Некоторые куклы сидели в игрушечных домиках за игрушечными столиками, пили чай из игрушечных чашек — «как будто бы». Они тоже играли так с Мариной в детстве, и обе любили кукол. Мир детства. Игры во взрослых: «чаепитие», «школа», «у врача». Здесь были и плюшевые мишки, и солдатики. Но куклы-девочки — подобия людей — здесь правили балом, создавали красоту. Ведь они так красивы, эти маленькие волшебницы.

Лиля вышла из музея. Она остановилась у окна в парадной. Сколько лет этому дому? По-видимому, много. Окошко выходило во двор, был виден угол церкви. Очень тихо. Последние сумерки этого года. Она стоит у окна.

Когда-то. Дома. Она стояла у окна своей спальни и наблюдала, как догорает день. Какой-то непонятный, самый обычный для всех (не для нее!) вторник. Уже и не понедельник, нет, но до выходных еще далеко. И вдруг такое счастье — посреди недели обрушившееся на нее, нежданное, и оттого еще более потрясающее. Она ждала Его из душа. Сама еще разгоряченная водой и предвкушением счастья близости с ним, без ничего она стояла у окна, где, в общем-то, так часто стояла одна... А теперь... вопрос времени... вопрос нескольких минут... Она подошла к проигрывателю и поставила их любимый диск. Мелодии, которые «сладко тревожат», наполняли душу и тело томлением. Она засмотрелась, как зажигаются огоньки в доме напротив, из-за музыки не услышала, как он подошел и тихо обнял ее сзади. Не многое в ее жизни было лучше этого, а в ее жизни было многое... Тихая нежность его прикосновения... Его машина лишь под утро отъехала от ее дома.

Вы были когда-нибудь так счастливы во вторник?

Лиля свернула в небольшой переулок, где согласно путеводителю находилась венская православная церковь. Вот и она родными куполами заспешила ей навстречу. Лиля вошла. Вечерняя служба. Тихо поставила свечку, немного постояла. Рядом шепотом переговаривались по-русски две женщины. Сердце заныло, она вышла. На этой же улочке располагался один из самых древних в Вене ресторанчиков, на стенах которого расписались Моцарт и Бетховен. Лиля зашла посмотреть. Полюбовавшись на росписи великих, поднялась наверх.

Теперь уж действительно пора. Надо привести себя в порядок. Зазвонил мобильный. Гердт спрашивал, как она провела день. Они ведь расстались утром в музее. Она рассказала.

— Ты уже нашла себе новогодний подарок?

Лиля улыбнулась:

— В общем, да.

Они встретились у магазина Swarovski. Она ощутила себя женщиной. Выбор был, как всегда, изысканным. Он помог ей застегнуть красивое украшение. Они шли к «Империалу». Уже совсем стемнело. Скоро начнется праздник. Здесь начинают отмечать раньше, чем у нас, часов в 8, а к часу расходятся. Это у нас широко гуляют всю ночь.

Начал падать легкий снег. И Лиля, забеспокоившись о прическе, заспешила к отелю. Они застали потрясающее зрелище. В этот волшебный вечер на празднование Нового года к отелю «Империал» съезжались кареты.

Она надела золотое платье и подняла волосы наверх. По традиции сделала в дневнике запись уходящего года, сама себе пожелав... впрочем, вы приблизительно знаете, чего. И еще я бы добавила мудрости. Ума и характера ей достает. Она писала желания на маленьких листочках, как в детстве. По традиции их нужно было воткнуть между игрушек на елке. Елки в номере не было, она приспособила их к своему букету в вазе на столе.

Звонки на Украину. Пожелания нового, обязательно нового, счастья. Мамин голос в трубке. «Я уже не могу дождаться. Встречать будем все, я уже договорилась с девочками». Марина. Оля. «Что тебе приготовить? Чего тебе хотелось бы больше всего? Увидеть нас? А из еды? Да, и тебе: счастья, счастья. Любви! Хочешь той, пусть будет та, пусть будет так, как ты хочешь. Только скорее приезжай. Мы тут страшно соскучились».

Лилю переполняли эмоции. Как я хочу к ним! И уже скоро!

Нет, ему звонить еще рано. Она позвонит позже. Ей надо более остро чувствующее состояние. Сейчас оно расслабленно родное. Надо плеснуть немного чужого праздника, роскоши декораций, звона бокалов, еще немного немецкой речи человека напротив. И она будет готова. Звонить. Ему.

Она спускается вниз. Три красивых зала отеля отданы под праздник. В каждом из них живая музыка. На входе в парике и расшитом камзоле их приветствует Моцарт. Их усаживают. Каждый столик необыкновенно красиво украшен, все работает на создание атмосферы праздника.

Гердт поздравляет ее, что-то говорит о своем желании сделать ее счастливой. «Вдова Клико» льется в ее бокал. Лиля смотрит на часы. Стрелка подходит к одиннадцати. Там, дома, уже скоро. Она берет бокал и уходит, поднимается в номер. У Гердта на лице замешательство.

Она набирает номер. Украина занята. Опять. Опять. Она встречает украинский Новый год одна в номере «Империала» с трубкой у уха и бокалом в руке. Связи нет. Тебя, как всегда, нет. Она спускается вниз.

Европейский Новый год. Грохот фейерверка на венских улицах. Они выбегают наружу. Ночное небо взрывается тысячами огней, они сыплются на вас. Она успевает загадать три желания и, сжимая их в душе, ступить в Новый год.

Утро 1 января. Спящая Вена. Красавица устала после новогоднего бала. Лиля улыбается утру первого дня, первому часу этого еще такого новенького года. Она поняла, что завтрак после этой ночи ей, в общем-то, не нужен, и можно сразу отправляться в город.

Stephansdom — собор святого Штефана в сердце Вены, на центральной площади, в пешеходной зоне. С утра в этот день людей здесь почти нет. Она поднимается наверх. Замечательный вид на город, раскинувшийся внизу. Снег подтаивает. Но смотровая площадка между башенками собора продувается всеми ветрами. Здесь холодно стоять. Она у Hofburg-дворца кайзера Франца Иосифа. К счастью, сегодня открыто. Лиля осматривает апартаменты, его и знаменитой жены, императрицы Элизабет, немки, прозванной Сиси, жизнь которой печально оборвалась ударом кинжала итальянского анархиста.

Лиля сделала паузу в старинной кондитерской напротив «Империала». Она задумчиво смотрела, как отъезжают от него дорогие машины. Многие разъезжались по домам после встречи Нового года. «Империал» необыкновенно хорош. Как здорово, что она придумала, а кто-то сумел осуществить проведение праздника именно здесь. Было хорошо. Пристойно-приятный вкус европейских праздников без особых порывов, без особого веселья. Качественная еда и алкоголь, но мало, хотя понимаешь, что достаточно, — хочется отключить разум. Здесь это не получается. Душа просит нашего праздника. Странно, что, проводя столько времени здесь, ты совершенно не европеизировалась, все равно совершаешь насилие над собой, все равно терпишь, многое просто терпишь. И так ты собираешься жить?

Хотя многое изменилось и у нас. Праздник? Пожалуй, еще остался. Но люди все чаще забиваются каждый в свою ячейку, погруженные в свои бытовые и материальные проблемы. Становятся чужими друг другу, неохотно идут на контакт, неохотно тратят себя. И этот темп набирается в последние годы все быстрее. Речь идет не о десятилетиях, в которые меняется общество. Оно меняется день ото дня, на твоих глазах. И скоро уже там, у тебя на родине, будет почти — я все-таки настаиваю на «почти», — как здесь. Только без разумности этой системы и порядочности этих людей.

Да, наверное, можно было бы, все-таки, строить жизнь и здесь, идя на компромиссы, корректируя себя. Можно было бы, имея рядом близкого человека, имея любовь как движущую силу, ведь она сильна, как она сильна, твоя любовь! Ты умеешь это — любить. Но это не здесь...

Несовершенство и невозможность опять завели Лилю в тупик. Хотя все это были лишь разговоры с собой. Этой ночью она приняла решение.

В тот день она успела еще в Leopoldmuseum, где насладилась Климтом, Кокошкой и Шиле. На следующий день они отправились с Гердтом во дворец Шоннбрунн — один из обязательных пунктов посещения австрийской столицы. В снегу, который не преминул выпасть, он выглядел потрясающе. Вечером была Венская опера. Они слушали «Летучую мышь». Конечно, впечатлило здание самого театра и богатство убранства внутри. Хотя в ее родном городе стоял не менее потрясающий с архитектурной точки зрения оперный театр, на реставрацию которого у борющихся за власть чиновников не было времени и денег. И красота разрушалась, никому не нужная, никому не принадлежащая. Больно.

Дни в Вене проходили насыщенно, интересно. Она успела посмотреть все, что хотела, насладиться всем, о чем мечтала. Наступил последний вечер. Они ужинали в «Империале». Красота здесь царила на каждом квадратном сантиметре пространства. Со стен смотрели портреты Габсбургов, в бронзовых подсвечниках мерцали свечи, негромко играл рояль.

Наверное, Гердт ждет ответа. Она, как обычно, смотрит сквозь него. Она наслаждается вечером, думает о том, что завтра наконец-то домой, что она обнимет тех, кого любит.

Гердт ждет. Она ничего не говорит ни ему, ни себе. Он приносит ей в номер синюю папку — там необходимые документы. Все, что требовалось с его стороны. Не глядя ей в глаза, он отдает папку и желает спокойной ночи.

4 января все-таки наступает. Снег растаял. Вовсю сияет солнце. Saab мчит ее в венский аэропорт. Все молчат. Check-in. У Лили в руках остается только Annet. Она проходит к огромной стеклянной двери, у которой проверяют boarding gard, дальше, к Gate No 13, идти уже одной.

Она поворачивается, прижимая к себе куклу, смотрит на него. Он плачет. Лиля задумчиво его разглядывает. Это не первые его слезы в аэропортах, хотя сейчас у него больше оснований.

— Ты ничего так и не сказала. Я еще увижу тебя? Ты что-то решила?

— Да.

— Да?

— Не делай пока выводов. Я все скажу. Созвонимся. Пока!

— Лиля!

Самолет взмыл ввысь, унося их с Annet на Родину. Внизу толпились белые облака, рядом синело небо. Лиля пила коньяк. Она так и не смогла дозвониться ему в эти дни. Встречать будут девочки и мама. Еще никто ничего не знает. А ты знаешь? В сумке лежала синяя папка.

Она почувствовала, что слезы текут по лицу. Она прикрылась ресницами. Она понимала, что в случае любого решения будет, вероятно, недовольна собой. Желательно принимать решения, за которые потом не будет стыдно, которые принесут гармонию в твою жизнь.

Толчок. Самолет коснулся колесами родной земли. Слезы, только уже другие, опять запросились наружу. Да что это я? Annet удивленно смотрела на нее...

Лиля улыбнулась своему отражению в зеркальце, поправила макияж, отстегнула ремень и, подхватив куклу на руки, направилась к выходу.

Солнце бросило ей навстречу тысячи своих светлых лучей. Ее ждали.