и презрительно фыркнул. — Я пришел взглянуть на то, что здесь происходит, и увидел, как вы сопровождаете ее с тайного свидания с послом. Я не думал, что королева или вы поощряете подобную вседозволенность.

—  Розу балует отец, — сухо улыбнувшись, возразила я. — Но я не вижу ничего дурного, что нашего гостя очаровала принцесса. Это даже может способствовать тому, что король Гиратиона встанет на нашу сторону.

Мои доводы не оказали на него ни малейшего воздействия.

— Эту девушку пора выдавать замуж, — с неодобрительно поджатыми губами пробормотал он. — Ей нужна твердая рука.

В его словах не было ничего шокирующего, но меня потрясло прозвучавшее в них бешенство. Он находился при дворе для того, чтобы заботиться о духовных потребностях королевы, а не совать нос в личную жизнь принцессы. Или он использует свое влияние на королеву для того, чтобы вмешиваться в государственные дела? Разумеется, нет, — поспешила упрекнуть себя я. Если бы это было так, я бы это уже заметила. Я и раньше замечала, что благочестивые служители Господа терпеть не могут юных и игривых женщин, и я не могла отрицать того, что порицание отца Габриэля было обоснованным: нам не следовало позволять Розе подобные вольности.

Когда я позже спросила у Розы, что произошло в Приемном покое, она залилась краской и отказалась рассказывать. Подобная скрытность могла объясняться либо стремлением скрыть поступок, способный вызвать мое осуждение, либо разочарованием тем, что Джоффри вел себя чересчур достойно.

На следующее утро Дориан, кипя возмущением, сообщил мне, что Джоффри в самых туманных выражениях заверил нас в поддержке со стороны Гиратиона, но признал, что его король не собирается присылать войска для участия в конфликте на нашей стороне. Король пришел в ярость и обвинил послов в лицемерии и лжи, после чего делегация немедленно покинула замок без обычного в таких случаях официального прощания.

— Помощи нам ждать неоткуда, — прошептал Дориан.

Сэр Уолтур присоединился к нам в общей гостиной. После нескольких часов бесплодных переговоров у него под глазами залегли темные круги, и от изнеможения он был менее суров, чем обычно.

— Гиратион по-прежнему наш союзник, — серьезно произнес он.

—  Мы защищаем право нашего короля на престол. И у соседнего государства должны быть все основания для помощи нам.

—  Следует войти в его положение. Если он пошлет войска сюда, его собственная страна останется почти беззащитной.

— Да пошли они все к черту, — взорвался Дориан.

Сэр Уолтур покачал головой, давая понять, что не одобряет подобной непочтительности сына. Я хранила молчание, потому что никогда не вмешивалась в разговор, когда отец с сыном обсуждали государственные дела. Мнение женщины не могло интересовать ни одного из них.

—  Король Ранолф командует самым сильным войском, которым когда-либо располагали эти края, — продолжал Дориан. — Нам пора показать, на что мы способны.

Сэр Уолтур снова грустно покачал головой. Затем он обернулся ко мне.

—  Я хотел бы кое-что обсудить с тобой, Элиза. Когда сегодня утром люди из Гиратиона покидали замок, я проводил их во двор. Но когда они выезжали в ворота, их предводитель отъехал в сторону, чтобы поговорить с кем-то, кто стоял у стены. Этот человек с головы до ног завернулся в темный плащ, и я бы не придал этой встрече особого значения, если бы в эту секунду ветер не сменил направление, откинув капюшон накидки. Это была Роза. Я мгновенно узнал ее по волосам.

Я удивилась, но не особенно. Мне следовало догадаться, что Роза попытается устроить драматическую прощальную встречу с человеком, которому удалось взбудоражить ее воображение. Я только надеялась, что никто из людей Джоффри не заметил ее опрометчивого поступка.

— Кто-нибудь еще это видел? — спросила я.

—  Не думаю. К счастью. Но полагаю, что мой долг уведомить об этом короля.

—  Нет, прошу вас, не надо, — взмолилась я. — Я сама с ней поговорю.

Сэр Уолтур сидел ссутулившись и по-старчески безжизненно уронив на стол руки.

—  Молодежь никогда не задумывается о последствиях. Как и те, кто рвется в битву. — Он поднял глаза на Дориана. — Когда разойдется слух о том, что подкрепления нам ждать не приходится, войны уже не избежать.

— Я этому даже рад, — вызывающе воскликнул Дориан, заставив меня похолодеть, услышав о таком рвении к кровопролитию.

Как уже отмечал сэр Уолтур, его сын был неудержим, когда речь шла об удовлетворении его желаний, независимо от того, какой ценой он добивался их исполнения. Точно также и Роза отказалась признать свою вину, когда я упрекнула ее в том, что она бегала за Джоффри, как падшая женщина. Когда я попыталась обратиться к ее здравому смыслу, указав ей на то, что она подвергает себя опасности, так близко подходя к воротам замка, она только усмехнулась.

—  Это еще опаснее, чем гулять по Сент-Элсипу? — поинтересовалась принцесса. — Видишь ли, я это уже делала, и ничего плохого со мной не случилось.

— Ты выходила из замка? — в ужасе воскликнула я. — Одна?

—  Никто не станет присматриваться к девушке в простом платье служанки.

Я понимала, что она борется с налагаемыми на нее ограничениями, но даже не предполагала, что она готова на все ради того, чтобы от них избавиться. Я настойчиво попросила ее больше никогда этого не делать, но, даже вырвав у нее обещание, знала, что она все равно его нарушит. Тем не менее я не стала рассказывать об этом ее родителям и не потребовала от ее служанки доносить мне обо всех действиях Розы. Я не сделала ничего, чтобы ее остановить. Прогулки Розы за стены замка подпитывали жизненно важную часть ее души. Если бы я не стала тайно поддерживать ее попытки обрести независимость, я могла бы навеки утратить ее доверие и ее любовь.

* * *

Опасения сэра Уолтура о неизбежности войны оказались пророческими. Не прошло и двух недель после отъезда Джоффри и его людей, как мы получили неутеплительные новости. Мятежники захватили крепость Эмбрисс. некогда принадлежавшую семейству де-Роли, но на протяжении последнего десятилетия бывшую под контролем войск короля. Я находилась во дворе вместе с Дорианом, когда прибыл гонец. Измотанный и насмерть перепуганный солдат так загнал лошадь, что несчастное животное еле переставляло ноги. Дориан крикнул одному из конюхов, чтобы он поскорее забрал коня. Спешившийся всадник оказался совсем юным парнишкой с глазами человека, которому довелось видеть много несчастий.

Дориан буквально дотащил гонца до Зала Заседаний, где спешно собрались король и его советники, включая сэра Уолтура. Хотя мне места там не было, я последовала за ними, держась на почтительном расстоянии. Вместе со мной к Залу потянулись и остальные придворные, ощущавшие важность появления этого нежданного гостя.

Король попросил молодого человека изложить свое сообщение. Я топталась в коридоре и лишь краешком глаза могла разглядеть собравшихся в зале мужчин, зато я отчетливо слышала весь ужасный рассказ юноши. Двумя днями ранее на Эмбрисс было совершено нападение. Парнишка находился на одном из близлежащих холмов и видел, как в крепость через ворота ворвались захватчики, похожие на стаю волков, жаждущих крови. Они действовали быстро и беспощадно. Людей сбрасывали со стен и из башен, а затем все поглотило пламя.

— Ты видел тех, кто напал на крепость? — спросил король.

—  Люди, возглавлявшие отряд, скакали под знаменем де-Роли — три медвежьи головы на желтом поле, — ответил парень. — Один из них ехал на черном коне, самом огромном из всех, которых я когда-либо видел.

— Марл, — еле слышно прошептал король.

Рассказы о старшем брате де-Роли скорее напоминали легенду. Говорили, что он на голову выше всех остальных мужчин и ездит верхом на огромном черном звере, скорее напоминающем быка, чем лошадь. Если нападение совершил Марл, это означало объявление войны.

И все же как могла так хорошо укрепленная крепость пасть так быстро? Позже, когда гонца отпустили, я отвела его в Нижний Зал и позаботилась о том, чтобы его накормили.

—  Ты видел, как всадники скачут к крепости? — спросила я у него.

Мальчик кивнул головой.

—  Как они попали внутрь? Стены наверняка были надежно защищены.

—  С того места, где я стоял, мне не были видны ворота. Но мне показалось, что крики из замка донеслись очень скоро.

Значит, не было ни атаки, ни осады. Ворота Эмбрисса открыл предатель, и это доказывало, что влияние короля на своих подданных заметно ослабело. Дориан и его друзья могли считать себя самыми храбрыми солдатами в стране, но никакое воинское искусство не могло защитить от предательства.

После долгих лет шепотом передаваемых друг другу слухов и смутных угроз король и его люди могли наконец-то открыто готовиться к войне. Командиры начали тренировать солдат на огромном турнирном поле к югу от крепостных стен, и воздух вокруг замка целыми днями гудел от топота копыт. Оружейную до глубокой ночи озаряло пламя кузнечных горнов. Лежа в кровати, я прислушивалась к звону металла. Королева Ленор все свое время посвящала молитвам и не покидала часовни. Отец Габриэль неотлучно находился при ней. Ей предстояло править в отсутствие короля, и я опасалась, что такое бремя окажется для нее чересчур тяжелым. Тем не менее она относилась к предстоящему отъезду супруга с покорностью и смирением, и я, пусть и неохотно, была вынуждена признать, что этим мы обязаны усилиям отца Габриэля. Я была готова простить ему отчужденность по отношению ко мне и всем остальным придворным, если его молитвы вселяли силы в королеву.