– Она не обнаружит этого. Надо будет только предупредить ее не упоминать о тебе. Когда Скелтон скажет ей, что девушки здесь не было, она должна будет подумать о д'Эвроне. Не найдя его на месте, она обнаружит, что он уже расплатился по счету, в конце концов, я на это надеюсь, и уехал! И ей все станет предельно ясно! А теперь будь хорошей девочкой, Мег, и ради всего святого, не пытайся думать! Кроме того, есть кое-что поважнее, что надо сделать немедленно… Не может же мисс Броти уехать без ночного халата! Ты должна дать ей все, что ей может понадобиться в Париже.

– Что? Ты хочешь, чтобы я отдала этой несчастной девушке свою собственную одежду? – спросила Мег.

– И не забудь о ночном халате! И дай ей, кстати, еще и шаль.

– Если я сделаю так, как ты говоришь, обещаешь ли ты никогда не говорить маме, что я имела хоть какое-то отношение к этому жуткому делу?

– Я обещаю тебе все, что угодно! – опрометчиво сказал Фредди.

– О, ну тогда все в порядке! – сказала Мег и ушла обратно в гостиную пригласить Оливию пройти наверх в ее спальню.

Некоторое время спустя Фредди усадил мисс Броти в наемный экипаж, велел извозчику направляться к «Голден Кросс», и сам сел рядом с девушкой. Около их ног покоился скромный дорожный саквояж, а через руку мисс Броти была перекинута шаль. Щеки девушки покрывал нежный румянец, глаза мягко поблескивали, а сама она, казалось, пребывала в каком-то приятном сне. Она встрепенулась, услышав голос Фредди, обращавшийся к ней, и повернулась в его сторону:

– О, простите! Я не расслышала!

– Я просто хотел убедиться, что все в порядке, – сказал Фредди. – Моя сестра дала вам все, что может понадобиться?

– О да, она была очень добра, и она упаковала мою сумку своими собственными руками! Мне было просто даже не удобно!

– Сама упаковала, да? В таком случае, готов поспорить, что она что-нибудь забыла!

– Нет, я уверена, что нет! О, она заставила меня принять от нее такое замечательное платье, для того чтобы надеть его, когда я приеду в Париж. Потому что, сказала она, то, что сейчас на мне, будет сильно помято в путешествии!

Надежда блеснула во взгляде мистера Стандена.

– Лиловое? – спросил он.

– Нет, оно не лиловое, оно зеленое, из чудесного батиста! Он вздохнул.

– Конечно, разве она расстанется с лиловым, – сказал он горестно.

Он перебрал в уме вещи, которые, по его мнению, должны были быть необходимы женщине в длительном путешествии, и внезапно сказал:

– Щетка и расческа. Зубная щетка.

Мисс Броти повернулась и поглядела на него.

– О, Боже мой! Я об этом совсем не подумала… Что же мне теперь делать?

– Остановиться и купить их, – решительно ответил Фредди. – Хорошо, что вы сказали мне, что чемодан паковала моя сестра. Где вы обычно покупаете подобные вещи?

– Я не знаю, – растерялась Оливия. – Мне еще не представлялось случая покупать их с тех пор, как я приехала в этот город. О, я уверена, они должны быть в «Ньютонс» на Лесистер-сквер, только я… у меня осталось всего два шиллинга в кошельке, и я боюсь идти в «Ньютонс», потому что могу встретить там маму!

– Я куплю их для вас, – сказал Фредди, высовывая голову из окна и давая извозчику новое направление.

– О, мистер Станден, вы так..! Нет, нет, вы не должны этого делать!

– Нет, должен, – сказал Фредди. – Нельзя ехать во Францию без зубной щетки. Свадебный подарок!

Оливия не видела в том, чтобы ехать без зубной щетки, ничего невозможного, но все же сердечно его поблагодарила. Пока он пребывал среди опасностей «Ньютонс», она оставалась в экипаже, опасаясь каждую секунду увидеть в окне лицо своей матери. Но подобный ужас ее миновал; и через некоторое время мистер Станден снова очутился рядом, положив ей на колени красиво упакованный сверток, и экипаж загрохотал по направлению к Чаринг-Кросс.

Здесь, во дворе «Голден Кросс», шагая туда-сюда, с часами в руке и озабоченным выражением лица их ждал шевалье. Когда он увидел Оливию, выглядывавшую из окна экипажа, он сунул свои часы обратно в карман и протянул руки к открытой дверце, восклицая:

– Mon ange, ma bien-aimee![40]

– Мой Камилл! – вскрикнула Оливия, падая из экипажа прямо в его объятия.

Они страстно обнялись. Станден, высадившись из старого экипажа более традиционным способом и оглянувшись на заинтересованного извозчика, понял, что должен с ним объясниться.

– Не уезжай далеко! – коротко сказал он. – Ты мне еще понадобишься. Слушайте, не хочу вмешиваться, д'Эврон, но вы, возможно, не заметили: пара официантов уже с интересом за вами наблюдают! Это ваш фаэтон? На вашем месте, я бы залез в него поскорее!

– Ах, друг мой! – сказал шевалье, поворачиваясь к нему. – Что мне сказать вам? Как мне вам отплатить?

– Не нужно ничего говорить, – твердо ответил Фредди. – Не тяните время! Отплатить мне очень просто! Вы меня очень обяжете, если не будете больше показываться в Лондоне!

Шевалье рассмеялся.

– Ах, не бойтесь! Передайте, пожалуйста, от меня последнее прости моей кузине!

– О да, мистер Станден! Умоляю вас, объясните дорогой мисс Чаринг, как все получилось, и скажите ей, что я никогда не забуду ее доброты, – сказал Оливия. – И, мистер Станден, я так благодарна вам за все…

– Да, да! – сказал Фредди, направляя их к почтовой карете. – Пожалуйста, ради Бога, не берите в голову! Счастливого пути!

Он усадил их в карету, пожал руку шевалье и помахал им на прощанье, когда лошади тронулись с места. Затем он обернулся к своему наемному экипажу и распорядился:

– К Докторс Коммонс! И поживее!

19

Путь от Лондона до прихода преподобного Хью Реттрея в Гарстфилде не был слишком долгим, но времени, потраченного на дорогу было достаточно, чтобы вконец измотать нервы лорда Долфинтона и до предела напрячь терпение мисс Чаринг. Ее сил не хватало для того, чтобы убедить его, что его мать не следует за ними по пятам; когда разбитая колея на дороге потребовала минутной задержки, он, казалось, готов был потерять остатки здравомыслия. О том, чтобы остановиться и перекусить, пока будут менять лошадей, он и слышать не хотел. Ни Фингласс, ни извозчик не были удивлены его возбужденным нетерпением или не показывали вида, во всяком случае. Из этого Китти могла только предположить, что настроения подобного рода не были для них чем-то необычным. Она сама не была готова обнаружить, что его так мучат мрачные предчувствия. После пяти миль, проведенных в его компании, она поняла, почему мисс Плимсток заявила тогда, что путешествие в Гретна-Грин будет для него нелегким.

К восхищению Китти, мисс Плимсток всю дорогу сохраняла полное спокойствие, она разговаривала с его сиятельством так, что это успокаивало его, и не выказывала ни малейшего признака возбуждения. Хотя Китти показалось, что она его и не чувствовала, и она сердилась на себя, когда несколько раз испытывала желание резко ему ответить.

Гарстфилд, очень респектабельный приход, был расположен менее чем в десяти милях от Арнсайда и включал в себя, кроме деревни несколько ферм, одно или два поместья, стоявших особняком, и дюжину домов поменьше, в которых обитало мелкопоместное дворянство. Дом священника, чей сад примыкал к церковному двору, представлял из себя квадратное здание, расположенное в конце деревенской улицы. Все в нем, начиная от входной двери, помещавшейся точно между парой оконных переплетов, и до цветочных украшений на фасаде было аккуратно и симметрично. Мисс Плимсток восхитилась им и сказала, высовываясь из кареты, что именно в таком доме хотела бы провести всю свою жизнь. Это замечание моментально привлекло внимание его сиятельства и, казалось, добавило ему беспокойства.

– Долфинтон-Хауз лучше! – сказал он, серьезно глядя ей в лицо.

– Да, я убеждена, что он мне понравится, – ответила она.

– Он не такой, – сказал его сиятельство, внимательно наблюдая за эффектом, который производили на нее его слова. – Он больше. Гораздо больше. Больше, чем у Джорджа. Больше, чем Арнсайд, – он подумал и добавил с некоторым неудовольствием: – Правда не такой большой, как Леджервуд.

– Леджервуд слишком велик для меня, а Арнсайд слишком мал, – ответила мисс Плимсток, никогда в жизни не видав ни того, ни другого.

Он был очень рад такому ответу и обернулся, чтобы сообщить Китти, которая давала указания извозчику ехать прямо к конюшням, что Ханна предпочитает Долфинтон как Леджервуду, так и Арнсайду. Затем он заметил, что его карета направляется в другую сторону, и был внезапно охвачен ужасом, что Фингласс, заподозрив, что его обманули, поспешит обратно в Лондон сообщить новости леди Долфинтон. Он уже хотел было окликнуть его.

– Нет, нет, этим вы только разбудите в нем подозрения! – сказала Китти. – Поверьте мне, он думает только о том, как поскорее добраться до «Зеленого Человека»! Я сказал ему, что мы останемся здесь на час.

– Пойдем, Фостер! – сказала мисс Плимсток. – Вы же знаете, что он верит, что у мисс Чаринг есть послание, которое надо передать вашему кузену от леди Букхэвен! Будьте уверены, он не видит ничего странного в том, что мы заехали сюда, прежде чем ехать в Арнсайд. А теперь не расскажете ли вы мне, как часто вы посещали преподобного раньше?

Он согласился и позволил ей повести себя к дому, но там их ожидала неприятность. Экономка пастора, которая сама открыла дверь посетителям, объявила с огорчением, что преподобного дома нет.

Лорд Долфинтон застонал, и на этот раз растерялась даже мисс Плимсток. Круглыми глазами, полными ужаса, она поглядела на Китти.

– Нет дома? – переспросила Китти. – О, Боже! Что же… может быть, он в Арнсайде, мисс Арматвейт?

– Нет, мисс. Он уехал в Бедденден на два дня, – ответила экономка. – Он расстроится, узнав, что ваше сиятельство заезжали навестить его, а его не оказалось дома!

– Мы должны послать за ним! – решительно сказала Китти. – Это очень важно, и я должна его увидеть. Кто-нибудь должен поехать в Бедденден с письмом!

Миссис Арматвейт была очень удивлена; настолько, что позволила себе указать ей, что поместье Бедденден находится в пятнадцати милях от Гарстфилда, и что священник вряд ли успеет вернуться домой вечером.

– Должен успеть! – поспешно сказал Долфинтон. – Это важно!

– Ну конечно, конечно, милорд, если вы настаиваете, – ответила миссис Арматвейт с сомнением в голосе. – Я полагаю, можно послать Питера.

– Пошлите Питера, – кивнул его светлость.

– Да, милорд. Зайдите, пожалуйста, в гостиную. Я немедленно прикажу, чтобы зажгли свечи.

Провожая прибывших в гостиную, она с некоторым любопытством поглядывала на мисс Плимсток, и Китти, заметив это, немедленно представила ей Ханну как свою подругу, которая оказалась так добра, что согласилась разделить компанию в этом путешествии. Объяснения, казалось, полностью удовлетворили миссис Арматвейт, и она ушла, чтобы позаботиться о еде для нежданных гостей.

Тогда обе леди принялись совещаться вполголоса. В результате этого совещания мисс Плимсток попросила лорда Долфинтона показать ей сад священника, а мисс Чаринг отправилась в его кабинет, дабы найти там перья, чернила и бумагу.

Вскоре она обнаружила, что составление письма к Хью сопряжено с некоторыми трудностями. Написав «Мой дорогой Хью», она сидела некоторое время, задумавшись и щекоча себя концом пера по подбородку. Она долго не могла решить, какая фраза наиболее ей подходит в данной ситуации. Здраво рассуждая, она поняла, что историю любви его кузена Долфинтона лучше будет рассказать устно, чтобы она каким-то образом не стала известна в Беддендене. В конце концов письмо, которое человек Хью, Питер, должен был отнести своему господину со всей возможной быстротой, оказалось чрезвычайно коротким и содержало только информацию о том, что любящая его Китти находится в его доме и срочно нуждается в его помощи. Это послание должно было заставить Хью ехать домой со всей скоростью, на какую были способны лошади.

Тем временем миссис Арматвейт была очень занята. К тому времени, как Питер был послан со своим поручением, в столовой была подана холодная закуска. Мисс Плимсток сумела успешно отвлечь Долфинтона от его бесконечных мыслей, и он с удовольствием атаковал говяжье филе. Он и Китти поели от души, но мисс Плимсток, которая казалась меньше всех взволнованной, едва притронулась к поданному ей угощению. При первой же возможности она открыла Китти причину потери аппетита.

– Я не знаю, как быть, мисс Чаринг, – сказала она. – Поверьте мне, я в общем не склонна к ипохондрии, но не стану отрицать, что у меня не слишком хорошо на душе. И причина этому не в том, что мы не застали дома вашего кузена. Когда Фостер показывал мне фруктовый сад, мы были так увлечены и взволнованы, что ни один из нас не подумал, куда мы отправимся, когда нас свяжут священные узы. Кроме того, ведь преподобный не сможет обвенчать нас до завтра.