Затем он повернулся на каблуках и спокойно, не выказывая спешки, поднялся в экипаж. За ним никто не последовал. Он в этом не сомневался, но не мог бы уверенно сказать, боялись ли смутьяны быть застреленными или опасались заразиться от Марии.

— Как вы себя чувствуете? — спросил он, усаживаясь напротив и приказав Пьеру ехать дальше, оставив позади пылающее поместье.

— Сейчас уже лучше. Но когда вы вышли из кареты, я думала, что пришла наша смерть.

— Могло обернуться и так. Я же велел вам сидеть в карете.

— Да, но я должна была что-то делать. Мне стало так страшно.

— Но вы этого не показали, стало быть, мужества вам не занимать. И конечно, ваша выдумка про оспу просто гениальна! — Он протянул ей белоснежный платок. — Теперь можете стереть эти пятна, они уже сослужили свою службу. Я вижу, вы обнаружили мой второй пистоль. Вы умеете им пользоваться?

— Сумела бы, если бы пришлось, — ответила Мария, ожесточенно стирая румяна с лица. — Меня научил стрелять один грум из замка.

— Кто знает, может, это пригодится! Но, Мария, прошу вас, выслушайте меня внимательно. — Глаза его стали строгими, когда он очень тихо и внушительно заговорил: — Если вы не стремитесь преждевременно умереть, больше ничего подобного не делайте. Из-за вашего безрассудства мы оба могли погибнуть. Это было глупо. Как вы посмели ослушаться моего приказания?

Под его тяжелым взглядом Мария залилась горячим румянцем и сначала забилась в уголок, но затем одернула себя и самолюбиво вздернула подбородок.

— Ослушаться вашего приказания? — с негодованием воскликнула она. — Прошу прощения за самовольство, но, думаю, спасла нас моя сообразительность, а вовсе не ваш пистоль!

— Что бы вы ни думали, но я держал ситуацию под контролем. Как может человек принять хладнокровное решение, когда женщина, которую он стремится защитить, выкинула такой фокус! Ваша выходка могла все испортить!

Ей хотелось кричать на него, объяснить, как она испугалась за него, но слова замерли у нее на устах, и она только пробормотала:

— Об этом я не подумала.

— Оно и видно. Когда я отдаю приказание, вы не должны подвергать его сомнению. Для меня это вопрос принципа. — Он видел, как Мария сердито насупилась. — Больше не смейте меня подводить!

Испуг Марии сменился негодованием, и она холодно отвернулась. Он в бешенстве уставился на ее профиль, думая о том, что ее появление перед разнузданной толпой могло привести к страшным последствиям. Но еще больше он проклинал себя за то, что не ожидал встречи с обезумевшими повстанцами. Ему нужно было приказать Пьеру следовать в объезд деревни, а он, забыв об опасности, слишком торопился добраться до гостиницы.

Он размышлял о том, почему слуги с первого взгляда подчинялись ему, а эта упрямая и дерзкая девица поступает как ей вздумается. Она была до такой степени непредсказуемой, что на ее слово нельзя было надеяться. И все-таки его восхищали мужество Марии и ее остроумная идея с оспой.

Когда они подъезжали к постоялому двору, он кинул на нее взгляд и с опозданием подумал, как, должно быть, ей было страшно столкнуться с этой бандой злодеев, которые только что подожгли усадьбу вместе с находившимися в ней обитателями. С жалостью он вспомнил о ее юном возрасте, страшном испуге и отчаянной отваге. Любая другая женщина на ее месте впала бы в истерику.

Через несколько минут коляска въехала в ворота гостиницы, и Пьер остановил взмыленных лошадей. Чарльз спрыгнул на землю, затем протянул руки, чтобы помочь Марии спуститься, ее лицо оставалось замкнутым, она упорно избегала его взгляда.

Он осмотрел многолюдный двор.

— К несчастью, мы не заказали комнаты заранее, так что придется удовлетвориться тем, что предложат.

Мария обернулась к нему.

— Чарльз, я буду вам очень благодарна, если вы снимете для себя отдельную комнату, — сухо сказала она. — Мне нет дела до того, как отнесется Пьер или другие к тому, что муж и жена занимают отдельные комнаты, объясните это как вам вздумается, но сегодняшнюю ночь я предпочитаю провести в одиночестве.

— Как пожелаете.

Мария обрадовалась, что он не стал возражать, впрочем, он умел, когда нужно, сохранять непроницаемое лицо, так что трудно было догадаться, о чем он думает или что чувствует.

Они вошли в общий зал, и их оглушил страшный шум. Казалось, гостиница была переполнена, но Чарльзу удалось заказать комнаты.

— Пожалуйте сюда, сударыня, — сказал трактирщик, поднимая ее саквояж и направляясь к лестнице. Чарльз остался в общем зале, чтобы выпить в компании с Пьером так необходимую ему кружку холодного крепкого пива.

Довольная, что останется одна, Мария последовала за трактирщиком, который ввел ее в узкую комнату с голыми стенами. Скудно освещенная единственной масляной лампой, она вмещала только длинную узкую кровать с цветастым покрывалом, умывальник с кувшином и тазом и два стула с прямыми спинками, которые стояли у окна под самой крышей. Пообещав прислать в комнату ужин, трактирщик ушел.

Усталость, тревога и напряжение, пожар и представление о страшных мучениях людей, гибнущих в огне, — все тягостные впечатления дня нахлынули на Марию, как только она осталась одна. Тяжкие рыдания вырвались у нее из груди. Она старалась не думать о том, что могло случиться с тетушкой и Констанс. Неужели замок Феро тоже сожгли? Погибли они или где-нибудь прячутся, не находя убежища?

Она села на кровать и прижала дрожащие пальцы к вискам. Слезы текли по ее щекам, все тело содрогалось от рыданий. Она не могла поверить в случившееся. Как и предсказывал Чарльз, кошмар наконец стал явью — дома знатных вельмож горели по всей Франции.

Через пару часов к ней тихо постучался Чарльз и, услышав приглашение войти, с удивлением обнаружил, что дверь не заперта. Он застал ее сидящей у маленького окошка с поникшей головой. Ее унылая поза больно поразила его. Он не мог не восхищаться выказанной Марией отвагой и с некоторой досадой предчувствовал, что эта девушка способна перевернуть всю его жизнь.

— Мария, — тихонько окликнул он.

Она подняла на него свои грустные зеленые глаза и не улыбнулась.

Чарльз подошел ближе, опустился на колено и взял ее за руки. Ему отчаянно хотелось привлечь ее к себе на грудь и утешить как ребенка, но он не хотел пугать ее.

По ее замкнутому лицу невозможно было понять, что она чувствует. Глаза ее были прикрыты, густые длинные ресницы отбрасывали тень на нежные щеки. Он не мог бы сказать, приятно ей его прикосновение или она просто терпит его.

— Мария, мне очень жаль. Не могу выразить, как я сочувствую вашим переживаниям. Я говорил с вами очень грубо и жестко и прошу извинить меня за этот тон. Понимаете, настроение у меня было не самое лучшее, когда мы столкнулись с этой толпой. У меня уже есть подобный опыт, поэтому я едва не потерял голову. Вы меня прощаете? — с неловкой улыбкой спросил он.

Мария кивком подтвердила, что принимает его извинения, но лицо ее оставалось безучастным.

— Постарайтесь не думать о том, что случилось. Все уже позади.

— Наверное, у меня память лучше, чем у вас. И я не могу так легко обо всем забыть. Я все еще словно вижу этот пожар, представляю этих несчастных людей, которые…

— Не надо, Мария, не терзайте себя. Жизнь не обходится без жестокостей.

— Я с вами не согласна.

— Разумеется. Страшные стороны жизни всегда были скрыты от ваших глаз. Да и люди обычно творят черные дела исподтишка, без свидетелей. Теперь вы об этом узнали, придется с этим смириться.

— Как вы думаете, этот сеньор и его домочадцы действительно погибли в пожаре?

— Признаю, это звучит ужасающе. Но поскольку у нас нет никаких доказательств, почему бы не предположить, что в самом худшем случае сеньор со своей семьей были избиты, а потом им удалось убежать?

— Хотелось бы мне на это надеяться, — сказала Мария. — И на то, что в замке Феро по-прежнему благополучно. Молю Бога, чтобы он сохранил жизнь моей тетушке и Констанс. Стоит мне вспомнить, как я радовалась, что уезжаю домой, в Грейвли…

— Что вас так мучает?

— Стыд за себя! Я убежала, покинув их на произвол страшной судьбы. Как я могла так поступить!

— Но вы же не знаете, что с ними стало. И не забывайте, они сами приняли решение остаться.

— Все равно, мне не следовало оставлять их одних. Тетушка приняла меня в свой дом, когда умер папа. Кроме них, у меня не было никого на свете. Я обязана была остаться и помочь им.

— Насколько я понимаю, у вас был только один выход — уехать. Полковник Уинстон настаивал, чтобы вы покинули Францию, пока это возможно. К тому же я специально проделал долгий путь, чтобы забрать вас с собой. Мне было бы крайне досадно, если бы мое путешествие оказалось напрасным.

Сообразив, что он все ещё держит ее за руку, Мария смутилась и осторожно высвободила ее, хотя без тепла его руки ей стало еще тоскливее. Она взглянула в его умные, все понимающие глаза, и сердце у нее дрогнуло.

Чарльз встал и заметил поднос с нетронутой едой.

— Я вижу, вы не ужинали. А поесть нужно непременно.

— У меня нет аппетита.

— Тогда выпейте хотя бы бокал вина.

— Нет, я…

— Я настаиваю.

Чарльз налил вина в два бокала и один протянул Марии. Она неохотно взяла и немного пригубила вино. Он сидел напротив, наблюдая за нею, и скорее почувствовал, чем увидел, как с нее спадает напряжение.

— Ну как, вам лучше?

Она кивнула.

— Когда вы рассчитываете достигнуть Кале?

— Завтра, надеюсь, до наступления темноты, а значит, нам придется выехать очень рано. Могу только мечтать, чтобы мы без дальнейших приключений добрались до места. Отправляясь в замок Феро, я сообщил полковнику Уинстону ориентировочную дату нашего прибытия в Дувр — при условии, что все пойдет по плану. Тогда уже он о вас позаботится, если ничего не изменится. — Мария вопросительно посмотрела на него, но он не стал ничего объяснять, тая в душе надежду, что, бросив на полковника всего один взгляд, она порвет с ним.

— О своих делах я тоже договорился, так что в Дувре нам придется расстаться, но я не буду знать покоя, пока не удостоверюсь, что вы под надежной опекой. — Чарльз прямо взглянул в ее глаза. — Мария, полагаю, вам не терпится после всех этих лет встретиться с вашим женихом.

Это неожиданное заявление застало ее врасплох.

— Я… Признаться, я немного тревожусь. Не знаю, чего ожидать. Мы ведь так давно не виделись.

— Вы боитесь?

Мария посмотрела ему в глаза.

— Наверное… Мой страх перед новой встречей с Генри… Видите ли, он не исчез, а, напротив, усилился, — чистосердечно призналась она. — Вы знаете, мой отец отлично разбирался в людях и был твердо уверен, что Генри станет мне хорошим мужем, и в память о нем я сделаю все, что в моих силах.

— Я это понимаю, — мягко сказал Чарльз, — но если вы не сможете согласиться на этот брак, уверен, ваш отец понял бы вас.

— Не надо меня успокаивать, Чарльз. Я давно уже поняла, что вряд ли выйду замуж за Генри. Так что не стоит за меня волноваться, правда, в этом нет необходимости. Быть может, уже через несколько дней я приму решение свернуть с той дороги, которую уготовил мне отец.

— Это вы, Мария, выглядите взволнованной и озабоченной. Вы будете расстроены, если вам придется уйти от полковника Уинстона?

— Отчасти… Понимаете, в замке Феро меня несколько раз охватывал невероятный страх. Я часто думала о том, что все мои родные покинули меня — родители, брат, который скончался младенцем, дед и бабушка по материнской линии, которые утонули во время шторма на Канале, — а в замке я никого не могла считать близким родственником. Так и получилось, что с раннего возраста все мои надежды были связаны с Генри. Когда я приехала во Францию, я знала, что он меня ждет, я мечтала поскорее стать взрослой, чтобы он приехал и забрал меня домой. Но чем старше я становилась, тем больше менялось мое отношение к нему. Он писал мне очень редко… а тон его писем становился все более официальным, принужденным… словно он писал их из чувства долга. Я даже стала бояться его. Потом я пришла к выводу, что, прежде чем мы с ним обменяемся обетом, необходимо узнать его ближе, чтобы принять разумное решение. Какие бы недостатки у него ни были, мы помолвлены, а потому я не могу уклониться от встречи, чем бы она ни закончилась.

— Она может стать концом… или началом чего-то другого.

Мария пристально посмотрела на него.

— Да, может быть.

Она была очень хороша в простом шерстяном дорожном платье, в котором покинула замок Феро. Лицо ее мягко светилось в полумраке, черные волосы с синеватым отливом свободно спадали на плечи. Чарльз подумал, что в жизни не встречал более красивой девушки. Всего за два дня она полностью его околдовала. В ней восхитительно сочетались замечательно красивая внешность, самостоятельность мышления и обезоруживающий здравый смысл.