Он даже, казалось, понял, почему Вика обрадовалась его отъезду: ей просто хотелось побыть одной, без тесной близости с начальством, которая, надо думать, успела поднадоесть за несколько дней.

И даже старательно не думал о девушке всю ночь с пятницы на субботу, и весь первый выходной… Спасибо Татьяне, которая искренне ему радовалась и сделала все, чтобы все лишние мысли повылетали из головы. А вот ближе к утру воскресенья, когда женщина утомленно спала, Денис, неожиданно, понял, что ему совершенно не спится. Что‑то не давало покоя, а вот что — не мог уловить. Даже курить захотелось отчаянно, хоть и бросил уже, года три как… У Тани сигареты водились, в свободном доступе. Стараясь не потревожить, он аккуратно выбрался на кухню и закурил прямо там, в открытую форточку. Вылезать на балкон, хоть и застекленный, никак не решился. Он смотрел, как в белесые струйки дыма вытекают в стылую ночь и разбирал по кусочкам все мысли, которые метались и не могли угомониться. Поймал. Вика за сутки ни разу не позвонила. Он чуть не треснул по окну от злости: даже здесь и сейчас она не давала ему покоя. Странно, ненормально… Немыслимо. Совершенно ему не нужно. Ранее принятое решение, что девушку нужно завоевать, во что бы то ни стало, казалось глупым и преждевременным. А беспокойство не отпускало.

Он выкурил две сигареты подряд, все в той же задумчивости, не слышал, как подошла Татьяна… Вздрогнул от неожиданности, когда она обняла, прижимаясь всем телом, теплым, мягким, всегда желанным… Но сейчас эти объятья показались назойливыми. Не успев подумать, оттолкнул, сбросил нежные руки… Она опешила:

— Что‑то случилось, Денис? Почему не спишь в такую рань? Половина восьмого, отдыхай, отлеживайся…

За что её ценил — за вечную готовность понять и принять, без лишних претензий и закидонов. Женщина, которая никогда ничего ему не предъявляла. Он, порой, подумывал — а почему не сойтись, не жить вдвоём, согревая друг друга, пряча от одиночества. Только, вот беда — ей это не было нужно. Редкие радостные встречи — да, но не больше. Она так и не отошла от своего тяжкого замужества. И теперь всеми силами держалась за свободу. Оба знали, что рядом с Дэном этой свободы не стоит ждать: подчинит, заставит жить по своему уставу и собственному ритму. Оттого ограничивались такими вот встречами. Дэн привык и ничего не требовал больше.

Обижать её не любил, но сейчас видел — обиделась, хоть виду не показала. От этого сделалось еще хуже. И прощения просить не хотелось. Опять засада.

— Ничего не случилось. — Вышло как‑то слишком сухо и холодно. — Не спится больше. Извини, что разбудил.

— Ничего страшного. Я так понимаю, позавтракаешь и пойдешь? — Голос чересчур ровный.

Дэн почувствовал себя совершенно глупо: именно так и хотел поступить. А ради чего? Ради какой‑то чужой, нелепой девчонки, которая спит сейчас и видит сны про мужа, а он, Денис, состоявшийся взрослый мужик, дурью мается.

— Нет, Танюш. Позавтракаю и останусь. Или уже надоел, и пора смазывать лыжи? — Теперь уже он обнимал её, шепча на ухо заговорщицким голосом.

— Дурак ты, Дёнь… Когда я тебя выгоняла? — Видимо, отошла от обиды, в голосе появилось тепло, всем телом к нему прильнула.

На время про Вику забыл. До самого полудня.

Расслабленно валяясь на диване перед огромной плазмой (вот она — иллюзия, хоть и временная, семейного уюта), что‑то услышал краем уха странное… Что‑то, впившееся в мозг занозой… Беспокойство вернулось, с удвоенной силой, не позволяя отмахнуться от него, расслабиться.

Передал "символ власти" — пульт от телевизора — Татьяне, схватил телефон и ушел подальше от неё. На недоуменный взгляд лишь нахмурился, через силу выдавив: "Срочный звонок. Совсем забыл. Очень важный".

Набрал номер Вики несколько раз — в ответ одни гудки, длинные, а потом — сброс, " Абонент не отвечает, перезвоните позже".

Засобирался. Уже на выходе, обутый, проверяя карманы (не забыл ли чего необходимого), коротко бросил:

— Танюш, я поеду. Очень важное дело. По телефону не решишь.

Она вышла, обняла на прощание, без лишних вопросов (за что вновь про себя произнес целую благодарственную речь), и отправила восвояси.

По дороге домой старался не гнать — чувствовал себя глупо, втайне кляня на чем свет стоит собственную нервозность. И сразу же оправдание находил: вроде как, он в ответе за приезжую, пока она здесь, тем более — в его доме. И снова надавливал на газ. Благо, что в выходной движения почти не было.

Квартира встретила его холодом и тишиной. И какой‑то странной вознёй в глубине прихожей.

Дэн стоял на пороге своего собственного дома и не знал, что делать дальше: молча подождать развития событий, или уже ломиться внутрь и спасать… Кого и от чего — вот вопрос, потому и задумался. Не хотел наломать дров, потому и задумался. Выглядеть идиотом не очень любил, а с Викой уже произошло немало таких случаев.

Пока он соображал, на него выдвинулась попка. Очень даже ладная и упругая, это он успел и раньше рассмотреть. А вот неприлично коротких штанов, почему‑то гордо зовущихся "шортами", он еще в своей квартире не наблюдал. Как и длинных загорелых ног, торчащих из этих "шортиков". Догадывался, конечно, и даже мысленно представлял. А вот живьем не видел.

Понять, кто на него пятится, не составило труда. А вот зачем, и почему в такой двусмысленной позе — Дэну пришлось поразмышлять.

Так как ничего страшного, по всей видимости, не происходило, он позволил себе насладиться видом. Очень, кстати говоря, провокационным. И, если бы не прошедшие сутки в режиме "все включено", вряд ли он смог бы остаться спокойным и руки не протянуть. Хотя, через пару минут, все внутри уже бушевало: хотелось сграбастать в охапку это упругое тело, и не выпускать. Хотя бы попробовать — какая она, не глазами, на ощупь. Что‑то подсказывало, что понравится, очень. Только остатки здравомыслия подсказывали, что ничем хорошим этот порыв не закончится. Хорошо, если просто по лбу заедет, или куда там у неё руки дотянутся…

Но, уже имея представление о характере девушки, он знал, что истерика — это гарантированный минимум. На который наложится скандал, хлопанье дверьми и переезд в другое обиталище. В худшем случае — свалит домой, а потом нажалуется шефу на домогательства.

Поэтому он просто молча любовался. Понимая, что и такое, молчаливое, наблюдение может аукнуться. Но отказать себе в радости не мог.

К счастью, столкновения не произошло: где‑то на пол — пути к выходу Вика поднялась и развернулась, теперь он видел девушку вполоборота. Она его не видела. Направилась в сторону ванной комнаты, потряхивая мокрой тряпкой (вопрос еще, где взяла), что — то мурлыча под нос. И только, дергая за ручку, обнаружила присутствие Дениса. Видимо, зря он дернулся, облокачиваясь на косяк: мог бы и дальше смотреть на театр с одним актером…

— Ой… — Потянулась к ушам и выдернула капельки — наушники. Размотала и спрятала в карман рубашки. — Здравствуйте. А я и не заметила, как вы пришли.

— Здравствуй. — Что‑то такое она уловила в его взгляде, отчего порозовела, от кончиков ушей до шеи. — Чем занимаешься?

Глупый вопрос вывел её из легкого ступора:

— Да вот… Полы мою…

— Зачем?

— Кхм… А зачем их моют, в принципе? — Осталось только похвалить — быстро сориентировалась.

— Я не о том. У меня соседка убирается. Я за это ей деньги плачу. Ты‑то зачем заморачиваешься?

— А… Лидия Петровна? Она заходила вчера. Мы с ней вместе готовили. А убираться я ей не дала. Домой отправила.

— Почему? — Денис начинал терять терпение: зачем напрягаться, если для уборки есть специально нанятый человек?

— Что почему? — Уставилась непонимающе. — Зачем я отказалась наблюдать, как пожилая женщина ползает на коленях, пока я телик смотрю?!! Тем более, что мне, все равно, заняться было нечем?

Дэна кольнуло воспоминание: когда‑то жена мечтала именно об этом… Чтобы сидеть, ничего не делая, и видеть, как кто‑то другой работает за его, Дениса, честно заработанные деньги. А она бы "наводила уют и атмосферу". Что это означало, Дэн так и не смог понять. Сначала было не до того — главное, чтобы улыбалась. А потом — тем более, возникли другие сложности.

Но он и сам не заметил, как привык, что женщины мыслят только такими категориями. Хозяин — прислуга. И сам их начал воспринимать как должное…

Сейчас это покоробило.

— А кто тебя заставлял сидеть дома? Сходила бы куда‑нибудь, или с Женькой съездила…

Ответный взгляд — сплошная ирония. Помахивая мокрой тряпкой, как жгутом, так, что Дэн, от греха, отодвинулся, доверительно сообщила:

— На улице, между прочим, ниже тридцати. А еще обещали метель. Вам так хочется, Денис Игоревич, чтобы я сгинула насовсем?

Действительно, об этом он, привыкший передвигаться на четырех колесах, в комфортном тепле, как‑то не подумал. Не нашел, что ответить.

— Только вот, непоследовательны оказались: мне из дома не выйти, без ключей. Которые мне никто не оставил. Или нужно было уйти, не закрывая дверь, чтобы вас еще и обокрали?

Ощущение полного идиотизма. Даже сейчас она его сделала. Хотелось ответить что‑нибудь гадкое, что последнее слово оставить за собой. Но в голову не пришло ничего умнее:

— Ну, так попросила бы ключи у Петровны… А потом отдала…

— Как‑то не подумала. — Неожиданно сменив гнев на милость, Вика просто пожала плечами и развернулась в сторону ванной, до которой так и не дошла. — Решила вас дождаться, а потом уйти.

— Куда? — Рык получился грозным. Он честно не хотел так рычать. Но вышло…

— В гости. К Лидии Петровне.

— Зачем?

— Господи! Да что ж, я теперь должна за каждый свой шаг отчитываться? Что ни сделаю — все не так. Я хочу к ней в гости. Будем пить чай и сплетничать. Про вас. Теперь довольны?!!

— Доволен. Извини за тон.

Молчание. Удивленно — надменный изгиб брови, в глазах — недоверчивое ожидание:

— Хорошо. Извиняю. Честно говоря, с соседкой вышло не очень хорошо…

— А что случилось? — Ему надоело стоять в дверях, начал раздеваться. Скинул ботинки и куртку, прошел вслед за девушкой в ванную. Помыть руки. Ничего лишнего, никаких провокаций.

Вика, похоже, расслабилась от спокойного тона (вообще, похоже, что зла подолгу не держала, отходила быстро, как будто переключатель срабатывал). Она встала рядом, наблюдая, как мужчина моет руки, ополаскивает лицо, вытирается:

— Мне кажется, она приняла меня за кого‑то другого… Сначала растерялась (я, если честно, тоже подпрыгнула, когда она вошла), а потом обрадовалась чему‑то… Взялась нахваливать вас, будто сватала… Даже слова не дала сказать, что я просто временно живу, и вообще — подчиненная, и мне никакого дела до вашей жизни нет…

— Ммм… И что же такого интересного она успела рассказать?

— Да я, честно говоря, не очень и слушала… Не люблю чужое белье ворошить…

Он почувствовал, что Вика задержала взгляд где‑то в районе верхней пуговицы рубашки… Резко отвела, смутилась, затараторила, теряя мысль:

— Вы же никуда не собираетесь? Я тогда схожу, навещу её… Женщина одинокая, и так меня ждет… Несколько раз заглядывала сегодня… Там отбивные в холодильнике, гарнир тоже… Даже киселя наварили… Я тогда пойду? Потом домою. Все равно, не стоит сейчас мешать…

Денис потерялся от резкой смены интонаций, поэтому только махнул головой, соглашаясь со всем… И догадался посмотреть в зеркало, лишь когда Вика скрылась за дверью спальни.

— Черт! — Видок у него был откровенно… кобелиный. Небритая щетина, измятый воротник рубашки — досадные мелочи по сравнению с пятнами, алевшими на шее, у основания кадыка. Странное ощущение, что влип. Словно к жене от любовницы явился…

И все бы ничего, если не вспоминать о том, что жене давно уже глубоко фиолетово на все его похождения, а Вика ему никто. И не должно быть совестно. Но этот её взгляд смущенный, как будто не ему, а девушке должно быть стыдно за пятна засосов… Ненормально действует стажерка на психику, вот к какому выводу пришел Денис. С этим нужно было что‑то делать. Знать бы — что?

Пока он рассматривал себя и пытался хоть немного скрасить следы легкого поведения (скинул рубашку, натянул водолазку с высоким воротником… даже усмехнулся — в кои‑то веки такой чешуей занимается), а потом раздумывал — стоит ли бриться, Вика уже собралась на выход.

— Денис Игоревич, я ушла. Вы же дома будете? — Подчеркнуто официально, сухо, а сама смотрит в сторону, не на него…

— Угу. Ты надолго? — Пытаясь поймать её взгляд, а там найти… что? Интерес, прощение, что‑то неуловимое? Как дурак, в общем‑то, начал в глаза заглядывать…

— Не знаю, как получится… Ей, похоже, очень поговорить хочется…

— О чем? Вот любопытно даже: какие могут быть общие темы у тебя со старухой? Будете обсуждать пенсию, или какая нынче молодежь пошла?

— Да какая разница… Я, как подумаю, что лет через десять и моя мама так же будет сидеть в четырех стенах и болтать с телевизором… Может, и к ней кто‑нибудь в гости придет, послушает про её горести… — Вика подняла глаза, в которых плескалась жалость, неприкрытая. Хорошо — не на него направленная. Снова что‑то больно укололо: вспомнил про своих родителей. Но те живут вдвоём, да еще и внук с невесткой под боком. Не скучают, наверняка. Почти успокоился.