А патлатая приказывала:

— Давай малость тяпнем и поговорим. — Налила рюмки, Катька поняла, что «тяпнуть» — это выпить, и выпила, без удовольствия — кисло и противно!

Лизка же болтала, как нанятая:

— Я сразу поняла, что твой папаша за водкой пошел, но куда пропал? Знакомые у вас тут, что ли?

Катька закручинилась. Девка эта, Лизка, непонятная, и говорит все с вывертом, Катьке ее не догнать. Молчать, выходит, тоже нельзя, а что говорить? И папка не идет! У Лерки этой пьет, наверное…

Лизка этот испуг приметила:

— Ладно, не боись, дурочка, ничего я тебе не сделаю. — Помолчала и добавила: — Пока. Вы откуда приехали, я забыла?..

Катька знала, как надо отвечать, но слово, название, вылетело у нее из головы — из-за вина, Лизки этой, страха… и она молчала. Тогда Лизка сказала:

— Ладно, я знаю — из Костромы, — и уставилась на Катьку, как змей. Катьке подумалось, вроде бы не из Костромы, но что не из Супонево, она знала точно. Раз эта окаянная Лизка говорит, значит, так оно и есть.

И Катька мотнула молча — опять же! — головой.

Лизка прямо покатилась от хохота:

— Ой, — орала она, — ой! Не знаешь, откуда, не знаешь! Врете вы все! Я это сразу про вас с папашкой поняла! Брехаловка!

И тут Катька, не выдержав, заревела, зарыдала, завыла, как она умела, из-за того, что обвела ее вокруг пальца эта девка и что она и впрямь не помнит, откуда они приехали, и главное — папаня отправит ее в Супонево и не даст посмотреть на братика.

Лизка опешила от этого утробного горестного воя. Она подошла к Катьке, дернула за рукав:

— Слушай, ты, придурочная, чего ревешь? Да наплевать мне, откуда вы приехали! Я просто так, для развлечения! Скучно…

Но Катька уже приходила в себя, то есть, конечно, не приходила, но старалась изо всех сил прекратить рев — боялась отца и Лерки. Но пуще — Лизки, та просто загоняла Катьку в угол, и она не могла понять, что и как ей делать, что и как отвечать.

Что было бы дальше, неизвестно, но из сада раздался зов Инны:

— Ли-иза! — В ночи он был особенно отчетлив и странен…

А Лизка подхватилась, прошептала быстро:

— Я скажу, что у вас была, ты и твой отец — дома, ага? — и убежала, оставив на столе и бутылку, и сигареты, и зажигалку. У Катьки не было сил после этого гостеванья, но она все же стащилась со стула, спрятала бутылку и остальное себе под матрац, в раскладушку, которую уже приготовила ко сну.

Вскоре пришел отец — вдугаря. Еле вошел в дверь и повалился на тахту не раздеваясь. Катька умирала от ужаса — их завтра же прогонят! Ладно — прогонят, век бы тут всех не видать! Но братик!

И Катьке впору снова начать было реветь, но она сдержалась. Страшно. Мамка далеко, в Супонево, где все привычно и понятно, а они здесь…

Вздохнув, она посмотрела на пьяного отца — ну зачем он так? Ведь увидят завтра, что он с похмела… Болела душой за отца Катька.

* * *

С утра уже Санек по приказу хозяйки валил засохшую сосну, рубил, пилил с Катюхой, колол — для печки немецкой на кухне нужны были дрова. Алиса, конечно, заметила, что он с похмелья, но ничего не сказала, а нагрузила его, как могла, верно решив, что если он все сделает, то ей заботы мало — будет он пить по вечерам или нет. Лишь бы с утра работал.

А Санек, матерясь и проклиная всех на свете, а пуще Марью и Лерку и, конечно, Алису, работал до черных кошмариков в глазах, и когда их с Катюхой (которая мыла полы в другом доме для гостей) позвали обедать, то Санек сказал, что Катюха обед сготовила и они будут есть там.

Хотя Катюха никакого обеда не готовила, естественно, но сварили картошку, заправили тушенкой и поели, потом еще налупились хлеба с колбасой от пуза. Там и не поешь ведь в радость.

После еды Санек завалился на тахту, поставил рядом на пол бутылку, банку с шпротами и чувствовал себя на седьмом небе: пей — не хочу, никто слова не скажет. Впереди — огроменные бабки. Сейчас у него свой дом, хоть на полу валяйся. Век бы так жить! А может, еще и будет такое?.. И тут Катька прервала его сладкие мечты:

— Папк, — сказала она шепотом, — а чего ты братика вовсе не любишь?

Санек обозлился — вот дался он! Вечно встрянет не в склад.

Он сел на тахте, налил стаканчик, выпил, крякнул, закусил и наставительно ответил:

— А чего мне его любить? Ты сама-то сообрази! Я его не видел никогда! И знать не знаю, и знать не хочу. — Он покачал головой. — Ну, дуб мореный, ну, дура выросла! Откудова ей, этой лю-юбви, как ты говоришь, взяться? С какого дерева спрыгнуть? — Он внимательно посмотрел на Катьку — та сидела, опустив голову, сжав руки на коленях, — ни дать ни взять монашка! Неуж из его пьянок такая получилась? Да врут те врачи! Просто трехнутая — бывают же такие, вот теперь на его голову такая взялась!

Катька сказала:

— Так ты только из-за денег с ним видаться хочешь? Значит, мы тут только из-за денег? — и Катька взглянула на него вдруг ставшими большими глазами, полными слез.

«Тьфу ты, зараза! — подумал Санек. — Ведь реветь начнет. Этого не хватало!» И Санек стал выкручиваться, как умел, трудно ему было, и хмель уже все застлал своим теплым одеялом.

— Да ты, Катька, перестань. Чего ты? Это я счас так, а увижу — все и всколыхнется, сын ведь… Мать у него — баба поганая! Ты ее стерегись! Она сюда приедет, из-за границы, вся из себя! Она что хошь сделает! Всегда такая была… Может, и Сандрик в нее пошел? И его стерегись, Катюх… — Вдруг пришла ему в голову мысль, что Катька ничего не знает, не понимает и сдуру может к этому Сандрику кинуться как к родному, она ведь простая — проще некуда! И он наказал строго: — Без меня к нему не подходи. Поняла? Я вот с ним переговорю, тогда… Поняла, Катюха? — Она вроде бы кивнула.

Санек продолжал поучать:

— Деньги… Конечно, деньги! А как же? Вон, смотри, как они живут? А как мы живем? Как мать на ферме ломит? Думаешь, мне, что, легко? — Саньку стало себя ужасно жаль, и голос его задрожал. — Я, может, и пью с этого! А с чего же? С жизни такой! — Он уже говорил навзрыд. — Они не обеднеют от того, что дадут нам маленько, отстегнут от своих мильонов! Вспомни, Катюх, как баушка Марья зеленые отслюнивала? Ей дать двести зеленых — ничего! А мы на них сколько жили?

Санек устал от такой длинной речи и уснул, не раздевшись, не спрятав бутылку… Катька, хлюпая носом от жалости, стащила с него валенки, прикрыла одеялом, поставила в холодильник остатки водки, потушила свет и села у оконца — мечтать о встрече с братцем и теперь еще жалеть отца. Она вдруг подумала, что это все Лерка отца подговорила и подучила, сам бы он не стал… Ненавидеть Катька не умела, но вот к Лерке испытывала что-то близкое к ненависти.


А на большой даче шел званый ужин. Приехала Светлана Кузьминична, и это всех взбодрило — кого как. Игорь захорохорился — как же, она, Светлана, знала его послом, молодым деятельным мужчиной, ее муж был подчиненным — и это согрело Игоря, будто снова вернулись те годы.

Алиса пылала любопытством, и ей не терпелось остаться вдвоем со Светланой и снова поговорить обо всем том.

Алек же помрачнел. Он заново переживал свою жизнь с Натальей, все свои боли и обиды тех лет.

Инна была на «нерве». Она не понимала этого сборища, которое устроила Алиса. Инна не любила свекровь. За вечную фальшь и глубочайшее равнодушие ко всем и всему, что не касалось ее самой и Алека.

Инна чувствовала, что добром все не окончится. Приедет Наташа… К ней она до сих пор ревнует Алека… Оказалось, что у Наташи есть первый сын, которого она бросила как котенка… Только что не утопила. Инна не могла этого взять в разум. Она не представляла встречи с Натальей. Встречи с этим ее сыном…

А Лизка прямо подпрыгивала от удовольствия! В этом, да, наверное, и во многом другом Лизка была в бабку Алису: своей любовью к удовольствиям, любопытством и широким диапазоном нравственности. Она уже все, что могла, подслушала: знала, что у отца была еще жена, но это она знала и раньше, теперь узнала, что у этой жены, которую в раннем детстве хотя и видела, но не помнила, есть сын. И что он родился как-то тайно, что ли, и что его вроде никто не видел. Об этом ночью говорили родители, а ведь Лизка ночами спала мало: она бродила по дому, свободная ото всех и счастливая, и слышала все. Лизка задумалась: как бы ей узнать побольше?.. Во-первых, надо сейчас скромно подняться и пошуровать у отца в письменном столе, наверняка там найдется фото этой Наташи. В их семейном альбоме фотки не было, не могли же они все уничтожить? О том, что Наташа — красавица и посол, Лизка тоже знала от бабки, которая всегда обо всем вопила — не умела Алиса говорить шепотом. Во-вторых… Лизка задумалась. Вдруг ей в голову пришла еще одна мысль. Что это за парочка прибыла к ним на работы? Эта деревенская дура не знает, откуда они родом и откуда приехали, Лизку не только позабавило, но и заставило стать в стойку.

А разговор за столом как раз коснулся этих двух. Алиса сказала мимоходом:

— Да, Светочка, Марии вашей племянник или сосед, я не поняла, здесь, у нас, со своей дочкой. Он, по-моему, пьяница, а девочка — тупая и недоразвитая… Что — так уж их стало жаль вашей Марии?

Светлана, занятая, как всегда, мыслями о Наташе и что с нею будет, не придала значения этому сообщению — да, она сделала любезность Марии Павловне, потому что обязана была это сделать, а кто там и что — ей безразлично. И она ответила, что не знает, кто это, но Мария горячо ее просила, и Светлана поняла, что эти люди ей не безразличны…

Светлана сказала, что, по всей видимости, Сандрик приедет завтра. Алиса завибрировала от любопытства и предвкушений.

Завтра с утра она прикажет этой девке вымыть большую дачу, а ее папаша утром пусть подкрасит двери — краска кое-где облупилась. Алиса почему-то с необъяснимым трепетом ждала этого Сандрика, ей было и любопытно, и страшновато чего-то, и мыслишка у нее была: если он окажется таким, каким его описывала Светлана, то… то можно будет… и… Лизка уже почти взрослая, хорошо, если у нее уже сейчас появится жених не из самой плохой семьи: она как-то напрочь забыла, что он — подкидыш. Это ее не волновало. Главное, что пришла идея и можно было развить бурную деятельность…

Такие тихие страсти и страстишки кипели за милым светским столом.

Наконец настали вечер и усталость. Светлана пошла ночевать в маленькую дачу, она сама туда захотела, и Алиса ядовито подумала: «Светочка захотела «к себе!» — ведь маленький домик был Гарькин, а значит, в какой-то мере Светланин и Наташин. Алиса, хоть и была утомлена, принялась составлять план «сведения» Сандрика с Лизкой в том, конечно, случае, если Сандрик понравится самой. Убивалась одновременно сотня зайцев! И главный «заяц» — Лизка — будет пристроена, не будет раздражать, успокоится, и что не менее важно, Инна как бы останется одна, без «довеска», и с ней справиться можно будет даже формально легче, естественно, если Алек и Наташа… Тут Алиса все-таки решила спать, потому что этот вариант она просчитать не могла.

Лизка тоже не могла заснуть от возбуждения. Она утра не могла дождаться, чтобы найти эту балбесину Катерину и вытрясти из нее все, что возможно. И тем более, что завтра должен приехать этот знаменитый Сандрик! Она перекинулась на одежки. Что ей надеть? Перебрала в уме все и остановилась на велюровых джинсах и белой простой широкой блузе (ну, прямо скажем, не очень-то простой), а на ноги она наденет мятые кожаные ботиночки на тонюсенькой подошве, с белыми носками, а волосы расчешет и закалывать не будет. И легкий макияж. Вот всем этим она утром и займется. Скорее уж наступало бы это утро!

Светлана ворочалась в постели, даже не надеясь на сон. Завтра приедет Сандрик, совсем скоро Наташа, и для нее, Светланы, начнутся мучения — она себя не переделает: будет за всем и всеми следить, анализировать; все, конечно, будет не так, как она хочет, отловит чей-нибудь не тот взгляд, и этого ей хватит еще на бессонную ночь! Но и не быть она здесь не может — все же чему-то сможет помешать, что-то подтолкнуть…

И кажется, Алиса — ее сторонница…

В домишке для прислуги громко храпел подпитой Санек и сидела как замороженная Катька, которая вообще ничего не представляла, а ждала утра, чтобы приехал братик и она его хоть бы увидела, потому что отец не велел подходить к нему без спроса.


Раскрылось долгожданное утро.

Лизка его проспала, и теперь металась в поисках своих вещей, которые запихивала вечно куда попало. А ей еще надо было ухватить дуру Катьку!

Инна трепыхалась на кухне с завтраком.

Санек прискакал с утра и ждал со страхом хозяйку, потому что наконец понял, что его запросто могут прогнать, и что он будет делать? Как сюда пройдет, если пускать не будут? Не на морозе же ждать Сандрика?