Вика после его слов прерывисто выдохнула и застыла, не поднимая век. Потом еще один вздох, похожий на всхлип, он присмотрелся… В сумраке разглядел, что губа закушена и предательски дрожит… Руки её в это время неловко теребили пуговицы на блузке, неизвестно когда и как расстегнутые, пытаясь обратно застегнуть…

— Ну, малыш, не расстраивайся… Нужно просто отсюда уйти. Слышишь, Вика? Подожди… — Перехватил запястья, отвел в сторону. Сам аккуратно застегнул все пуговки, поправил воротничок, отвел от лица волосы… — Маленькая, ну, что с тобой? Не грусти, пожалуйста… Видишь, я пришел. Я рядом…

Не зная, что еще добавить, как успокоить, прижал к груди, поглаживая. Слушая, как затихает дрожь…

— Денис, я так устала… И так соскучилась по тебе… А ты… — Голос был таким жалобным, таким непривычным, и так непохожим на его всегда уверенную Вику… Полоснул болью по сердцу.

— А я… Я думал, что умом двинусь, Вик. Честно. Обещал же тебе не звонить, не писать… Держался. И видишь — вот. Теперь ты плачешь…

— Я не плачу. Неправда. — Она, думая, что незаметно, терла глаза кулачком…

— Вижу. Пойдем отсюда. Хоть прокатимся, поговорим… — От глупости и нелепости происходящего сводило скулы.

— Хорошо. Сейчас. — Она попробовала сдвинуться с места… Денис нехотя отпустил, сразу же ощущая пустоту в руках, и холод. Её уже не хватало.

Не мог оторвать глаз, впитывая каждое движение, пока она аккуратно, слишком сосредоточенно собиралась, не устоял, сам натянул ей шапку и шарф.

К машине почти бежали, взявшись за руки. Не обращая внимания на то, что могли подумать охранники… Вика пыталась об этом сказать, но Денис лишь отмахнулся.

— Не думай об этом. Надоело прятаться…

— Денис, ты что?!

— Вика, забирайся в машину…

— А куда мы поедем?

— Куда‑нибудь… Хочешь есть? Обедала, наверное, сто лет назад?

— Не хочу.

— Понятно…

Он, не спрашивая больше, заехал на ближайшую заправку с приличным кафе, взял кофе, себе и Вике, каких‑то сладостей и пирожков, шоколадку…

Вернулся, сложил все это богатство девушке на колени, кофе в руки отдал.

— Смотри, что понравится, выбирай. Перекуси хоть чем‑нибудь… — Вздохнул. — Извини, конечно, лучше бы в кафе тебя отвести… Но не хочу никого видеть, кроме тебя. И слышать тоже.

— Ничего страшного, Денис. Я не обиделась. И светиться лишний раз тоже ни к чему…

— Да причем тут "светиться"? — Он поморщился, непонятливо…

— А зачем тебе нужно, чтобы видели сначала с женой, а через пару часов — с коллегой? Оно тебе нужно, Денис?

— Да мне, вообще‑то, пофигу на это… Я тебя берегу, чтобы не нервничала…

В ответ — тихий вздох и такое же тихое "спасибо"… Очень подозрительное…

— Вик, дорога сложная, отвлекаться не хочу. Остановимся — спокойно поговорим. Хорошо?

— Так, куда мы едем?

Он улыбнулся, впервые за все это время…

— Сейчас увидишь и все поймешь…

Они приехали на то же место, далеко за городом, куда он когда‑то её привозил. Почему‑то хотелось именно сюда. А больше и некуда. Это противное ощущение от того, что им элементарно негде спокойно встретиться, гнусно буравило мозг. А решения никакого придумать не мог.

Вика, узнав пейзаж, тоже легко улыбнулась, согрела его теплым взглядом. Помнила. От этого слегка полегчало.

— Не хочешь выйти, воздухом подышать? Недолго, чтобы не замерзнуть….

— Хочу. Пойдем.

— Подожди, помогу выпрыгнуть.

Снова прижал её к себе, едва успев прикрыть дверь, чтобы не выпускать теплый воздух. Облокотился о капот, расстегнув куртку, заставил спрятать руки внутрь. Чтобы не мерзла, и чтобы ближе была.

Она доверчиво прислонилась к нему, но не расслабилась. Будто готова была отпрянуть при первом неосторожном слове. И он не знал, с чего начать. Чтобы правда не казалась жалким оправданием.

— Ты меня совсем ни о чем не спрашиваешь… Почему?

— Не знаю… Не знаю, о чем первом спросить. И требовать от тебя ничего не хочется. Не хочу играть роль любовницы, которой мужчина что‑то там должен…

— Но я ведь должен тебе… Нет?

— Денис, расскажи сам. Мне очень важно услышать и понять, что происходит. Не думай, что я такая безразличная…

— Я попросил у Дарины развод. — Почувствовал, как живое и мягкое тело будто стало каменным. Вика замерла.

Потом выдавила:

— И что?

— Артачится. Просит еще одну попытку… Старается "наладить отношения", как она говорит… — Вика не видела кривую ухмылку, с которой он выплюнул последние слова.

— И как? — Она отстранилась, подняла голову, заглядывая в глаза. — Получается?

— Нет. Иначе, зачем бы я здесь стоял?

Он вспомнил, как искренне и душевно жена пыталась втюхать ему историю про любовь, которая вспыхнула и прожила все эти годы, на расстоянии в тысячи километров. Потом выяснилось, что любовь и вовсе не умирала. Она была всегда, а брат — ошибка, и было‑то всего один раз, и она, в обиде на Дэна, просто хотела ему отомстить… И ребенок, на самом деле, — сын Дениса. Она, в запале ссоры, крикнула ему, чтобы посильнее боль причинить. Потом уже поняла, что наделала. Но было поздно…

А Денис, глядя в некогда обожаемое лицо, не чувствовал ничего, кроме горечи. Если бы тогда, годы назад, она рассказала то же самое, он… поверил бы, наверное… Позлился бы, попсиховал, но простил бы. Да что говорить: он до последнего надеялся, что Дашка позвонит, придет, потом — приедет, и признается, что очень глупо и жестоко пошутила… А сейчас ему было безразлично, что там она рассказывает…

— Но они же еще…

— Что? Вик, ну, чего ты боишься‑то? Спрашивай. Почему они еще здесь?

Он почувствовал, как девушка кивнула, вновь прижатая к его груди.

— Банально. Я не готов был к этому, но билетов нет. Новый Год на носу. Все нормальные люди отсюда сваливают, как можно дальше. На родину, в центр, в теплые края, куда угодно, но только чтобы не здесь праздновать… Сюда поезда идут пустые, а отсюда — битком. Мне просто не на чем их отправить.

Вариант автобуса или автомобиля, как понимаешь, отменяется. Если в дороге с ними что‑то случится, я себе не прощу.

— Ясно… И когда ближайшие?

— После седьмого января. Там все наоборот будет… Я уже купил билеты. Обоим.

— Понятно. — Ни слова упрека не дождался. Но от этого стало еще хреновей. Он готовился защищаться, объяснять, доказывать, спорить. Было бы легче. А так… тоска в её убитом голосе резала по живому, не давая выдохнуть и собраться.

— Вик, маленькая моя… Хочешь, забронируем какую‑нибудь базу? Здесь много, по типу охотничьих, но очень комфортные. Туда лишь богатые люди приезжают. Не хуже, чем дома… Сбежим ото всех, вдвоем, и останемся там на каникулы. Как тебе, а? — Об этом он тоже думал, неоднократно. Помнил, как Вика мечтала встретить этот праздник вдвоем, чтобы расслабиться, ни о чем не думать, никуда не спешить. Он тоже мечтал об этом. Каждое утро, когда просыпался, а её рядом не было.

— Не знаю… А у тебя получится, сбежать? Ты их одних оставишь?

— Почему нет? Дашка столько лет без меня праздновала, что теперь изменится?

— Ну… там же у неё друзья, родные… а здесь — никого…

— А у меня здесь кто был все это время? Или у тебя, сейчас? — Он даже сердиться начал. — Вик, прекрати думать о чужих проблемах. Она сама их себе создала. Думай, лучше, о своих.

— Но она же и тебе создает, правда? Я о тебе переживаю…

— Я уж, как‑нибудь, решу…

— Конечно, хочу, Денис… Куда угодно, хоть шалаш построй, я согласна. Как представила, что буду праздновать, сидя вдвоем с вредной бабкой… А она в восемь вечера спать уйдет… Сдохнуть захотела, сразу…

Она ощутимо передернулась…

— Замерзла? Может, внутрь?

— Нет. Ты теплый… — Она протянула так мечтательно и блаженно…

— Вот поэтому и нужно забраться внутрь… Вик, я тебя пообнимать нормально хочу, а не через пять слоев одежды… И поцеловать — тоже. На морозе у тебя сразу все потрескается… Все, я решил. А ты слушайся!

Вика уже направилась к своему пассажирскому месту, но он не позволил — открыл ей заднюю дверь. Она глянула, удивленно, однако, ничего не сказав, забралась туда, куда её направили.

— Здесь удобнее обниматься будет. Места больше. Не удивляйся.

— Я поняла.

Он лишь протянул руку вперед, между сиденьями, чтобы добавить температуру, и тут же принялся расстегивать молнию на её куртке. Вика помогала, и расстегивать, и стягивать рукава, и сама забралась к нему на колени. Запустила руки под воротничок рубашки, пока он стягивал куртку с себя. Потом они долго, взахлеб, целовались. То жадно и голодно, до боли в прикушенных губах, то, словно опомнившись, с какой‑то тягучей, тоскливой нежностью. Будто пытались, без слов, рассказать все недосказанное…

Весь мир его сосредоточился в этой точке — на окраине цивилизованного мира, в безлюдной, дикой темноте и холоде, в оазисе тихо урчащей мотором машины, на скрипящем от каждого движения сиденье. Он готов был больше никогда и ничего не видеть, не слышать и не ощущать, кроме этого хрупкого, закутанного в кучу одежек тела, ничего более не был готов воспринимать… Руки уже нетерпеливо пробирались под край теплого свитерка, нащупывая гибкую поясницу, пробегаясь пальцами по хрупким позвонкам…

Звонок телефона прервал это сладкое сумасшествие. Мелодия, которая заставила опомниться и нажать на зеленую кнопку, не раздумывая…

Где‑то, очень рядом, тяжело и прерывисто дышала Вика, а он уже внимательно слушал голосок в динамике:

— Пливет! Ты где? А я жду, а тебя нет!

— Да, Ромашка… Я приеду. Еще увидимся, ты не переживай, я никуда не денусь…

Он о чем‑то ласково болтал с мальчиком, не всегда понимая смысл его скороговорки, местами лишь угадывая… И чувствовал, как застывает, как отстраняется Вика… Поймал её пальцы, ободряюще сжал, не позволяя окончательно уйти глубоко в себя…

Что‑то в нем сейчас с оглушающим треском рвалось на части: он не мог прекратить разговор, и точно так же не мог забыть про девушку, с трудом обретенное спокойствие вдребезги рассыпалось…

А Рома никак не мог наговориться. Он, действительно, скучал. В первый же день после их приезда, Дэн "по — мужски" условился с парнем: звонить только по вечерам, не отвлекать от важных дел и совещаний. И тот терпеливо ждал, когда цифирки на часах перевалят за восемнадцать. Иногда, проявляя чудеса выдержки, умудрялся дотерпеть до семи. Сегодня они уже успели встретиться и поболтать, но Денис слабодушно удрал. Сюда, к Вике.

Наконец, он смог убедить мальчика, что никуда не пропал, и они еще увидятся…

Нажав отбой, устало привалился к сиденью и долго молчал. Непозволительно долго. И был безумно благодарен Вике за то, что не стала теребить его вопросами и упреками. За это, наверное, и любил. Да, теперь он готов был в этом себе признаться…

Он притянул её пальчики к губам, прикоснулся к ним нежно, в знак благодарности… За все. И за то, что не мог выразить даже словами.

Девушка замерла, потом осторожно высвободила руку, погладила по щеке…Заглянула в глаза, пытливо…

— Привязался к нему, да? У тебя голос такой сейчас был… никогда бы не подумала, что умеешь так… ласково….

— Ничего себе! А с тобой, разве, я не ласково говорю? — Он удивился, деланно, прекрасно понимая, о чем речь. Но очень не хотелось сейчас, чтобы вдруг выплыла ненужная ревность. Тем более — к пацану.

— Ласково. Но, все равно, не так. — Вика перебралась к нему на колени. — Ты не думай, Денис. Я ничего такого не сочиню. Просто…

Она как‑то потерянно потерлась о его плечо щекой, вздохнула, задумалась о чем‑то своем…

— Что, Вик? Что "просто"? Говори, а то я пугаться начну…

— Я ему позавидовала сейчас. Роме.

— Господи… Вика, ты в своем уме? Я не собираюсь менять тебя на парня! Я сейчас о чем тебе говорил, столько времени?

— Да я не о том…

— А о чем же?

— Да… не хочу даже… скажешь потом, что жалуюсь… на совесть давлю… не хочу об этом.

— Вик…

Она выдохнула, явно собираясь с силами. Собралась. Не поднимая глаз, тихо заговорила:

— Я так в детстве мечтала, что когда‑нибудь папа меня найдет, и тоже будет так разговаривать. А я ему буду рассказывать, про все — все на свете… А он будет слушать… спрашивать… смеяться над чем‑то… Не бери в голову, Денис. Я уже взрослая. И поняла, что нет у меня никакого папы. Мама, по — моему, не до конца знает, кто он. Или не хочет говорить.

— Вика… — Он не знал, что на это сказать, и как себя вести. И, наверное, вовсе не был рад такие вещи слышать. Без того уже тошно, а тут еще — сверху на совесть накладывают пару камней…

— Денис… Не нужно мне ничего объяснять. Я только рада, что ты оказался человеком, а не бесчувственным чурбаном. Нужно бы злиться… но…. мне грустно, Денис, и все.

— Малыш, не придумывай. Я такой же чурбан, как и все. И даже не задумывался, ни разу, о пацане, пока не увидел, как он похож на Ромку, в детстве. Глянул на меня, как‑то исподлобья, и резануло так, мощно… Дашка, конечно, идиотка. Себе и парню жизнь испоганила, да и мне тоже. Кто её тогда за язык тянул? Глупость бабья, больше ничего. А теперь мне в нос тыкает, что я был не прав, что не дал ей возможность все объяснить, все исправить… Только мне, Вик, уже по хрену, что она там говорит. Смотрю на нее — и ничего не дергается. Ни холодно, ни горячо. И жить не смогу с ней, даже из‑за парня. Вернее, из‑за него и не смогу.