Она ничего не знала о Чарльзе и вдруг задалась вопросом: собственно, что он делает во Франции в такое время? Она не очень понимала, почему доверилась ему и почему этот незнакомец настолько в ней заинтересован, что проехал пол-Франции, чтобы найти ее. Не руководят ли им какие-нибудь скрытые мотивы? Уж не шпион ли он? Но британский или французский? Она не могла решить, поскольку не имела никакого представления о шпионаже.

Возможно, за время поездки ей удастся вовлечь его в разговор о себе. Этот таинственный англичанин одновременно и привлекал, и интриговал ее. Она взглянула ему прямо в глаза и смутилась. Он понимающе улыбнулся.

— Впереди у нас долгий путь, — сказал он, — так что советую вам не осложнять его ненужными опасениями. Эти несколько дней нам придется провести вместе, и вам лучше просто примириться с этим. Не заключить ли нам перемирие на время поездки?

— Да, пожалуй, это имеет смысл, — согласилась Мария.

— И еще мы должны забыть о церемониях и называть друг друга нашими новыми именами. Вы понимаете, что это из соображений безопасности.

— Разумеется. — Она сняла капор и положила его рядом на сиденье.

— Мне очень жаль, что графиня и ее дочь отказались ехать с нами.

— Вы думаете, на замок могут напасть? — встревожилась Мария.

— Я в этом почти уверен, вопрос только — когда это произойдет. Но ваша тетушка удивительно упряма.

— Да, да, вы правы. Я так надеюсь, что с ними ничего не случится! — Мария перевела взгляд на знакомые окрестности. Но скоро они окажутся в местах, где ей не приходилось бывать. — Не нравится мне Франция, — уныло призналась она.

— Мне кажется, вы не были счастливы в замке Феро?

— Не хочу показаться неблагодарной и бессердечной, но я действительно дождаться не могла, когда его покину. Там не было ни тепла, ни радости, ни веселья, ни смеха.

— А вы любите посмеяться, не так ли?

— Да, хотя я так долго жила в замке, что, боюсь, даже забыла, что это такое.

Глаза Марии весело вспыхнули, и она вдруг засмеялась, просто потому, что никто ее за это не осудит, и внезапно почувствовала, как спадает угнетавшее ее напряжение.

Чарльзу было приятно, что она оказалась такой храброй, непосредственной и милой. Несмотря на юность и неискушенность, она была не из пустых и легкомысленных девиц, легко теряющихся перед первым же препятствием.

— Вам следует чаще смеяться, — добродушно посоветовал он. — Это вам идет.

Мария вздохнула:

— Теперь во Франции нечему радоваться. Как вы думаете, насколько опасна ситуация? Вы были в Париже?

Он кивнул.

— Там очень плохо?

— Я видел много жестоких и кровавых схваток между людьми. И задавался вопросом: куда девались достоинство, самообладание и твердость французов? Но недовольство народа очень велико, и для этого есть серьезные основания — высокие цены на продукты, на жилье и непосильные налоги. То, что они добиваются изменений, вполне естественно и справедливо. Должен признаться, я с ними полностью согласен. Требования людей должны быть услышаны и выполнены. Нужно отменить привилегии, установить налоги в соответствии с достатком людей.

Мария с интересом смотрела на него.

— А что еще?

— О, многое. Еще многое необходимо сделать.

— Вы говорите как политик. Вы и есть политик?

— Нет, — улыбнулся он.

— Что же вы тогда делаете?

— А я обязательно должен что-то делать?

— Думаю, безделье вам не по душе. — Она выглянула в оконце. — У вас должно быть какое-нибудь дело.

— Так оно и есть.

— Какое же?

— Да, так, то одно, то другое, — небрежно повел он плечами.

— Вы хотите сказать, что имеете свое дело?

— В некотором роде.

— А оно достойное?

Ее вопрос заставил Чарльза весело улыбнуться.

— В высшей степени достойное, — заявил он, — но если я все сразу расскажу, то нам больше не о чем будет говорить, а впереди еще долгий путь.

— Может, вам мой вопрос покажется странным, но мне очень важно, услышать ответ. Раз уж меня доверили заботам совершенно незнакомого мне человека, вполне естественно, что я хочу знать о нем как можно больше.

Он иронически поднял бровь.

— Так уж и все? — вкрадчиво уточнил он, и Марии показалось, будто в нем проснулся спящий зверь.

Не ожидая такой реакции, она смутилась и отвела взгляд в сторону, но затем справилась с собой и снова прямо посмотрела на него.

— Не хочу вас обидеть, но я вас совсем не знаю, как же мне узнать, могу ли я вам доверять?

— Чего именно вы опасаетесь? Что я не достоин чести сопровождать вас в Англию?

— Мою осторожность можно понять. Будь вы на моем месте, разве вы не потребовали бы каких-то гарантий своей безопасности? Мне непонятно, с каких это пор деловой человек рискует своей жизнью, прибыв в страну, раздираемую бунтами и мятежами?

— А если у него здесь родственники, за судьбу которых он волнуется?

— Ваша семья живет во Франции?! — удивленно распахнула она глаза.

— На юге — на Лазурном Берегу. Моя мать француженка.

— Вот в чем дело! Теперь понятно, откуда у вас такое отличное владение французским. Вам удалось повидаться с родными?

— Да.

— С ними все в порядке?

— Когда я уезжал, все были живы и здоровы. — Он нахмурился. — А теперь — кто знает!

— Почему? Чего вы боитесь?

— Они принадлежат к аристократии. А одно это может привести их к гибели, впрочем, как и меня. Если обнаружат, что я помогал людям, подозреваемым в сочувствии роялистам, меня осудят на жестокую смерть. Сейчас во Франции жизнь дворянина ничего не стоит. Я думаю, что все дворянство и богатые буржуа обречены на гибель, если останутся в стране.

— И ваша матушка?

— К счастью, ей это не грозит — она живет в Англии.

— А у вас есть братья или сестры во Франции?

Он покачал головой:

— У Меня две сестры, и обе вышли замуж за англичан и живут в Англии.

— И… вас тоже ждет жена в Англии?

Он засмеялся и хлопнул себя по колену:

— Нет. А этот вопрос был очень важен для получения ваших гарантий?

Мария смущенно улыбнулась:

— Простите. Ваш упрек справедлив. Видите ли, я так долго не разговаривала с англичанами, если не считать тетушки и Констанс, что совсем забылась.

Чарльзу очень нравилась улыбка Марии Монктон — она вспыхивала у нее в глазах и освещала лицо, придавая ему особую пленительность. Девушка все больше интересовала его, но он этого не показывал. Как ни соблазнительно было воспользоваться ее юной неопытностью, приходилось думать о той цене, которую пришлось бы за это заплатить.

— Пожалуйста, не затрудняйте себя извинениями. Я вовсе не обижен. Даже напротив: хотя наш путь в Англию будет долгим и трудным, теперь я вижу, что с вами не придется скучать.

— Вы сказали, путь будет долгим. И мы все время должны разговаривать только по-французски?

— Да. Чем меньше внимания мы к себе привлечем, тем будет спокойнее. И если мы в присутствии Пьера будем называть друг друга Шарль и Мари, он ничего не заподозрит.

Марию не беспокоил кучер. Его широкое лицо и простодушный взгляд говорили о доброте и честности.

— Я думаю, ему можно доверять. А вы как считаете?

Он пожал плечами:

— Кому сейчас можно доверять? Ни в ком нельзя быть уверенным. Впрочем, он производит впечатление надежного человека, кроме того, он обрадовался возможности заработать. Это его экипаж, я заплатил ему приличные деньги и пообещал добавить, если он благополучно доставит нас в Кале.

— Чарльз, я вам очень благодарна. Скажите, у вас есть еще какие-нибудь причины помогать мне — помимо того, что наши отцы были друзьями?

— Да, у меня есть личная причина почитать память сэра Эдуарда.

— Вот как?

— Он спас нам жизнь — мне и моей матери. Это случилось во время сезона дождей, когда мы с матушкой ехали к отцу в Бенгалию. Мы переправлялись через реку, которая из-за наводнения стала глубокой и бурной. Гребцы не справились с веслами, наша лодка потеряла управление, и ее стало подбрасывать и вертеть на волнах, как скорлупку. Было очень страшно, в любую минуту она могла перевернуться вверх дном. Ваш отец увидел все это с берега и поспешил на помощь. Пока он пытался нас спасти, сам едва не погиб. Мама удержалась в лодке, а меня и еще несколько человек выбросило за борт. Ваш отец прыгнул в воду и с трудом втащил меня в лодку. Тем временем остальные утонули. — Лицо Чарльза затуманилось воспоминаниями. — Я обязан ему жизнью. Вы должны им гордиться.

— Я и горжусь. Теперь я понимаю, почему вы пришли мне на помощь.

— Конечно. Это самое малое, что я могу сделать для сэра Эдуарда — благополучно доставить домой его дочь. Таким способом я хочу отблагодарить его за исключительную отвагу.

— Да, я понимаю вас. И спасибо, что вы рассказали мне об этом, ведь я ничего не знала.

— Не стоит благодарности.

Уже знакомая легкая улыбка играла у него на губах, взгляд красноречиво задерживался то на ее волосах, то на свежих губках.

Мария вдруг вспыхнула румянцем и неожиданно для себя сказала:

— Я очень сожалею… о том… Ну, когда хотела ударить вас по щеке. Это было непростительно, мне стыдно за себя.

— Но это вполне объяснимо, — серьезно ответил Чарльз. — Не думайте об этом, я уже все забыл.

Мария ожидала, что теперь, когда она завела разговор об этом инциденте, он извинится за сказанное о полковнике Уинстоне, но он молчал.

Она украдкой окинула взглядом своего спутника. Темно-синий камзол плотно облегал его широкие плечи, серые панталоны обтягивали крепкие мышцы ног. Его красивое мужественное лицо выдавало в нем человека сильного, смелого и уверенного в себе, и Мария с огорчением поняла, что невольно будет сравнивать с ним своего жениха.

Внезапно тучи разошлись, выглянуло солнце, озарив лицо Марии своим мягким золотистым светом. Она знала, что Чарльз продолжает смотреть на нее, потому что его взгляд обжигал ей щеку сильнее, чем луч солнца. Окрестности не смогли ее заинтересовать, поскольку ее мыслями целиком завладел Чарльз, по губам которого по-прежнему скользила легкая улыбка.

В спутнике Марии была некая особенность, которая заставляла думать, что он не так прост, как кажется. Казалось, его взгляд пронизывал ее насквозь, рождая в ней смятение и настороженность. Она начинала думать, что рядом с ним никогда не будет чувствовать себя легко и непринужденно.

Вскоре им пришлось влиться в плотный поток людей с ручными тележками и лошадей с повозками. Их экипаж оказался стиснутым со всех сторон, продвижение замедлилось. В этой густой толпе уставших и голодных крестьян и разного рода бродяг то и дело вспыхивали ожесточенные перебранки и потасовки, грозившие перекинуться на седоков удобного экипажа с сытыми конями. Мария опасалась нападения и испытала огромное облегчение, узнав, что Чарльз запасся оружием и достаточным количеством зарядов. К счастью, все обошлось благополучно.

* * *

В середине первого дня путешествия колеса экипажа загрохотали по булыжным мостовым маленького городка. С трудом спустившись на землю, Мария бродила по извозчичьему двору, разминая затекшие ноги, пока распрягали их лошадей, от которых валил пар после стремительного бега, а вместо них ставили свежих.

Снова поднявшись в экипаж, Мария ожидала Чарльза, который разговаривал с Пьером. Она придвинулась к окошку, чтобы посмотреть на своего спутника, и вдруг ею овладело неведомое прежде чувство, отчего зеленые глаза ее потемнели, нежное лицо порозовело, и свежие губки приоткрылись от частого, прерывистого дыхания.

Словно почувствовав ее взгляд, Чарльз неожиданно обернулся, и выражение его светлых глаз заставило Марию поспешно отпрянуть от окна и запылать от возмущения. В его взгляде читался дерзкий вызов, он привел ее в состояние непонятного возбуждения, пронизывающего все тело какими-то токами. Она рассердилась на себя, а еще больше — на Чарльза, считая, что причиной этому был именно он.

Чуть позднее они снова пустились в путь.

Уже стемнело, когда они добрались до постоялого двора, где им предстояло провести ночь. Пьер с багажом своих пассажиров последовал за ними в дом. Внутри было чисто и уютно, в воздухе витали аппетитные ароматы. Общий зал был полон людьми, в основном мужчинами, которые пили вино и обсуждали положение в Париже. Появление путешественников привлекло настороженные взгляды исподтишка. Мария трепетала, опасаясь, как бы ей не пришлось вступить в общение с этими страшными людьми. Чарльзу удалось снять две комнаты.

— Я пойду сразу к себе, — сказала Мария. — И предпочла бы, чтобы мне принесли еду, если это можно устроить. С самого утра я ничего не ела и просто умираю с голода.