—  Пойдем, — позвала я Приэллу, — мы должны вернуться в комнату принцессы.

Когда мы вошли в спальню Розы, у меня оборвалось сердце, потому что девушка лежала так неподвижно, что напоминала высеченное на надгробной плите изваяние. Затем она нерешительно повернула голову на звук моих шагов. Ее щеки были розовыми, но не пылали жаром, так пугавшим меня все предыдущие дни. Ее глаза воспалились, а кожа блестела от пота, но моя ненаглядная Красавица пришла в себя. Жар спал. Роза выжила.

Я думала, что, если Роза выживет, я упаду на колени в благодарственной молитве. И я действительно упала на пол, но не для того, чтобы возносить хвалу Господу. Я рухнула, потому что у меня совершенно не осталось сил и ноги меня больше не держали. Меня охватило невероятное облегчение. Одновременно к горлу подступил комок невыплаканного горя, и я разрыдалась. Я стонала и всхлипывала, оплакивая короля и королеву, а также всех тех позабытых и неоплаканных людей, которые лежали в королевской часовне. Я оплакивала родных Приэллы и мою собственную семью, моих несчастных умерших братьев, которые за свою недолгую жизнь не видели ничего, кроме голода и лишений. И я оплакивала ту юную и невинную девушку, которой я была и которая умерла вместе со всеми остальными.

Раздался шорох простыней. Я подняла подол платья, чтобы отереть слезы и высморкаться, и отвела с лица растрепавшиеся волосы, рваными прядями падающие мне на лоб и щеки. Прислонившись к кровати, я положила голову на подушку, рядом с лицом Розы. Она растерянно смотрела на меня, и я поняла, что ее рассудок еще не прояснился.

— Элиза.

Ее голос был очень слаб и скорее напоминал эхо, доносящееся из далекого коридора.

— Я здесь, моя дорогая.

Роза смотрела через мое плечо, пытаясь понять, кто эта незнакомая девушка, которая вошла в ее комнату.

—  У нас появилась новая компаньонка, — сообщила я ей. — Моя племянница Приэлла. Я не сомневаюсь, что вы станете неразлучными подругами.

Приэлла топталась у меня за спиной, не понимая, как себя вести. Я пригласила ее подойти поближе, и она встала рядом со мной у кровати. Напряженное выражение покинуло ее лицо, когда она посмотрела на принцессу, которой так долго завидовала. Затем она присела в быстром реверансе, тронувшем меня до глубины души. Роза, не шевелясь, смотрела на нее, неподвижностью напоминая фигуры на мосту Статуй в Сент-Элсипе.

— Это правда? — прошептала она. — Моя мама?

Не успела я подобрать подходящие слова, как она поняла, что предвещает моя нерешительность. Прямо у меня на глазах она снова получила сокрушительный удар, вспомнив о судьбе родителей и замка и о том, во что превратилась ее жизнь. Она закрыла глаза в тщетной попытке защититься от ужасного видения, и от осознания своей беспомощности меня охватило отчаяние. Исцелить горе, исказившее ее черты, было выше моих сил.

Приэлла вопросительно смотрела на меня, и я впервые взглянула на нее глазами Розы. Моему взгляду предстала худая перепуганная девушка, одетая в грязное платье, напоминающее скорее одеяние нищенки, чем дочери успешного торговца. На лифе и юбке платья расплылись огромные красные пятна. К своему ужасу, я осознала, что это кровь Миллисент, которой испачкала ее я. Я опустила глаза на свои собственные липкие от крови руки и почувствовала, как от отвращения у меня переворачивается все внутри. Я поспешно стянула с себя платье, отбросила в сторону сорванные в саду ветки лаванды и принялась скрести руки, пока они не начали саднить. Затем я переоделась и приказала Приэлле сделать то же самое, заставив ее надеть одно из платьев Розы. Нашу старую одежду я сожгла в камине, уничтожив все свидетельства совершенного мной убийства.

Я смотрела, как языки пламени пожирают ткань, и пыталась составить план дальнейших действий на ближайшие дни. Теперь на моем попечении находились две юные девушки, ожидающие от меня помощи и защиты. Я решила, что как только Роза окрепнет достаточно для того, чтобы путешествовать, мы отправимся к Маркусу. Эта мысль подбадривала и манила меня вперед, как свет маяка в ночи. Но это сулило нам лишь временную передышку. Теперь

Роза стала королевой этой страны. Она не могла бесконечно долго уклоняться от своих обязанностей. Я не знала, где нам найти ей советников, придворных и фрейлин. Кто уберет из замка трупы? Кто наполнит конюшни лошадьми, а кладовые едой?

И как могла Роза сесть на трон отца, если он был залит кровью Миллисент?

Когда в очаге осталась лишь кучка пепла, я предложила При- элле лечь на мой тюфяк. Я слышала, как шуршит пуховая перина Розы, которая ворочалась с боку на бок, не в силах уснуть. Мне казалось, что она задается теми же вопросами, что и я. Что с того, что чума миновала? Состояние принцессы по-прежнему внушало мне опасения. Возможно, волнение и тревога не позволяли ей погрузиться в сон, в котором она так отчаянно нуждалась. Сумеет ли ее хрупкое тело выдержать такое напряжение? — спрашивала я себя. Снова заглянув в тетрадь Флоры, я смешала сонное зелье, заставив себя сосредоточиться на своем занятии, а не на том риске, на который я собиралась пойти. Я ласково приоткрыла губы Розы и вылила ей в рот ложку жидкости. Вскоре ее веки, задрожав, опустились, а руки расслабленно замерли поверх одеяла. Я еще долго наблюдала за тем, как мерно поднимается и опускается ее грудь.

Наконец-то моя Красавица уснула.

Но мне не спалось. Я всю ночь следила за девушкой, настороженно прислушиваясь к каждому вздоху и стону. Когда взошло солнце, я приготовила на огне кашу из овса и орехов и составила список дел на день. Достав свою корзинку для рукоделия, я попросила Приэллу заняться вместе со мной вышиванием носовых платков. Я нашла поэму, которую Роза написала в честь Дориана, и прочла ее вслух, изо всех сил стараясь привнести в нее драматические нотки. Приэлла слушала, широко раскрыв глаза, и восхищенно зааплодировала в конце. Но Роза ни на что не реагировала. Она не хотела ни говорить, ни есть. Она не желала даже смотреть на меня.

По мере того как шло время, я все больше приходила в отчаяние. Вечером я испекла пирог в сковороде над огнем и окончательно выбилась из сил. На это блюдо, которым я надеялась соблазнить принцессу, я использовала остатки сахара. Пирог вышел скособоченным и пригорел. Приэлла с благодарностью приняла кусок лакомства и проглотила его, давясь и обсыпаясь крошками. Роза отвернулась от моего угощения, по-прежнему не произнося ни слова.

Я раздраженно швырнула сковороду на пол, но даже этот звон не пробудил в ней интереса к окружающему. Она лежала лицом к стене, безразличная ко всему. Когда в спальне снова сгустились тени, мне почудился в ее пустых глазах блеск. В вечерних сумерках они сияли каким-то отчаянным огнем.

Приэлла сидела, сгорбившись, на полу перед очагом и, как и Роза, думала о чем-то непостижимом. Когда-то она поделилась со мной своими планами на будущее, заявив, что предел ее мечтаний — это хороший муж и дом, наполненный красивыми предметами. Неужели даже такому простому желанию не суждено сбыться? Я ощутила прилив любви к этой испуганной доброй девушке. Что касается моего терпения относительно упрямства Розы, то оно было на исходе.

—  Завтра ты встанешь с этой постели, — сообщила я ей. — Ты должна есть, иначе ты никогда не поправишься.

—  А что потом? — отрывисто и холодно поинтересовалась она. — Начну готовиться к коронации? Оттолкну в сторону мамино тело, чтобы вечером улечься в постель, в которой она умерла?

— Конечно нет, — отрезала я.

Но что еще я могла ей предложить? Мы находились в замке, откуда столетиями правили страной короли. Если ей предстояло надеть корону, то именно здесь.

—  На некоторое время мы покинем замок, — продолжала я. — Пока его не приведут в порядок.

—  В порядок? — насмешливо переспросила она. — Как будто я смогу забыть то, что здесь увидела.

—  Конечно, ты все будешь помнить, — ответила я. — Но это же твой дом.

—  Нет, без мамы и папы это мне больше не дом. Мне никогда не были нужны ни трон, ни драгоценности, ни славословия. Мои родители умерли, и я хотела бы умереть и лечь в могилу вместе с ними. Это было бы лучше, чем до конца жизни обречь себя на существование королевы!

Силы к ней еще не вернулись, и крик настолько ее изнурил, что последние слова она прохрипела. И все же на ее щеках снова вспыхнул румянец. Если она так протестует против уготованной ей жизни, — подумала я, — то она не станет за нее бороться.

Я не успела ничего ей возразить, потому что она уже накрыла лицо одеялом, прячась от моего осуждения. Я обернулась к Приэлле, которая сидела, подтянув колени к подбородку и обхватив их обеими руками. Она была похожа на испуганного ребенка, и на этот раз у меня не нашлось слов, чтобы подбодрить ее, уверив, что все будет хорошо. Нас окутала темнота, но я не поднялась, чтобы зажечь свечу, и не двинулась со стула, на который в изнеможении опустилась. Все эти бесконечные темные часы я неподвижно сидела, тщетно терзая свой рассудок попытками решить головоломку, не имевшую решения.

Должно быть, в какой-то момент я задремала, потому что встрепенулась с четким пониманием того, почему с наступлением ночи очень мудро ложиться в постель. Я осознала, что мрачные мысли подпитываются именно темнотой, в то время как надежда набирает силу от дневного света. Роза и Приэлла были апатичными и вялыми, но жара у них не было, и я возблагодарила Господа за то, что они здоровы. Я решила выждать еще немного, прежде чем обратиться к Маркусу (при мысли о нем мое сердце затрепетало), который поможет нам решить, что делать дальше. Во всяком случае, это позволило бы нам хоть на какое-то время освободиться от гнетущей атмосферы замка.

Не обращая внимания на заторможенное поведение Розы, я заставила ее выбраться из постели и умыться. Я сменила ее одеяла и сняла с нее пропитанную потом ночную сорочку, а также настояла на том, чтобы она самостоятельно выбрала чистое платье в сундуке. Она надула губы и вытащила первое попавшееся под руку. Это оказалось простое и лишенное всяческих украшений платье, которое как нельзя лучше соответствовало ее мрачному настроению. Платье болталось на ней, несмотря на мои попытки его туго зашнуровать, и меня привело в уныние это новое доказательство того, как сильно она похудела. Однако ее лицо не было изможденным, как часто бывает после тяжелой болезни. Ее некогда выразительные глаза потускнели, а бледные щеки утратили свежесть и румянец, но она была по-прежнему прекрасна. Когда я попыталась расчесать ее волосы, она оттолкнула мои руки. Тогда я причесала Приэллу и вплела в ее волнистые пряди ленты, которые выбирала для Розы.

Роза опустилась в кресло у окна, выходящего на поле и лес. Именно этот вид когда-то привлек ее в эту комнату. Она молча смотрела вдаль, а я пыталась не обращать внимания на безразличное выражение ее лица. В полдень я убедила ее съесть несколько ложек супа, но она не присоединилась к нашей с Приэллой беседе, которую мы старались вести полушепотом, как будто опасаясь потревожить спящего. Заметив усталость на лице Приэллы, я убедила ее прилечь и отдохнуть в постели Розы. Вскоре она задремала, и сон разгладил тревожные складки между ее бровей. Она выглядела такой умиротворенной, что мне тоже захотелось погрузиться в такой же спокойный сон. Минуты тянулись медленно и казались часами. Сколько раз я подогревала воду, безрезультатно пыталась накормить Розу, уныло осматривала окружающие меня стены? Мне казалось, я уже много лет нахожусь в этой башне, как в ловушке, заботясь о принцессе, чья красота осталась при ней, в то время как я по капле теряла остатки покидающей меня молодости.

Первым делом до меня донесся глухой рокот, отдаленный, но ритмичный. Стук копыт.

— Роза? Ты это слышишь?

С таким же успехом я могла обратиться к пустой комнате. Роза сидела так же неподвижно, как и целый день до этого, не обращая на меня никакого внимания. Я вскочила на ноги, поправляя платье и отводя с лица выбившиеся из прически локоны. Из окон башни увидеть главный двор было невозможно, но я отчетливо слышала цокот подков по булыжникам, которыми он был вымощен. Этот звук я отлично помнила еще с того времени, когда в замке кипела жизнь. Я подумала, что к нам в гости мог приехать Маркус, но топот был гораздо громче шума, который способна произвести одна-единственная повозка.

— Я посмотрю, кто там, — сказала я Розе.

В приподнятом настроении я выпорхнула из комнаты. По лестнице я сбежала в вестибюль и, распахнув двери, очутилась во дворе. При виде того, что ожидало меня снаружи, я остановилась как вкопанная. Мускулистые лошади горделиво гарцевали на дорожке. Их наездников отличала военная выправка, а бархатные туники и высокие кожаные сапоги не оставляли сомнений в том, что передо мной высокопоставленные кавалеры. Некоторые были вооружены мечами с замысловато украшенными рукоятями. Я настороженно подошла к ним, и они окружили меня, глядя не меня с таким изумлением, как будто их взгляду предстало какое-то мифическое существо. Среди них выделялся стройный мужчина, направивший ко мне своего белоснежного коня. Он держался очень властно, и все в нем, от мягкой кожи перчаток до надменного взгляда, выдавало аристократа. Он пристально смотрел на меня, явно пытаясь определить мое положение в замке.