Роза медленно кивнула.

— Я не думаю, что она еще раз решится тебя потревожить, — попыталась успокоить я принцессу. — Судя по ее виду, ей осталось недолго.

Я вспомнила, как уже слышала эти слова много лет назад, когда король доставил известие о бегстве Миллисент в Бритнию. Поговаривали, что она удалилась туда, чтобы умереть, но она выжила. Неужели она и здесь задержится и будет жить в замке, вынашивая план сокрушительной мести, мощь которого мы и представить себе не можем? — спрашивала себя я.

Я понимала, что короля придется уведомить о вторжении Миллисент в комнату его дочери, но надеялась, что эту новость удастся утаить от королевы Ленор, которая в последнее время не отходила от раненных на войне солдат. Зажиточные семьи прислали кареты, забравшие их раненых отцов и супругов домой, но судьба воинов незнатного рождения была ужасна. Их снесли в конюшню, где они прижимали к себе окровавленные бинты и кричали в агонии. К тому времени, как в замок приковыляли последние страдальцы, пол конюшни был так устлан людьми, что не видно было даже соломы, на которую их укладывали. Нескольким слугам приказали кормить их горячим супом и по мере возможности ухаживать за их ранами. В остальном раненые были брошены на произвол судьбы, и их страдания никого не волновали.

Несмотря на возражения короля Ранолфа, королева Ленор настояла на посещениях импровизированного госпиталя. Солдат утешал и воодушевлял вид королевы, которая ходила среди них, расспрашивала каждого раненого о его семье и всячески их подбадривала. Она вызвала мистера Гангена и поручила ему улучшить условия, в которых находились раненые: предоставить им набитые соломой тюфяки, горячую воду, чистые одеяла. После этого она потребовала, чтобы ей каждый день сообщали об их состоянии, и собственноручно писала письма, принося соболезнования семьям тех, кто умирал. К сожалению, ей каждый день приходилось тратить на это все больше времени.

— Как много потерь, — сокрушалась она. — Я думала, наш уход ускорит их выздоровление. Но они все равно умирают, один за другим.

Я не могла подобрать такие слова, которые смогли бы ее утешить, потому что тоже была подавлена. Этим утром, услышав доносящийся с заднего двора шум, я выглянула в окно и увидела, как из конюшни выносят тела умерших ночью солдат, похожие на завернутые в белую ткань статуи. Я насчитала двенадцать тел, которые сложили на повозку, после чего печальная процессия двинулась к воротам. Этим мертвым фермерам, торговцам и слугам не полагалась погребальная церемония, подобная той, которой удостоился Дориан. Им предстояло присоединиться к своим собратьям в общей могиле, упокоившись под наспех произнесенные молитвы священника из замка. Когда повозки выехали со двора, я увидела конюхов, которые завели в конюшню двух жеребцов короля. С таким количеством умирающих конюшни обещали очень скоро освободиться, что позволяло королевским лошадям возвращаться в свои стойла.

Вслух о мрачных новостях из конюшни никто не говорил, но я слышала, как об этом шепчутся как слуги, так и придворные. Умерших было больше, чем выздоровевших. В самой конюшне стоял невыносимый смрад, и служанки отказывались прикасаться к уже загноившимся ранам солдат. Некоторые даже уклонялись от обязанности носить им еду, пока миссис Тьюкс не пригрозила их уволить.

И даже тогда я еще не догадывалась, что нас ждет. Сама я страдальцев не видела и не понимала, как тесно их судьбы переплетены с моей жизнью. И в тот день, когда я стояла в кладовой Нижнего Зала, разглядывая отрезы ткани для новых платьев Розы, тягостные предчувствия меня не мучили. Кто-то потянул меня за рукав, и, обернувшись, я увидела молоденькую служанку.

— Прошу прощения, мадам?

Я до сих пор изумлялась, когда слуги обращались со мной как со знатной дамой, а не одной из них. Сейчас передо мной стояла худенькая девушка с бледным острым личиком. Она представилась мне, сообщив, что ее зовут Лия.

—  Миссис Тьюкс поручила мне носить еду леди Миллисент, — сказала Лия. — Но она не ест со вчерашнего дня, и в ее комнате пахнет чем-то ужасным. Я думаю, что у нее запачкана постель, но она не позволяет мне сменить простыни.

Значит, время Миллисент пришло. Вот уж по кому я не стану плакать, — промелькнула у меня мысль.

—  Обратись к миссис Тьюкс, — отмахнулась я. — Она скажет тебе, что делать.

Служанка кивнула.

—  Я бы не стала вас беспокоить, но она зовет принцессу Розу. Говорит, что настала пора попрощаться навсегда.

Старая ведьма собиралась мутить воду до последнего вздоха.

—  Она не должна ни в коем случае увидеть принцессу, — сурово заявила я. — Не обращай внимания на ее просьбы.

— Да, мадам.

Рассматривая отрезы тканей и ощупывая каждый из них, я не могла отделаться от ощущения, что Миллисент снова что-то задумала. Что, если она использует болезнь как предлог, чтобы заманить к себе Розу? Я поняла, что не успокоюсь, пока собственными глазами не увижу, в каком она состоянии. Я вышла из Нижнего Зала и начала подниматься по лестнице, ведущей в Северную башню. Мои шаги эхом отражались от облицованных мрамором стен. Я вспоминала, как часто мне приходилось проделывать этот же путь, направляясь в комнату Флоры! Теперь то время казалось мне бесконечно далеким и счастливым. Тогда я бежала по ступеням, предвкушая увлекательную беседу, сейчас я едва брела, почти физически ощущая тяжесть на душе. Стражники у двери Миллисент кивнули и по моей просьбе отодвинули задвижку на двери ее покоев.

Большие окна, благодаря которым комнаты Северной башни казались такими просторными, были задернуты темными шторами, не пропускавшими внутрь ни проблеска света. Без лампы я дальше собственного носа практически ничего не видела. Я с трудом различила какие-то очертания на кровати Миллисент. Рядом на полу стоял горшок. Понять, что именно совершенно неподвижно лежит на кровати, было невозможно. Это с равным успехом мог быть как человек, так и груда вещей. На мое обоняние обрушился настоящий смрад, настолько тошнотворный, что я ощущала его, даже дыша через рот в попытке избавить от него нос. Я выросла на ферме, а значит, не была чересчур придирчива, когда речь шла о запахах естественных физиологических отправлений. Это означало, что я не относилась к тем дамам, которые, входя в конюшню, начинают поспешно обмахиваться надушенным платочком. Запаха экскрементов, смешанных с кровью, было недостаточно, чтобы меня смутить. В этом запахе присутствовала какая-то характерная резкая горечь.

Это была вонь разложения.

Если бы на чаше весов не лежала жизнь Розы, я бы мгновенно выбежала из комнаты. Но поскольку я не имела на это права, я начала медленно приближаться к постели. Каждый шаг давался мне с большим трудом, пока я не увидела, что куча на кровати представляет собой человеческую фигуру. Тонкое одеяло не скрывало очертаний ног. Иссохшие пальцы стискивали край покрытой пятнами простыни. Она лежала на спине и не двигалась, пока я не остановилась возле кровати. Затем, преодолевая мучительные страдания, она повернула голову, и я смогла ее разглядеть. Передо мной лежало чудовище.

Сморщенная кожа Миллисент была покрыта гнойными свищами, обезобразившими ее некогда точеные черты, а седые волосы взмокли от пота и прилипли ко лбу. Ее скулы и глазницы были уродливо обтянуты кожей, подчеркивавшей форму ее черепа, а губы растянулись в ужасающей гримасе. Она задыхалась, давясь кровью, струйка которой сбегала из уголка рта. Воспаленные глаза были устремлены на меня, и в них горела ненависть.

Она захохотала, и в ее смехе слышалась издевка победителя, выигравшего тяжелое сражение. По моему лицу Миллисент поняла, что я знаю, от какой болезни она умирает. Она наконец-то отомстила королю, принеся смерть в его дом. Собственные страдания приводили ее в исступленный восторг, потому что она знала: ее смерть — это наша смерть.

Я входила в комнату, кипя праведным гневом, но моя решимость улетучилась при звуках этого хриплого смеха. Я развернулась и выбежала из комнаты, прочь от существа, в которое превратилась Миллисент. От того, что я увидела, у меня шла кругом голова. Я должна была найти короля. Я должна была рассказать ему о том, что увидела. Я вспомнила солдат, умиравших несмотря на заботу о них королевы Ленор. У меня перед глазами стояло жестоко обезображенное болезнью лицо моей мамы в последние мгновения ее жизни. Мой мозг сражался с этими видениями, а логика подводила меня именно к одному-единственному выводу, хотя я продолжала отчаянно надеяться на то, что я ошибаюсь.

В Зале Заседаний я нашла только сэра Уолтура и одного из придворных писарей. Если сэр Уолтур заметил дрожь в моем голосе, когда я спрашивала, где король, он и виду не подал. Порекомендовав поискать его в покоях королевы, он вернулся к документам. Сэр Уолтур всегда очень прилежно исполнял все свои обязанности, но сейчас он выходил из Зала Заседаний только для того, чтобы поесть. Я считала, что его постоянное отсутствие в наших покоях говорит о том, что его тяготит мое общество. Если бы я хоть что-то понимала в том, как разные люди справляются с горем, я бы поняла, что сэр Уолтур избегает не меня, а воспоминаний о своем погибшем сыне.

Когда я вошла, король и королева сидели у окна в гостиной королевы. Я уже давно не видела, чтобы они так сосредоточенно о чем-то беседовали. Сбросив с плеч бремя войны, король поправил здоровье, а его лицо утратило затравленное выражение, с которым он вернулся с поля брани. Хотя я не слышала его слов, они заставили королеву Ленор улыбнуться. При виде меня ее улыбка стала еще шире. От радости, с которой она меня встретила, мое сердце облилось кровью.

—  Элиза, — произнесла она, жестом приглашая меня подойти поближе. — Ты же знаешь, как давно Роза просила позволить ей поездку за пределы королевства. Король согласен с тем, что сейчас подходящее время для подобной экскурсии. Можешь себе представить, какое у нее будет лицо, когда мы сообщим ей об этом?

Я уже давно не слышала, чтобы королева с таким воодушевлением говорила о будущем. Мысль о том, что мне предстоит лишить ее всех надежд, приводила меня в отчаяние.

— Я только что была у Миллисент. Она умирает.

—  Значит, ты принесла нам добрые вести,— улыбнулся король, но королева Ленор быстро покачала головой.

Хотя я тщательно подбирала слова, чтобы поделиться с ними своими подозрениями как можно осторожнее, я поняла, что должна сказать им правду. Я не сомневалась в том, от чего слегла Миллисент. Мне были слишком хорошо знакомы все эти симптомы.

— У нее чума.

Королева широко раскрыла глаза, но король с невозмутимым видом заявил:

— Вздор. Она старая больная женщина. Просто пришло ее время.

—  Сэр, прошу прощения, но вы ее не видели. Ее кожа покрыта гнойниками, у нее идет кровь изо рта и носа. Моя мама умерла от чумы, и у нее были такие же симптомы. Я тоже переболела, так что знаю, о чем говорю.

Эти слова заставили их перемениться в лице. Мое сообщение их не на шутку испугало.

— Солдаты, — продолжала я, обернувшись к королеве Ленор. — Я думаю, они тоже заразились.

—  Этого не может быть. Мне говорили, что при чуме кожа чернеет и отекает. Я подобных изменений не замечала.

—  Чума может протекать по-разному. Самый верный признак — это фурункулы. Когда вы их навещали, вы видели на их коже высыпания?

В ее глазах вспыхнула тревога.

—  Они долго спали на земле под открытым небом. Я думала, это укусы насекомых...

Король вмешался, резко ее оборвав. Он был так разгневан, как будто это я заразила всех чумой.

— В наших краях уже много лет не было чумы!

—  Миллисент явилась к нам из Бритнии, — ответила я. — Наши солдаты заболели после того, как сражались бок о бок с бритнийцами. Возможно, именно союзники заразили наших людей.

Столкнувшись с таким несчастьем, которое явилось прямо к нему в дом, король Ранолф мог совсем отчаяться или взбунтоваться против несправедливости и жестокости судьбы. Вместо этого он резко встал и, излучая решимость, заявил, что нельзя терять ни секунды, после чего заверил жену в том, что все будет хорошо, и поспешно вышел из комнаты. Уже из коридора донесся его голос. Король раздавал распоряжения слугам и требовал созвать всех советников в Зал Заседаний.

Не прошло и часа после моего визита к Миллисент, как в замке поднялся переполох. Король распорядился, чтобы раненых увезли из замка в монастырь Святой Лючии в сопровождении ухаживавших за ними слуг. Хотя день клонился к вечеру, в Сент-Элсип отправили телеги и повозки за запасами эля, муки и других продуктов. Пажи разъехались по окрестным фермам закупать скот. Никто из подчиненных короля не знал, какая опасность угрожает им на этот раз, но все беспрекословно и торопливо выполняли его приказы.

И только вечером, в мерцающем свете свечей, когда все собрались в Большом Зале, король объявил то, о чем кое-кто уже догадывался. К этому времени из Сент-Элсипа вернулись слуги с рассказами о горожанах, чьи раны никак не заживали и чье состояние после возвращения с войны только ухудшилось. Предчувствие беды липким туманом расползалось по замку, замедляя шаги людей, бредущих в зал по призыву короля.