В его словах звучала тоска, как будто он был стариком, вспоминающим дни своей юности.

—  Если заболела леди Уинтермейл, это конец, и нам остается только смириться со своей судьбой.

Ноги королевы Ленор подломились, и она упала на пол, уткнувшись лицом в складки туники своего супруга. Из ее дрожащего тела рвались мученические стоны, казавшиеся мне воплощением человеческого страдания. Я не могла не вспомнить ту королеву, которую когда-то знала и которая могла плакать в постели, не издавая ни единого звука. Годы самоистязаний подточили эту внутреннюю силу, и королева осталась беззащитна перед лицом опасности. Король Ранолф сидел неподвижно, даже не пытаясь утешить жену. Стала ли эта сцена погребальным звоном по их некогда страстному супружескому союзу? Я ни за что не смогла бы так хладнокровно наблюдать за страданиями любимого мной человека. Если бы передо мной рыдала Роза, я бы ее обняла, погладила по волосам, начала бы нашептывать ей ободряющие слова...

— Роза! — вырвалось у меня.

Услышав имя дочери, королева Ленор обернулась ко мне, и ее залитое слезами лицо исказилось от ужаса.

—  Она здорова, — заверила я ее. — С тех пор, как закрылись ворота, она почти не выходила из своих покоев. — Я перевела взгляд на короля, надеясь, что он понимает, к чему я клоню. — Возможно, в этом ее спасение.

— Значит, для Розы еще не все потеряно, — воскликнул король. — Ее необходимо изолировать от всех, кто может заразить ее чумой. Это касается как придворных, так и слуг. Элиза, это правда, что переболевший чумой никогда ею больше не заразится?

Я кивнула.

— В таком случае ты единственная, кому я могу позволить составить компанию моей дочери.

Я перевела взгляд с короля на королеву. Она слушала, плотно сжав губы, с трудом удерживаясь от возражений. Я понимала, что она не станет спорить с мужем в моем присутствии, но ни за что не согласится на разлуку с дочерью. Она явно считала это слишком высокой ценой.

— Нам потребуется еда, — тихо ответила я. — И дрова.

— Значит, позаботься об этом. Сейчас же. Я пришлю человека, который поможет тебе с припасами.

Я кивнула.

—  Занимайся всем этим тайно. Если по замку поползут слухи, может возникнуть паника. Вы с Розой должны быть заперты прежде, чем кому-то станет известна причина.

Заперты. У меня оборвалось сердце, но я сделала над собой усилие, сосредоточившись на более практических соображениях. Как долго мы будем находиться в изоляции? Какие еще припасы нам понадобятся? За несколько дней эпидемия не закончится. Выживем ли мы, если изоляция затянется на недели? Месяцы?

— Иди! — приказал король.

Не успела я понять, что происходит, как процесс уже был запущен. Я бросилась в свою комнату и набила мешок одеждой и личными вещами. Ктому времени, как я притащила этот мешок в комнату Розы на верхнем этаже Северной башни, бегом поднявшись по винтовой лестнице, туда уже заносили бочонки с вином. Я снова спустилась вниз, чтобы помочь собрать провиант. В отсутствие миссис Тьюкс и половины слуг от привычного порядка не осталось и следа. Никто не разжигал камины по утрам, а еду для всех, кто не входил в окружение короля, готовили наспех или вовсе не готовили. Правда, слово короля здесь все еще имело вес. Кухарки и посудомойки помогли мне быстро и без лишних вопросов. Замок еще не пал так низко, чтобы пренебрегать распоряжениями своего господина.

Решив, что теперь еды нам точно хватит, я потащила последний мешок сушеных яблок в покои Розы. В дверях ее комнаты стоял король, и я почтительно склонила голову, но он, казалось, меня даже не заметил. Королева Ленор стояла внутри, у самого входа, так плотно прижавшись спиной к стене, как будто боялась упасть без ее поддержки. Она поманила меня неуловимым движением глаз и сунула мне в руку маленький бархатный мешочек. Он не был завязан, и я заметила блеск золота внутри. Я мгновенно поняла, чего хочет от меня королева, и положила мешочек на дно сундука, в котором хранились платья Розы. В противоположном конце комнаты на кровати сидела Роза, поджав ноги под себя так, что они полностью скрылись под юбками. Должно быть, пока я была внизу, родители уже уведомили ее о решении короля, потому что она не задавала вопросов и лишь слегка надулась, выпятив нижнюю губу. Это выражение было мне хорошо знакомо, потому что означало недовольство, появлявшееся на ее личике с раннего детства, когда ей отказывали в сладостях перед ужином.

Личный слуга короля Ранолфа положил на кучу дров последнее полено.

— Я закончил, милорд, — произнес он, обернувшись к королю.

Король кивнул и отослал его прочь. Я огляделась, изучая комнату, которой предстояло стать моим узилищем. Справа было большое окно, выходившее на поле и лес, не затронутые эпидемией, заставившей утихнуть Сент-Элсип. Под окном были сложены мешки с едой, а рядом стояли ряды оловянных ведер с водой. Слева стоял стол, за которым Роза писала стихи и шила, прямо перед камином расположились два стула с обтянутыми гобеленами сиденьями и спинками. Арка двери вела в соседнюю комнату, откуда виднелась большая кровать Розы с бархатным фиолетовым пологом. На полу виднелся угол соломенного тюфяка, судя по всему, моей новой постели. Я вспомнила хижину. Она была вдвое меньше этих покоев, но мои родители растили в ней шестерых детей. Они не сочли бы мое нынешнее заточение чересчур тяжелым испытанием.

— Элиза, ты получила все, что вам нужно? — спросил король.

Я кивнула.

— Хорошо.

Он не шелохнулся.

Я покосилась на королеву Ленор и увидела, что она раздавлена горем. Ее глаза были мокрыми от слез, и она не могла насмотреться на свою дочь.

—  Как долго я буду здесь заперта? — царственно поинтересовалась Роза.

Она начала подниматься с постели, но король остановил ее жестом поднятой руки.

—  Я предоставляю решать это Элизе. — Он сделал мне знак приблизиться и прошептал так, чтобы не услышала его дочь: — Оставайся здесь, пока не закончатся припасы. Если чума обойдет нас стороной, я извещу тебя, как только опасность минует. Поняла?

— Да, сэр.

— Закрой дверь на засов и никому не отворяй.

Должно быть, Роза это услышала, потому что она тут же возмутилась:

— Мне и гостей нельзя принимать?

—  Нет, — резко ответил король. Беспокойство заставило его повысить голос. — Никто не должен к тебе приближаться. Разве ты еще этого не поняла? Любой из нас может оказаться переносчиком заразы. Может, мы уже больны. — Он настороженно посмотрел на меня. — Ты не ощущаешь никаких симптомов?

— Нет, сэр.

— Будущее королевства находится в твоих руках.

Королева Ленор сдавленно всхлипнула, и Роза вскочила с кровати. Я вытянула руку, чтобы остановить ее, а король воскликнул:

— Не приближайся!

Наконец, принцесса поняла, как серьезно обстоят дела, и ее лицо вытянулось.

— Мама? — умоляющим голосом произнесла она.

Слезы струились по лицу королевы, и она еле слышно прошептала:

— Мы должны тебя спасти. Другого способа нет.

Губы Розы, мгновение назад капризно надутые, задрожали. Она в отчаянии переводила взгляд с отца на мать и обратно.

—  Но вы не больны. Почему меня надо от вас изолировать. Я этого не вынесу...

Король повернулся к Розе спиной. Этот жест мог показаться бессердечным тем, кто его не знал. Но я понимала, что стоит за резкостью Ранолфа: попытка защититься от отчаяния дочери.

— Ленор! — сухо произнес он.

Судорожные рыдания сотрясали тело королевы, и она бессильно прислонилась к груди мужа. Он решительно обнял ее одной рукой за плечи и повел к двери, а мне пришлось стиснуть запястья Розы, чтобы не позволить ей броситься за ними. Обе женщины безудержно предавались горю. Королева Ленор тихо и протяжно стонала, а громкие крики Розы стремительно превращались в истерический визг. Король, не оглядываясь на дочь, вытолкал из комнаты жену, которая буквально повисла на супруге. Как только они скрылись из виду, я подбежала к двери и задвинула засов за мгновение до того, как на нее бросилась Роза, отчаянно колотя кулаками по толстым доскам.

— Мама! — голосила она. — Мама! Не покидай меня!

Я изо всех сил держала засов на месте, готовясь отталкивать от него Розу, если она попытается вырваться из комнаты. Но она выплеснула всю свою боль на дверь, продолжая до изнеможения бить по ней руками. Когда она наконец упала на колени, я обняла ее и прижала к себе, как делала, когда она была совсем маленькой и ночные кошмары заставляли ее с криками просыпаться по ночам. Я знала, что мои объятия не могут утешить ее так, как утешали тогда, и от осознания беспомощности мое тело пронзала острая и мучительная боль.

—  Элиза! — умоляла Роза, глядя на меня красными и распухшими от слез глазами. — Что, если я больше их не увижу? Что, если они умрут?

Меня терзали такие же опасения, только она произнесла их вслух. Но я была обязана исполнить свой долг перед королем. Я была обязана защитить Розу, даже если бы мне пришлось пожертвовать ради этого правдой.

—  Им ничего не угрожает, — заверила я ее. — Чума распространяется по помещениям для слуг, далеко от комнат твоей мамы. Они хотят исключить малейшую возможность того, что ты заразишься, вот и все.

— Как долго нам придется ждать?

—  Недолго, — успокоила я ее. — Неделю, может, две. Мы неплохо проведем время, вот увидишь.

Роза вытерла щеки тыльной стороной ладони и сделала глубокий вдох, пытаясь успокоиться.

— Неделю. Думаю, справимся.

—  Конечно, справимся, — уверенно подтвердила я, протягивая Розе руку, чтобы помочь ей подняться на ноги. — Пойдем, поможешь мне получше расставить все эти корзины с едой.

Роза довольно охотно взялась за работу. Но в комнате продолжало звучать эхо рыданий королевы Ленор. Я пыталась что-то говорить, но все зря. Ничто не могло заглушить эти душераздирающие звуки.

* * *

Если, описывая события своей жизни, я демонстрирую какой-то литературный талант, то это только благодаря тем дням заточения с Розой, потому что они превратили меня в рассказчицу. Я организовала наше время в точности так, как когда-то руководила замком миссис Тьюкс, строго следившая за распорядком дня. Сразу после подъема на рассвете мы завтракали, утро посвящали чтению или письму, а после обеда принимались за рукоделие. Роза помогала мне готовить легкий ужин, изумляясь моей способности куховарить над пламенем ее камина. По мере того как за окном сгущались сумерки, наши голоса устремлялись навстречу друг другу, и мы беседовали в темноте, пока не засыпали.

Несколько первых вечеров я пересказывала истории, которые Роза любила в детстве. Это были сказки о прекрасных принцессах и благородных рыцарях, отрубающих головы огнедышащим драконам. В этих легендах чары рассеивались, и любовь неизменно торжествовала. Когда мой запас подобных развлечений иссяк, я перешла к более правдивым повествованиям. Я пыталась нарисовать картину тех мест, в которых я росла, описывая, как на рассвете поднимался над землей туман, когда я шла к хлеву доить коров. Как брели по полю быки, оставляя позади себя борозды взрытой земли. Как мы глотали слюнки, вдыхая аромат фруктов, которые мама варила, делая припасы на зиму.

Я не рассказывала Розе все подряд. К примеру, я избавила ее от рассказов о том, как зимой мы постоянно что-то себе отмораживали, или как мы с братьями сбивались, чтобы согреться, под одним на всех старым одеялом, дрожа одной сплошной кучей костлявых рук-ног и бурчащих от голода животов. Я умолчала о том, что отец нас избивал, и не стала описывать пустые, полные отчаяния глаза мамы. И я не сказала ни слова о смерти, похитившей мою семью. Я не могла и не желала говорить о чуме.

Вместо этого я делилась изумлением, охватившим меня при первом взгляде на замок, и благоговейным восхищением, которое вызвала у меня доброта ее матери. Я говорила о радости, охватывающей королеву Ленор по мере того, как рос ее живот, и о нежности, с которой король Ранолф прижимал к нему свою ладонь. Как счастливы были ее родители в тот день, когда появилась на свет их дочь!

От этих воспоминаний у меня мучительно сжималось сердце, но Розу эти истории, похоже, подбадривали, потому что она часто просила, чтобы я снова и снова описывала одно и то же событие. Иногда, когда мы лежали рядом в темноте, время как будто исчезало, и мне чудилось, я снова нахожусь в спальне служанок рядом с Петрой, и мы шепчемся, делясь секретами. Какой взрослой и уверенной в себе казалась мне тогда Петра, и как я пыталась подражать ей, надеясь когда-нибудь стать такой, как она! Время стерло разделявшие нас разногласия. Мне доставляло удовольствие думать о ней как о верной подруге, и я горевала о ее исчезновении из моей жизни. У Розы никогда не было таких подруг, и ее не беспокоило их отсутствие, но я понимала, что дружба могла бы обогатить ее существование.