Тори покачала головой, и доктор, вытащив из саквояжа стетоскоп, приставил его к ее труди.

— Сделайте вдох, мисс Карсуэлл.

Доктор немного послушал ее, затем, простучав костяшками пальцев по груди, спрятал стетоскоп обратно в свой саквояж.

— Какие-либо физические симптомы болезни отсутствуют, — сообщил он. — Ваше здоровье в полном порядке, моя дорогая.

Доктор откашлялся и спросил:

— Можете что-нибудь сказать о том, где вы находились этот месяц, мисс Карсуэлл?

Тори улыбнулась в ответ:

— Нет, ничего не могу сказать. Я просто не помню.

— Ах, так?.. Я слыхал о подобных случаях, хотя сам никогда раньше не сталкивался с пациентами, потерявшими память. Сэр Перегрин вытащил вас сегодня утром из замкового рва. Вы уверены, что не помните, что происходило до того момента?

Тори отрицательно покачала головой:

— Нет, ничего не помню. Помню только одно: я находилась в Бодиаме.

Тут из-за двери послышался шум, а потом раздался визгливый голос Эдвины Карсуэлл. Мистер де Бург приоткрыл дверь и виновато взглянул на сэра Перегрина. Тот утвердительно кивнул и громко сказал:

— Леди Карсуэлл, входите, пожалуйста!

Эдвина тут же ворвалась в комнату, а следом за ней вошел молодой священник с плетеной корзиной, в которой принес кое-какую одежду для сестры.

— Виктория, во имя всего святого!.. Я требую, чтобы ты сказала, где была все это время! — закричала леди Карсуэлл.

— Зачем, матушка?

Эдвина отодвинула локтем доктора Купера и спросила:

— Что ты делаешь в постели сэра Перегрина?

Тори окинула взглядом комнату:

— Мне кажется, что я принимаю здесь придворных.

— Что ты сказала?! Я не потерплю дерзостей от девчонки! Ты навлекла позор на всю нашу семью!

— Просто мисс Карсуэлл нездоровится, — вмешался доктор. — Она находится в постели, потому что я прописал ей постельный режим.

— Доктор Купер, я требую, чтобы вы освидетельствовали мою дочь, — заявила Эдвина. — Нужно убедиться, что она не потеряла девственность. Я подозреваю, что при попустительстве Фуллера она провела этот месяц у него в замке. Если он нанес ущерб ее невинности, я потребую компенсации.

Виктория залилась краской:

— Матушка, как вы можете так унижать меня перед посторонними?

— Унижать? Это я унижена! Ты оскорбила меня своим поведением, потаскуха! Немедленно осмотрите ее, доктор.

Сэр Перегрин встал между Эдвиной и доктором:

— Это ни к чему, миледи. Я намерен просить руки Виктории. Так что никакого скандала не будет, если только вы сами не устроите его.

— Что ж, замужество — это единственный выход из положения, — согласилась Эдвина. — Держать ее в замке целый месяц без одежды, голой! Я даже представить не могу, что тут у вас происходило.

— Неужели не можешь, матушка? — с усмешкой спросила Тори.

Эдвина повернулась к сыну:

— Эдмунд, обвенчай их прямо сейчас.

— Нет, этого не будет. Я не давала согласия выйти замуж, — отрезала Тори.

— Но ты все равно выйдешь… Ты должна, — заявила Эдвина.

— Должна? В самом деле? Мне кажется, это мое личное дело. Я думаю, пора воспользоваться советом доктора и немного отдохнуть. Всего доброго, матушка. Эдмунд, спасибо, что принес одежду.

После того как все ушли, Тори еще с час пролежала в постели. И думала она о прошлом, а не о настоящем — прошлое не отпускало и влекло, как моряков влечет голос морской сирены. В конце концов ей пришлось напомнить себе, что прошлое, настоящее и будущее — все это вместе составляет реальность. И если она сумеет принять эту мысль, то тогда сможет овладеть и прошлым, и настоящим, и будущим.

Выбравшись из постели, Тори позвала служанку и попросила приготовить ей ванну. Она искупалась, вымыла голову и, обмотав волосы полотенцем, открыла корзину с одеждой, которую принес Эдмунд. Когда одно за другим оттуда стали появляться платья, ей сделалось не по себе. «Неужели придется носить такое убожество? — спрашивала себя Тори. — Черт побери, кто приказывает нынешним женщинам носить такие платья? Наверняка не молодая королева. Эти высокие кружевные воротники и многочисленные пышные юбки прикрывают все, что делает женщину привлекательной. А цвета?! Серые и тусклые! Просто ужасные цвета. Нет, это нельзя на себя надевать!»

Из того, что принес ей брат, Тори выбрала самое светлое платье — то самое, из розовато-лилового батиста, именно оно было на ней во время первого визита в замок. Ей нравилось, что это платье подходит под цвет ее глаз. Потом она вытащила из корзинки щетку и занялась прической.

Тори расчесывала волосы до тех пор, пока они не стали потрескивать. Потом посмотрела на свое отражение в зеркале и улыбнулась, вспомнив слова Фэлкона о том, что ей не следует стягивать волосы на затылке. Распустив волосы, так что они рассыпались по плечам длинными прядями, Тори прошептала:

— Фэлкон, любимый, ведь именно так тебе нравится, верно?

Тори вышла из комнаты и, поднявшись по лестнице, забралась на верхнюю площадку башни. Ашдаунский лес заметно уменьшился за прошедшие сто лет. А вот Хокхерст, наоборот, разросся. Это уже был город, а не деревушка. Тори посмотрела в другую сторону, туда, где протекала река. И ей показалось, что русло Ротера немного изменилось.

Окинув взглядом окрестности, она посмотрела вниз. До замкового рва было ужасно далеко, и оставалось только удивляться, что у нее хватило смелости прыгнуть с такой высоты. Ей вдруг пришло на ум, что сэр Перегрин, должно быть, стоял как раз на этом самом месте, когда утром увидел ее во рву.

«Я тоже стояла здесь. И мне пришлось броситься вниз. Как странно!.. Мы с ним находились в одном и том же месте, в одно и то же время. Наверняка между нами существует какая-то невидимая связь. Но как заставить его в это поверить?»

Виктория невольно улыбнулась. Она вдруг поняла: ей надо приучить Перегрина к мысли о том, что он — Фэлкон.

Она почувствовала присутствие Перегрина раньше, чем увидела его. Он пересек площадку и подошел к ней:

— Очень рад, что вы пришли в себя, мисс Карсуэлл.

— Меня зовут Тори, и вы это прекрасно знаете. — Она окинула взглядом окрестности. — Ашдаунский лес уже в роскошном осеннем наряде. Ничего удивительного, что вы любите подолгу стоять здесь. От такой красоты дух захватывает. — Она указала в сторону реки: — А вон там была стоянка «Морского волка».

— Я так себе это и представлял. Вы знаете, что колокол у подъемной решетки ворот с «Морского волка»? Колокол хотели сдать в переплавку, но я его спас.

— Да, удивительно… Но еще удивительнее другое. Вы знаете, что лорда Хокхерста звали Перегрин Палмер, но он сменил имя и стал Фэлконом?

— Ну, уж если меня зовут Перегрин Палмер Фуллер, то он явно мой предок.

— Фэлкон не просто ваш предок… Он — это вы, а вы — это он. В вас возродилась его душа. Вы верите, что такое возможно?

Он долго разглядывал ее, потом пробормотал:

— Вполне допускаю, что вы правы. Ведь если можно родиться один раз, то почему нельзя дважды?

— А ваше золотое кольцо… Оно давно у вас?

Перегрин посмотрел на свою руку:

— Я заказал его лет десять назад. Сокол — очень подходящий символ для печатки.

Тори подняла руку с кольцом на большом пальце:

— Сравните их. Они абсолютно одинаковые. Вы не находите, что это весьма странно?

— Полагаю, просто совпадение.

Она решительно покачала головой:

— Я не верю в совпадения! Скорее я поверю в то, что когда-то вы владели кольцом, которое я сейчас ношу, а потом что-то заставило вас заказать точно такое же. Наше прошлое создает настоящее.

— Да, согласен. В этом вы правы. Наше прошлое действительно формирует наше настоящее.

— Хотя на самом деле нет ни прошлого, ни настоящего, ни будущего. Все это — одно целое.

— Весьма интересная мысль. Но такое трудно себе представить.

— Для вас это не составит труда, сэр Перегрин.

Он улыбнулся и перевел разговор на другую тему:

— Не откажетесь перекусить, Виктория?

— Не откажусь, — ответила она с улыбкой.

Они спустились в столовую, и Перегрин, усадив ее, налил ей вина и нарезал тонкими ломтями холодную ногу барашка. Овощи Тори выбрала сама.

— Ты помнишь, как мы ели свежих устриц, а потом моллюсков?.. Ох, простите, то было с Фэлконом… Мне трудно вас отделить друг от друга.

— Неужели мы с ним так похожи? — заинтересовался Перегрин.

— Прямо-таки одно и то же лицо. Но он частенько бывал распутным и грубым. Иногда — дерзким сверх всякой меры.

— Вы считаете, я на такое не способен?

— Возможно, все мужчины грешат подобным поведением, но надеюсь, вы не станете вести себя так постоянно.

— Вы должны узнать меня поближе, чтобы иметь представление, каков я на самом деле.

— И вот еще что интересно… Скажите, у вас есть офицерские пистолеты? Я имею в виду пистолеты для морских офицеров.

Он взглянул на нее с удивлением:

— Откуда вы про них узнали?

Тори пожала плечами:

— Знаю, вот и все. Когда мы позавтракаем, я кое-что покажу вам во дворе.

— Похоже, все секреты замка вам известны лучше, чем мне.

— Так и есть, будьте уверены. Возможно, я знаю и вашисекреты.

Его глаза заблестели, и Тори поняла, что ему нравится ее общество.

После завтрака они вышли на лужайку во дворе замка.

— Как-то раз я попросила Фэлкона, чтобы он научил меня стрелять, — сказала Тори. — И он привел меня сюда, на эту самую лужайку. Фэлкон был прекрасным стрелком. Он потушил пламя свечей с двадцати шагов, а потом вручил мне пистолет с правым курком и предупредил, что это опасно, когда курок взведен наполовину. Я, конечно, была безнадежна, но все равно очень старалась. Стреляла до тех пор, пока не угодила пулей в стену замка. Теперь посмотрите вот сюда. Это как раз здесь. Видите?

Сэр Перегрин провел пальцем по углублению в камне.

— Я как-то не обращал на это внимания… Да, действительно похоже на след от пули.

— Это и есть след от пули. След от моей пули. Я оставила его здесь.

Он улыбнулся и спросил:

— А что вы еще здесь оставили?

«Помимо моей девственности?» — подумала Тори.

— За день до того, как я вернулась сюда, мы сбросили в ров несколько ящиков, упакованных в промасленные шкуры. В них были какао-бобы, которые выращивают в Португальской Гвинее. Но это произошло сто лет назад. От них, наверное, ничего не осталось.

— Да, наверное, — согласился Перегрин. — О, вы дрожите. Вам, должно быть, холодно.

— Да, возможно, — кивнула Тори. — Эдмунд не захватил накидку, а она мне сейчас не помешала бы. Вместо накидки он принес отвратительные платья…

— Мне кажется, это платье вам очень идет.

— Фэлкон назвал бы его тошнотворным! Женские моды сто лет назад были исключительно изысканны. Такой одежды мне будет очень не хватать. Комната под вашими покоями в круглой башне была убрана специально для женщины. А в гардеробе там было множество прекрасных платьев. Он сначала сказал, что это наряды его сестры, но я-то сразу поняла, что они принадлежали его метрессе. Она сбежала от него.

— Виктория, вы рассказываете удивительные вещи! Давайте сейчас заглянем в ту комнату.

Они вошли в башню и по винтовой лестнице поднялись наверх. Теперь в комнате, которую она считала своей, не было ничего, кроме пыли и паутины.

— Когда-то здесь по стенам висели средневековые гобелены с изображениями мифических животных. У меня была огромная кровать с пологом, а также гардероб с зеркалом и даже ванна, расписанная чудесными розами.

Сэр Перегрин приблизился к ней вплотную.

— Комнату можно заново обставить, если это доставит вам удовольствие.

От его близости у Тори перехватило дыхание.

— Да, возможно, доставит, — ответила она.

— О каких же моих секретах вы говорили?

Тори медлила с ответом. Наконец тихо сказала:

— Я ни разу не видела вас без рубашки, но держу пари, что у вас имеются татуировки.

Его черные глаза широко раскрылись.

— Вы хотите увидеть меня без сорочки, Тори?

Она покачала головой:

— В этом нет необходимости. Я и так знаю, что на каждом предплечье у вас татуировка — сокол.

— Ох, черт! Все, что вы говорите, подтверждает вашу историю про путешествие во времени. Только как такое возможно?

Тори внимательно посмотрела на него, а потом провела пальцами по родимому пятну у него на щеке.

— Когда я встретилась с Фэлконом, у него не было никаких отметин на лице. Но потом он получил удар шпагой, и клинок рассек ему щеку. Именно я зашивала рану. Я знала: в том месте останется шрам, но он не испортит внешность Фэлкона.