Никто из них — ни Сандрик, ни Лизка — не обратили внимание на Светлану. Вот тут они бы кое-что поняли — Светлана не смогла с собой совладать.

Ее взгляд выразил возмущение Лизкой и восхищение Сандриком… Заметила только Инна. Она не поняла, почему с такой брезгливостью смотрит Светлана Кузьминична на Лизку и почему сразу же перевела совершенно другой взгляд на Сандрика… Чем могла досадить Светлане ее Лизка? Вчера? Да и не было вчера Лизки почти целый день… А вчера Инка заметила, что Светлана по-доброму смотрела на Лизку. Что могла изменить ночь?..

Инка затряслась. Неужели что-то случилось? Когда? Ночью? Сандрик с Лизкой?.. Нет, не похоже на этого холодного сдержанного юношу.

За завтраком Алиса напомнила, что сегодня прилетает Наташа, хотя все, кроме Игоря и Лизки, только об этом и думали. Каждый по-своему хотел ее появления, но у каждого был свой интерес.

Стали решать, кто поедет встречать. Конечно, Алек, потому что он на машине… Кто с ним?

— Пусть едет Сандрик, — милостиво разрешила Алиса.

Но Сандрик как-то не очень жаждал встретить Наташу — он понимал, что это ни к чему, если бы он один встречал ее! А то рядом будет ее бывший муж… — соперник?.. Сандрик не знал.

Короче, решили, что с Алеком едет Сандрик.

Алиса за столом не рассиживалась — необходимо было подготовиться к встрече Наташи да еще заставить этого Алексея развесить на огромной ели у террасы светящиеся игрушки, лампы и гирлянды, а уж развесят и разложат подарки они сами.

А Светлана металась, как всегда, — это было почти вечное ее состояние. Сейчас она металась, потому что не могла решить — говорить ли Инне о Лизкином ночном посещении?.. Она склонялась — говорить. Но вместе с тем понимала, какой удар нанесет Инне, матери! Она перебирала все за и против. Но тут на террасу вошла Инна и спросила:

— Светлана Кузьминична, скажите, почему вы с таким осуждением смотрели на мою дочь? Будто знаете о ней что-то не совсем приличное или…

На большее Инну не хватило, а Светлана поняла, что нужно сказать, но все же как-то поскромнее… Рассказывать все подробности, которые она слышала? Невозможно! Она нервно закурила и, чтобы совершенно собраться, начала издалека:

— Вы, Инночка, конечно, знаете, кто такой наш Сандрик… — Тут Светлана горько улыбнулась: — Какое это огромное горе, было и есть… Но не буду ворошить прошлое, мне всегда это так больно… Я не знаю, что выражал мой взгляд, поверьте, и к вам, и к Лизочке, и ко всей вашей семье я отношусь с искренней дружбой и огромной симпатией… — Светлана передохнула, подумав, что хватит лебезить, а то получается, будто она, как виноватая лиса, «метет хвостом». — В общем, исходя из всего этого, я считаю, что должна сказать вам… — Инка замерла, лишь сердце стучало, как молоток. — Вчера довольно поздно Лизочка пришла к Сандрику…

— И?.. — прошептала Инка.

— Нет-нет! — вскрикнула Светлана (Боже, не надо было! Не надо!) — Нет! Они просто говорили… Я не спала, слышала… Ну, Лиза сказала, что… он ей понравился с первого взгляда… А он… Ну, он ответил, что она ему тоже, но тут же сказал, чтобы она шла домой, потому что это неловко… Она ушла, Инна, клянусь вам, она ушла, и ничего не было! Но… Но понимаете, ведь может случиться и другое… Если она придет еще раз… Я уверена в Сандрике, он — порядочный мальчик, но Лиза юна, очаровательна, и если они понравились друг другу… Ведь ни за кого нельзя ручаться, даже за себя, вы понимаете?

Инка убито сидела на стуле и молчала, сил у нее не было говорить. Да и что говорить? Злилась на Светлану потому, что Инке было стыдно за Лизу, и потому, что тон Светланы был какой-то фальшивый… Она, конечно, чего-то недоговаривает, но по поводу… их близости — то этого не было, — это Инка почувствовала…

Светлана с испугом смотрела на нее — ту будто пришибло…

И Светлана снова завела:

— Вы только ничего не говорите Лизе. И я не скажу Сандрику… Ведь я случайно не спала… Они молодые… Влюбились… Или показалось, что влюбились. Рождество скоро, зачем портить настроение?.. Только вы проследите… И я.

Инка кивнула и наконец сложила фразу:

— Что Лизка увлеклась — понятно. Никого здесь нет… Конечно, не надо ей было идти… к Сандрику…

Светлана вдруг взбодрилась:

— А знаете, Инночка, ничего неизвестно! Может, это судьба! Сандрик — замечательный мальчик. И мы ничего сделать не сможем, если они захотят быть вместе. Только бы не слишком рано! Не гнали бы события — вот за этим стоит проследить, а так… Я буду только рада, если у них будет роман и закончится женитьбой.

Светлана видела, что Инка немного приободрилась, теперь не так мертвы глаза. Она даже закурила и вдруг сказала:

— Я-то вообще хочу, чтобы Лизка поскорее вышла замуж, и пусть за нее отвечает муж. Она такая взбалмошная и непредсказуемая… Но вряд ли это будет Сандрик. Он какой-то совсем другой… Очень взрослый, что ли? Мне показалось… А она сопливая дурочка, с капризами…

Получалось, что Инна как бы отказывалась от Сандрика как от жениха и мужа. Светлану это обидело:

— Но ведь я и не говорю, что это непреложно. Просто все случается в этой жизни… Все, что я хотела сказать, я сказала.

И, улыбнувшись мило, светски, ушла.

А Инка наконец-то залилась слезами: ее унизили, ткнули носом в дерьмо! Мол, если что, то Сандрик женится — так надо было понять. А если она, Инка, не захочет, чтобы Лизка за него выходила? Но об этом и речи не идет! Благодеяние… Инка хлюпала носом, продолжая сидеть на терраске, — к кому идти со своими горестями? Алека нет, да она бы к нему и не пошла — слишком чужими стали они друг другу, ничего не осталось от того, что было когда-то…

Лизка увидела Катьку с ее папашей у большой красивой разлапистой ели, которую они украшали гирляндами и игрушками. Внизу стояла Алиса и указывала, куда и что развешивать. Катька стояла на стремянке, а папаша ее — на другой, и они обкручивали гирляндой ель. Приходилось слезать и передвигать стремянки — нуднота страшенная! Лизка поняла, что не удастся ей сейчас выложить Катьке сведения о любви с Сандриком! Она расстроилась — вечно эта Алиска-крыска всех крутит, не может видеть свободного человека, обязательно надо его чем-нибудь занять!

Она собралась уже идти снова на чердак, как калитка открылась и в сад вошли трое — отец, Сандрик и высокая дама в длинном темно-сером лайковом пальто, длинном темном шарфе, с открытой, коротко стриженной золотистой головой… У нее было такое красивое холодное лицо, что Лизка чуть не ахнула вслух от восторга — вот такой она хочет быть. Такой! Это — Наташа, посол и мать Сандрика! У Лизки холод побежал от попки до головы — какая она, эта Наташа! И тут же Лизка подумала о своей матери… Она подумала, что мать толстая, неуклюжая, вечно в фартуке и вечно на кухне, и никто ее за женщину уже не считает — только и хвалят за жратву, которую она готовит! Конечно, теперь будут прыгать перед этой Наташей! Лизка вдруг ощутила, как в ней поднимается буря чувств — кроме восторга и ревность, выскочившая, как нарыв, и злость, и обида, и зависть.

И вдруг Алиса завопила:

— Наташа! Красавица моя! Здравствуй, дорогая! Как долетела? Как встретили два рыцаря?

И Алиса бросилась обнимать Наташу и расцеловывать.

Та улыбалась, отвечая на поцелуи, и только сказала:

— Все прекрасно! Я тоже так рада! — И Лизка увидела, как холодное Наташино лицо озарилось улыбкой и стало не просто красивым, а прекрасным.

Тут Алиса повернулась к ней и сказала не без гордости:

— А вот наша Лизка, видишь, какая большая? — И Лизка, еле поклонившись, умчалась, услышав за собой: — Она у нас дикарка, а ты, наверное, произвела на нее впечатление…

Лизка мчалась, не разбирая дороги, и примчалась на чердак. Она сидела на полу, у сундука, мрачная и злая, хорошо еще, что сигареты были всегда при ней, можно было «перекурить» эту встречу с необыкновенной Наташей. Главное — матерью ее, Лизкиного, Сандрика!

В окошко она видела, как замер на стремянке папаша Катьки — тоже, наверное, обалдел! Катька… Интересно, как это будет она теперь объяснять свою брехаловку насчет братца?! Наташа им родственница? Бросьте! Да об этом даже подумать смешно! Чего им здесь надо вообще-то? Лизкины мысли перешли на эту парочку, и она немного успокоилась. Она-то чего расстроилась? Наташа — ее будущая свекровь! — и не иначе! Чего ей, Лизке, бояться?

Санек, увидев Наташу, чуть не рухнул со стремянки — вот она какая стала! Ну ничего, попляшет еще! Теперь Саньку не захотелось уезжать, даже если Сандрик и даст денег… Наташке Санек на отъезд все равно скажет пару теплых: он не забыл, как она его погнала тогда, да еще бутылкой чуть не пришибла! Вышагивает! А сама — сука! Ребеночка своего бросила! А Сандрик этот мельтешит — чемоданчик вон несет! Конечно, богатая мамаша, как не поухаживать! Помрет — все богатство ему. Санек посмотрел на свою Катьку, та тоже стояла на стремянке, раскрыв рот, свалится еще, вон ни черта не соображает!

Санек крикнул:

— Кать, ты держись! — И Катька спохватилась, стала покрепче сжимать стремянку, а то ведь в сам деле чуть не упала. На Саньков крик Наташа подняла голову, что-то сказала хозяйке, а та, скорежив рожу, что-то ответила — сказала, наверно, что, мол, так, помогает тут один дурень со своей чокнутой девкой… Не терпелось Саньку увидеться с Леркой — он теперь без нее как без рук… Почему такое? Вроде бы уж все проговорили, а вот повидаться надо, вроде силы и уверенности прибавляется.

Санек быстро отхлебал щи, которые сварганила Катька, выпил рюмку и побежал к Лерке, наказав Катьке никуда не уходить и никого не пускать — нет их, и все тут. Ушел. Катька опять сидела на раскладушке, зажав руки, и думала, думала, думала… И никак не могла понять — как получилось, что такая красивая, богатая, и вся из себя тетенька от ее, Катькиного папки, пьяницы, матерщинника, — родила?.. Да не кого-нибудь, как, например, Витек ихний, а Сандрика — такого же красивого, богатого и всего из себя… Врет папка! А баушка ему поверила! Чего-то Лерка эта наплела папке… Деньги хочет выманить у Сандрика и у этой его матери… У них денег, наверно, — чемоданы! Катька даже представить не могла — сколько… Дали бы они уж папке хоть пачку долларов этих, он бы и уехал, а то… Тоска ее грызла — еще из-за того, что порушилась ее мечта о братике, с которым она станет гулять по деревне и всем про него рассказывать, а потом приезжать к нему в гости, к баушке Мане и сидеть с ними, пить чай с конфетами и смотреть телевизор, кино какое… Ничего этого не будет!

Катька решила, что надо уговорить папку завтра сранья отсюдова уехать. Если Лерке надо — пускай она и остается. Только и у нее ничего не выйдет — это Катька вдруг поняла. А Катьке хотелось только братика увидеть, а как увидела — испугалась до смерти: чужой, красивый и злой какой-то… Не было у нее такого братика, ну и не будет, и Катька залилась слезами, благо некому было остановить и надавать подзатыльников.

А в большой даче за накрытым и сервированным столом у всех лопалось терпение. Из-за Наташи.

А она, средоточие всех их жажд, со своей стриженой золотистой головкой, в невообразимо скромном и вместе с тем совершенно неописуемом платье, с одним-единственным украшением — массивным серебряным витым браслетом (на который Алиса смотрела глазом сороки) сидела, спокойно попивая что-то, и рассказывала (это никому не было интересно!), как прелестно украшен тот европейский город, откуда она прибыла, к Рождеству… Несколько, правда, затрепыхался огонек интереса, когда Наташа сказала, что подарки она ранним утром положит под ель…

Алиса вся горела, чтобы поскорее остаться наедине с Наташей и выяснить, конечно, в милейшем разговоре, о Сандрике и всем том. Она, безусловно, верила Светлане, но узнать из «первых рук»! И главное — Алиса собиралась замолвить словцо за своего нескладеху-сына. Уж если и не соединение их судеб, так сказать (на что она по правде уже не очень рассчитывала), то хотя бы устройство его на работу в посольство — неужели посол не может взять на работу, кого захочет, а кого захочет — выгнать?.. Алиса себе такого представить не могла.

Светлана была в полуобмороке от того, что она еще никак не предупредила Наташу о своей «версии» и та может проколоться в любом разговоре. Ей было необходимо прямо из-за стола увести дочь куда-нибудь в укромное местечко и все рассказать.

Алек трясся. Страсти в нем кипели. Когда они с этим Сандриком приехали в аэропорт и Наташка вышла к ним — Алек сразу понял, что никакой это не «сын», а типичный молодой любовник стареющей дамочки! Они так взглянули друг на друга! И если уж это сын и сын любящий, как все лепят тут, то он бы, сын, бросился к мамочке с объятиями и поцелуями и она — тоже. А эти двое будто тут же заморозились — они не прикоснулись друг к другу! Его мать, Алиса, — дура набитая! — такое устроить! Ну, ладно, он останется с Наташкой наедине и все ей выскажет, и хватит!