И тут Алиса решила не тянуть, она просто изнемогала под грузом этой беседы.

— Дорогая, на вас в саду напал пьяный наш работник, которого я взяла с сотней рекомендаций (Алиса мельком глянула на Светлану, и та опустила голову). Платье ваше порвано, вы видите. (Наташа кивнула. Боже! Она стала вспоминать… Да, да, рука, тяжелая рука на плече, холод снега на руках и мерзостная вонь изо рта, и это Саньково лицо, не лицо — омерзительная харя, и руки, которые хватают ее, лезут, рвут…)

Слезы потекли у нее из глаз, на крик не хватало силы.

— Но он не успел напакостить. (Светлана вздрогнула — успел! Давно! Двадцать лет назад. Об этом же подумала и Наташа. Но Алиса-то ничего не знала!) Ваш сын (все-таки Сандрик был! Как хорошо! Наташа была готова расцеловать эту надутую Алису), ваш сын, — повторила Алиса, — успел его оторвать и ударить. Но он, этот тип, был с ножом. (Наташа охнула! Боже… Неужели?.. У Алисы стал какой-то скорбно-торжественный вид! Она не вынесет, если…)

Алиса заметила, что взгляд у Наташи изменился и в нем появился ужас. Она струсила и сказала, почти что улыбаясь:

— Не волнуйтесь… Вы крикнули, и шум достиг террасы, где мы все сидели, и Алек бросился в сад. Он вышиб нож у мерзавца и избил его так, что он еле жив остался…

— А Сандрик?.. — спросила Наташа, желая знать правду и только правду.

— Сандрик? — повторила Алиса. — Он, дорогая моя, немного ранен. Все-таки его задел этот… Не знаю даже, как назвать его! Сандрика отвезли в ближайшую нашу больницу, рана небольшая, но сильно кровоточила.

После этого Алиса, видя, что самый пик пройден, стала рассказывать, как все высыпали в сад, какой это был ужас и как мужественно вел себя Алек…

Светлана молчала — ни звука, ни слезы, ни слова.

— А Сандрик? — снова спросила Наташа.

Алиса, уже войдя в роль (ибо никто не знал, жив Сандрик или нет), сказала:

— Ну что Сандрик, дорогая? Он потерял немало крови. Его увезла «скорая»…

Но тут ей помогла Светлана, которая сказала:

— Мы, наверное, скоро уедем. Да, Наташа? Ты сможешь?

— Да, мы скоро поедем, — ответила Наташа и попросила: — Алиса Николаевна, вы скажете мне номер больницы, куда увезли Сандрика?..

— Конечно, конечно, дорогая, я спрошу у Игоря. Я была в таком состоянии, что абсолютно всем распоряжались мои мужчины. На самом деле этим даже никто не поинтересовался, кроме Лизки, конечно, которая все в том же «голом» платье выскочила на улицу и умоляла врача, чтобы ей разрешили ехать в больницу. На что врач ответил: «Там реанимация, вас туда все равно не пустят…» Но зато Лизка теперь точно знала, куда повезли Сандрика.

Наташа прикрыла глаза — утомила ее Алиса! Ушла бы поскорее, с мамой можно и помолчать… Какая-то тяжелая дрема напала на нее, и она тихо закрыла глаза, утомившись, как никогда.

Алиса моргнула Светлане — выйдем…

Они вышли даже из дома, чтобы Наташа не услышала, и Алиса сказала:

— Надо дать ей либо в кофе, либо в воде пару таблеток отличного снотворного, у меня есть такое, она заснет, и мы ее отвезем в Москву… Так и скажете ей, что она уснула в дороге и вы ее не смогли разбудить. У нее билет на завтра? Надо ее отправлять! Неизвестно, как еще все здесь закончится…

Алиса собралась уходить, но остановилась и спросила, не в силах уже сдерживать свое недовольство:

— Скажите, Светочка, зачем вам понадобилось уговаривать меня приглашать на работу этих двух?.. Никак не пойму.

Светлана ждала этого вопроса давно, но сейчас растерялась и никак не могла сформулировать четко ответ и забормотала:

— Я просто не знаю, как это произошло… Марья позвонила мне и попросила за двух своих родственников. Я и предположить не могла… Мне кажется, он просто напился и, возможно… Водка просто в голову ударила…

Алисе стало ее жалко:

— Ну ладно, что вы, Светочка, я думала, может быть, вы их знали…

Из сада послышались голоса, мужские, незнакомые… Милиция!

Алиса подхватила полы шубы и скоренько сказала:

— Ну, мы еще поговорим, Светочка, а сейчас я слышу — идут…

— Кто? — шепотом спросила Светлана.

— Как — кто? Милиция! — ответила Алиса раздраженно и вышла из дома.

Игорь бодро открывал калитку… За ней скромно стояли два молодых человека в осенних пальто — один в кожаном, другой в простеньком, и в больших меховых шапках.

Игорь, подобрался и широко распахнул калитку и придал лицу сурово-горькое выражение.

— Проходите, прошу, — сказал он, и молодые сняли шапки и гуськом тихо прошли в сад. Они знали уже, что приехали на дачу к известному человеку, бывшему послу, представлявшему страну во многих государствах. Они также знали, что его бывшая невестка — сейчас посол России в европейской стране, и кто-то подсказал им, что нынче она в гостях у своего бывшего свекра. Посол им понравился — солидный, седой, моложавый, подтянутый, с суровым красивым лицом.

Перед таким и заробеешь!

С милицией все уладилось. Все прошло именно так, как рассчитал Игорь. Молодые люди с кем-то переговорили по рации. Игорь понял, что они распорядились — «работника» определить в санчасть следственного изолятора.


В большой даче наступила относительная тишина, то есть тишина внешняя была полной, никто не кричал, не плакал, не взывал, не болтал — все молчали. Тишины не было внутри каждого.

Алису сейчас тревожила одна мысль — получится ли теперь с назначением Алека? Может, все пошло прахом? Только бы Алек там задержался, когда отвезет Наталью. Чтобы она очнулась и он сумел поговорить с ней… Тут Алиса тяжело вздохнула — не станет он ничего говорить. Умчится в одну минуту, ясно, как божий день!

Катьку Ирина забрала к себе, напоила чаем и решила, что теперь можно приступить с расспросами. Что-то соседи скрывают! Естественно, кто захочет раскрывать неприглядные семейные тайны, а что тайны неприглядные, Ирина была уверена. Но Катька отмалчивалась, а потом запросилась где-нибудь поспать.

— Я хочу, чтобы ты осталась у нас, — сказала Ирина. Работы немного — убрать, постирать, летом ухаживать за садом, я научу тебя… Готовлю я сама — люблю это…

Она еще что-то говорила, будучи совершенно уверена, что девчонка — сирота и что деваться ей некуда.

Катька поняла из всего этого то, что ее хотят здесь оставить насовсем и она больше не увидит ни мамку, ни Натаху, ни Витька… Про папаню она старалась не думать. Ей надо отсюда бежать.

Деньги у нее есть, баушка Марья дала много тысяч и еще сто зеленых, как говорит папка. Это все надо отвезти мамке, чтобы она пошла за папку хлопотать. А сейчас надо бежать от этой старой красивой тетеньки, у нее глаза так и прожигают. Катька спросила:

— А где мне можно полежать?

Ирина разложила на своей огромной современной кухне раскладушку возле кафельной печи, в которой проходили теплые трубы, постелила и сказала:

— Вот, ложись, отдыхай, и я пойду отдохну — такая ужасная ночь!..

Ирина ушла наверх, в свою спальню, а Катька тихо лежала и ждала, когда все затихнет.

Когда наступила полная тишина, она тихо встала с раскладушки, накинула куртенку и бесшумно вышла во двор, — двери не закрывают, надо же!

Как она добралась до Супонево, сама не помнит. Еле плелась по кочковатому смерзшемуся снегу на поле, брела такой же кочковатой дорогой, и наконец — вот он, родной дом! Зеленая крашеная дверка, свет на терраске: не надо ей ничего, ни дач ихних, ни еды, ничего!

— Мамка! — Она дернула ручку — закрыто. Послышался голос Татьяны:

— Щас открою! — Голос веселый. (Татьяна так и решила, что приехали гулены, уж долго их нету.) Когда она увидела одну Катьку — веселье сошло у нее с лица, как смыло водой, и Катька заревела. Танька втащила дочь в комнату и стала трясти: — Не ори ты, дурасина! Чего случилось? Запил? С Леркой этой? Рассказывай! Слышишь? Не утаивай от матери-то! Все самое плохое рассказывай. Денег, поди, не дали? Да наподдали?

— Мамка!!! — заорала тут Катька и, захлебываясь слезами, рассказала все или почти все, что знала, что видела, чего надумала…

Татьяна как схватилась рукой с платком наплечным за лицо, рот, так и сидела, чтоб не заорать, как Катька.

Танька поняла только одно — Санька увезли сильно раненного, в беспамятстве, обвиняют чуть ли не в убийстве, и неизвестно, где он — то ли в тюрьме, то ли в больнице, а может, и выкинули куда — мертвого-то…

Все-таки Танька завыла. Она представила себе жизнь без своего пьяницы-мужа, даже такого, но мужика в доме…

Танька опять завыла:

— Чего ж мы делать-то будем без отца-то?! О-ох, говорила я, не ездий ты туда! — И уже спокойно, но зло сказала: — Дак нет — он умней всех! С Леркой этой спутался! Злыдень! Теперя вот в тюрьме сидит! И сколь просидит?

— Мамк, надо в Москву ехать, спасать папаньку!

— А как его теперь спасешь? Ты подумала? Думаешь, тех денег, что ты дала, хватит? Никуда я не поеду. А что? Много мы его видим? То сидит, то пьянехонький валяется. Пошел он! Твой папаня! Без него проживем! Ты вон какая разумница стала, больша-ая… Со мной на ферму пойдешь.

На том закончилась для Катьки вся история с «братиком» Сандриком и папаниной виной, ничего она так и не выплакала мамке на груди, о чем мечтала всю дорогу.

Стали жить, как жили.


Алек, когда привез Наташу и Светлану в Москву, не стал задерживаться. Тем более что она так и продолжала то ли спать, то ли пребывать вне сознательной жизни. Ему тягостно было быть здесь.

Ведь это он, он!.. ранил?.. Убил?..

Светлана настойчиво оставляла его попить с ней чаю или кофе или еще чего-нибудь, но он отказался. «До свидания», — и ушел. Светлане очень хотелось, чтобы Алек побыл здесь, но… Как будто оборвались вообще все связи с жизнью.

Наташа очнулась в полной тьме и по инерции нащупала кнопку настольной лампы… Оказалось, она дома! В Москве, в своей квартире. Но как?.. Она вспомнила очень быстро. Но почему, почему они не разбудили, не растолкали ее перед отъездом с дачи!

Они по дороге могли бы заехать к Сандрику в больницу! Вез, конечно, Алек, он бы звука не сказал и проехал лишних 15–20 километров!

— Мама, — позвала она, — мамочка, проснись, пожалуйста… Я жутко хочу есть, прямо умираю.

Светлана вскочила с диванчика, взяла из шкафа теплый махровый халат и дала Наташе. Та с наслаждением закуталась в него и протянула совсем по-детски:

— Как хорошо до-ома-а…

Они вместе прошли на кухню, Светлана поставила чайник, они присели к столу, закурили, и Наташа стала спрашивать: о том, почему они не разбудили ее, почему не проехали к Сандрику, хотя бы узнать, как он, что было на даче после, забрали ли в милицию Санька… Перед «Саньком» Наташа сделала паузу и спросила мать:

— Ты знаешь, что это он, тот?.. — Светлана кивнула.

Закипел чайник, и она со всех ног бросилась заваривать кофе, чтобы хоть на мгновение оттянуть дальнейшее.

— Мама, — сказала она, — надо позвонить Алисе и узнать адрес больницы.

Светлана кивнула:

— Не надо. Я уже звонила… — и тихо добавила: — Наташа, милая, никуда ехать не надо. Он в реанимации, в тяжелом состоянии… Ему сделали операцию, и пока ничего неизвестно. Я добилась разговора с врачом…

Наташа на секунду потеряла сознание, и когда пришла в себя, первое, что подумала: она догадывалась…

— Зачем вы мне врали?

— А ты бы выдержала? Сама полуживая. Скажи тебе тогда — и оказалась бы в той же реанимации. Наташенька, но ведь врач ничего не утверждал… Надо всегда надеяться…

Наташа сидела как каменная.

— Это я во всем виновата, — сказала она вдруг как бы спокойным тоном (Светлана вскинулась и смотрела на нее во все глаза, что с ней? Что может сейчас произойти?!), — я. Еще тогда, когда не сказала тебе, а бросила его, как котенка… Как котенка, — повторила она и вдруг зарыдала в голос, на крик.

Светлана подскочила к ней, прижала ее голову к груди, стала уговаривать, что она виновата, да, но то, что произошло, случайность… Говорила это Светлана неубедительно, потому что знала — Наташка права — виновны все они.

Тут Наташа сквозь рыдания (которые, как ни странно, что-то сбросили с ее души, сердца, какой-то тяжеленный камень) спросила:

— Но как, как появился этот подонок там, на даче? Как? Вот что я не могу взять в толк.

Светлана посмотрела на нее и произнесла отчужденно:

— Я не знаю, почему и как, но в этом изначально виновата Марья…

— Марья? — поразилась Наташа. Слезы высохли у нее на лице, остались лишь бороздки, и сейчас Светлана даже была рада, что решается другая проблема: кто виноват в том, что… Наташа на какие-то мгновения не забыла о Сандрике, нет! — просто отдалилась от этих мыслей.