Лана Капризная - Записки из модного дома

Сейчас этот креативный профессионал стояла, открыв рот, и тупо смотрела вслед нашей бывшей арт-примадонне. Потом она сломя голову бросилась в кабинет.

Женя вполголоса продекламировал:

— Я знаю, что произведу сенсацию, — прошипела Ракета и погасла. Пшшшш!

— Женя, заколебал уже со своим Уайльдом! — взорвалась я.

Он обиженно поджал губы, но мне было не до хороших манер. Алина первым делом вцепилась в отдел моды, жадно просмотрела картинки, раскритиковала нашу работу в пух и прах и начала отдавать приказания налево и направо. Я уточняю — идиотские приказания. Вера слушала ее, затаив дыхание, поддакивала и с негодованием косилась на меня с Маринкой («ужо я вам!»). После чего мы вынуждены были переписать все статьи для ближайшего номера, а Маринка еще и переснять фотосессию босоножек. Та же кара (минус босоножки) постигла Ульяну и Всеволода. Они каждые две минуты со значением переглядывались, прикидывая, кто из них будет следующим «на выход, с вещами!».

Артем ворвался в редакцию и затормозил у огромного монитора Миши. Возбужденно галдевшие фоторедакторы вмиг затаились.

— Я вас предупреждал! — развернулся к нам Артем.

Он обвел редакцию яростным взглядом и задержал его на Елене.

— Это что, саботаж? — спросил он у нее.

— Михаил всегда был несдержан, — тут же нашлась Елена.

— Даааа? А почему же он здесь работал? — не отставал Артем.

— Он был лучшим, — вдруг раздался голос Всеволода.

Я не знаю, кто больше удивился — мы или редакционный директор. Чтобы Всеволод признал кого-то из нас лучшим?!

— Лучшим?! — взвился Артем. — Да он…

— А вот его личная жизнь вас не касается, — спокойно продолжил Всеволод и начал собирать свой портфель.

— Вы уволены! — наконец нашелся Артем.

Всеволод пожал плечами:

— Мне никогда не нравилась работа в глянце, — и ушел.

У Ульяны был такой вид, будто ее опередили на пути к сердцу Абрамовича. Ничего, Уля, господин редакционный директор еще здесь и ты успеешь напроситься на увольнение.

— Кто-нибудь еще хочет высказаться? — развернулся к нам взбешенный Артем.

Желающих было хоть отбавляй, но нам, в отличие от Всеволода, работа в глянце нравилась. Я опустила глаза, у меня дрожали руки. Редакционные войны забирают кучу сил и энергии, которые могли бы пойти на дело и творчество. Но редакционные войны будут всегда, пока существуют редакции модных журналов.

— Девочки, — обратилась к нам Вера, как только за Артемом захлопнулась дверь, — ваши статьи никуда не годятся, вам нужно их переписать.

— Мы же их только что переписали, — изумилась Маринка.

— Алину, — Вера со значением кивнула на дверь кабинета, — не удовлетворила ваша работа. Попытайтесь еще раз доказать вашу квалификацию.

Мы с Маринкой в ужасе переглянулись: она над нами издевается?!

Внезапно запиликал мой мобильный. Вера недовольно поджала губы. Я посмотрела на экранчик.

— Вера Игоревна, мне нужно выйти, — схватив телефон, я помчалась в туалет.

— Да! — почти крикнула я в трубку.

— У тебя все в порядке? — спросил Закревский.

— У меня — да! — быстро ответила я, наблюдая, как Римма моет руки.

— Я звонил тебе несколько раз… — чуть помедлив, сказал он.

— Да, я знаю. Я не могла подойти к телефону, — я сделала умоляющее лицо, и Римма вышла.

— Что-то случилось? — спросил он.

— Неприятности на работе, — меня просто трясло.

— Я могу чем-нибудь помочь?

— Послушай, у нас вышибли главного редактора, а на ее место привели какую-то вертихвостку с большими семейными связями. Она устроила термидорианский террор. Треть редакции уже уволена. Ты ничем не можешь мне помочь, — я говорила слишком резко, но у меня нервы были на пределе.

— Я думаю, тебе нужно разобраться в себе, понять, чего ты хочешь, — внезапно сказал он.

— Я хочу, чтобы меня все оставили в покое! Дали мне просто жить! Я устала сражаться за свое место под солнцем!!

— Хорошо, как скажешь. Я не буду тебя больше тревожить. Позвони мне… Позвони мне, если найдешь свое место под солнцем, — и он дал отбой. Не зря говорят, что люди высокого звания имеют то достоинство, что никогда не вздорят, как люди незнатные.

Я тупо смотрела на телефон. Потом положила его на раковину и обессиленно прислонилась к стене. Ну вот, я во всем виновата. Еще неделю назад у меня были любимая работа и любимый мужчина. А сейчас у меня есть ненавистное место работы и обиженный мною мужчина. А также растрепанные нервы и тик левого века. Только я могла совершить такую глупость. Да пропади оно все пропадом! Я схватила телефон, с размаху швырнула его об стену и заплакала.

Я не понимаю, почему в Москве нужно стричь траву под окнами и именно с восьми утра?! На самом деле стригут уже третий день и лишь недавно закончили. Да у меня тут во всей округе сплошные зеленые насаждения и трава, трава, трава… Но кому она мешает? Пусть растет, хоть до пояса! У нас же змеи в траве не водятся? Или крокодилы? Так зачем же ее стричь? Особенно если учесть, какой убогий получается газон и какое количество сена остается поверх. Так что энтузиазм нашего ДЭЗа меня просто поражает, тоже мне, нашли уголок Новой Англии…

ПОЧЕМУ Я НЕНАВИЖУ НАШУ МАЛУЮ РОДИНУ (ОНА ЖЕ ГОР. МОСКВА)

1. Всевозможные ЖЭКи, ДЭЗы и прочие коммунальные образования, которые работают, когда ИМ удобно. Например, именно ранним утром в воскресенье нужно соскребать снег у меня под окном. Сразу отмечу, это было зимой, но до сих пор вспоминаю с содроганием.

2. Мало того! Даже проживая в привилегированной недвижимости и оплачивая коммунальные услуги по повышенным тарифам, вам не гарантировано хорошее и быстрое обслуживание. Прорвало трубу — а чего? Если никого не заливаете, подождете, пока наш сантехник до вас дойдет. Отключилось отопление — а потерпите, на улице всего минус пять. Сломался лифт — ну ведь никто не застрял, терпеливо ждите мастера. И так до бесконечности.

3. Соседи, которые живут как на необитаемом острове: включают телевизор на полную громкость, устраивают песни-пляски, среди ночи хлопают входной железной дверью так, что стены содрогаются, а в выходные начинают сверлить стены… И на все замечания обижаются, как будто у них денег просишь.

4. Пикники на обочине. Уж не знаю, с чем это связано, но практически круглогодично во всех дворах происходят сэйшны: или молодежь с визгами и писками распивает пиво, или старшее поколение в компании с водкой распевает песни народов СССР. И поделать с этим ничего невозможно! Даже если сэйшны продолжаются до четырех часов утра, милиция и не думает реагировать. Самые страшные дни — праздничные, из которых особенно выделяется Новый год.

5. Дети, играющие под окнами в хоккей зимой и в футбол летом. Абсолютно не обращая внимания на сохранность чужих стекол. Очень часто эти любительские матчи происходят под надзором родителей, которым тоже все пох! Единственное, что утешает, — у меня тут рядом стекольная мастерская, и разбитые стекла мне вставят быстро. Но все равно такие нервные срывы не для моей изысканной натуры.

6. А теперь выйдем за пределы двора. Даже зеленый свет светофора не гарантирует того, что вы в целости и сохранности доберетесь на другую сторону магистрали. Водители совсем с ума посходили: несутся на пешеходный переход, даже когда для них уже давно зажегся красный свет.

7. С другой стороны, пешеходы перебегают дороги, где хотят и когда хотят. Причем отлично видя, что на них несутся машины. Меня эта тяга к самоубийству так поражает, что иногда я стою на обочине, просто раскрыв рот.

8. В супермаркете, как минимум раз в неделю, стоя в очереди в кассу, я сталкиваюсь с пацаном, который типа, очаровательно улыбаясь, делает мне непристойное предложение: «Девушка, не пропустите ли меня вперед? У меня всего одна бутылка/пачка/буханка». А когда я начинаю рычать, как рассерженный амурский тигр, то слышу в ответ: «Ну вы же такая очаровательная девушка, пропустите, а?» Я просто офигеваю от того, что, во-первых, у кого-то хватило на такое наглости (очаровательная внешность — еще не повод!!!), а во-вторых, что за хамство? Почему нельзя постоять в очереди пять минут?! А самое любопытное, что с такими предложениями обычно обращаются представители мужского пола от семи до сорока лет. Никогда — старше и никогда — женщины. Интересно, с чем связана такая нетерпеливость? Как этих пацанов воспитали?!

9. Почти всегда, когда езжу в метро, вижу картину — пожилая мадам (изредка пожилой мужчинка) врывается в вагон, озирается в поисках свободных мест (их нет) и подваливает к первой же девушке с совершенно наглым приказом немедленно уступить место. Весьма нечасто девушки сопротивляются, но обычно покорно уступают. К своей чести, могу сказать, что ко мне не обращались ни разу, а пару раз я даже подбивала девушек-жертв к сопротивлению, злорадно мотивируя это тем, что вокруг куча молодых и здоровых парней, вот пусть они и уступают место.

10. Постоянно приходится быть на стреме: на кассах в супермаркете, в ресторанах, в салонах красоты, чтобы не накололи. Не пробили лишние продукты, не приписали лишнее блюдо или услугу, не продали бракованный товар, наконец. Мало того, что это считается нормальным, но, как только ты находишь ошибку, все так обижаются! Как будто это я их обманула, а не они меня…

В общем, продолжать этот список можно до бесконечности — меня раздражает все! Мне кажется, эта черная полоса не закончится никогда. Самооценка на нуле, прежние стимулы отказываются работать, перспективы весьма туманны, и я чувствую неумолимое приближение состояния, которое называется стресс.

Я не знаю, что мне делать и как себе помочь. Сколько можно бороться за место под солнцем, постоянно следить за своими словами и за своим внешним видом, вечно «быть и казаться». И всем плевать на то, чего тебе хочется на самом деле! Я устала, я не выдерживаю этот ритм.

Зазвонил телефон.

— Слушай, не могу до тебя дозвониться второй день! Что с мобильным? — это была Олеся.

— Я его разбила.

— Ааааа…

— О стену туалета, — уточнила я.

— Что, все так погано? — сочувственно спросила Олеся.

— Что, новости в нашем городе уже передаются со скоростью света? — парировала я.

— Да, Танька отзвонилась. Рекламодатели же первыми узнают о смене редакционной политики, — усмехнулась Олеся.

— Да у нас там не политика, а кровавая бойня!

— Ого! И сколько народу уже уволили? — заинтересовалась Олеся.

— Считая Ларису, троих. Но живые завидуют мертвым, — вздохнула я.

— Ты давай там, держись. А если что, приходи к нам, — любезно предложила Олеся влиться в ряды критиков партии и правительства.

— Спасибо, не надо, — я твердо стояла на своем.

— Ну, как знаешь. А то еще одна вакансия открылась — Кира нас покидает.

— Как, и она тоже?!

— Ага, — засмеялась Олеся, — в поисках новой жизни и секса без обязательств.

Кира решила покинуть столицу нашей Родины ради дальней и теплой страны на берегу ласкового моря. Мертвого моря. Покинуть навсегда, ну, может быть, изредка приезжать, чтобы проведать родителей.

Поступок моей подруги вызывает у меня недюжинное уважение и сильную зависть. Еще бы! Вместо того чтобы сходить с ума от запредельного московского ритма, дышать выхлопными газами и просто биться за место под нашим жиденьким солнцем, она решила бросить все и получать удовольствие от жизни. Но все-таки я решила поостеречь ее:

— Кира, а как же этот… как его… палестинский экстремизм? — И сделала страшные глаза.

— Я же не в Палестину еду, а в Израиль! А там израильский милитаризм, — беззаботно ответила Кира.

— Кстати, о милитаризме. Тебе ведь не так много лет и придется служить в армии…

— Да я дни считаю до призыва! — с энтузиазмом перебила меня Кира. — Представляешь: вокруг куча клевых парней и все с «узи»!

— Но все-таки как-то…

— А после армии каждая вторая демобилизованная становится «Мисс Израиль»!

— Ты уверена, что попадешь именно в число вторых, а не первых? — скептически уточнила я.

— Чего?! Ты чего хочешь этим сказать? — мгновенно вскинулась Кира.

— Ммммм… я хотела сказать, что конкурсы красоты проходят раз в год, а не раз в неделю… Мне так казалось. Вроде, — пошла я на попятный.

— Это казуистика! — решительно отмела мой довод Кира. Мне бы ее оптимизм.