Он не произнес слов приветствия. Не склонил голову в поклоне. Только глаза его немного расширились, как бы от удивления.

Оба молча смотрели друг на друга, озаренные солнечным светом, серебристым от близкого соседства покрытых снегом черных склонов, — светом, что вливался сквозь высокие сводчатые окна и словно колыхался и танцевал под их взорами.

Ради всех святых, подумалось ей, что происходит? Отчего она так напряжена, так испуганна? Уж не вызвал ли этот мужчина у нее внезапное недоверие? Не опасен ли он?

Неужели именно о нем говорил ей отец? Значит, он тот самый Ройс Сен-Мишель, о котором она столько слышала от своего брата, — благородный, знатный и великодушный рыцарь? И его нужно было разыскивать и приглашать бог весть откуда, чтобы он сопровождал ее в долгом рискованном путешествии?!

Но этот человек совсем не похож на того, кого ей описывали. В нем не чувствуется ничего, что говорило бы о его знатном происхождении и великодушии. О благочестии, наконец.

Он выглядит как простолюдин. Темная щетина на щеках, спутанные волосы, неряшливо спадающие на плечи; даже меч с позолоченной рукояткой нарочито небрежно болтается на поясе. И почему он позволил себе опоясаться мечом, находясь тут, в часовне, в обители Бога? Сразу видно, Ройс не из тех, кто считается с обычаями, освященными временем или законами.

А уж если говорить о другом, том, что поражает воображение, то нельзя не обратить внимания на его устрашающее телосложение. Ни темная туника, ни украшенный соболиным мехом плащ не могут скрыть могучей груди, широких плеч, мускулистых рук.

Однако больше всего впечатляет лицо — с резко обозначенными скулами и волевым квадратным подбородком. Пожалуй, даже камни выглядят значительно мягче и податливее.

Взяв себя в руки и попытавшись собраться с мыслями, она задалась вопросом: тот ли это человек, кого она смутно помнила как ближайшего друга Кристофа? Кого видела в последний раз перед тем, как он надолго исчез из Шалона, когда ей не было еще и пятнадцати? Кажется, он был тогда весьма надменным и громогласным юным щеголем, который не удостаивал ее даже взглядом.

Так он это или не он? Если бы он заговорил, ей было бы легче узнать его по голосу. Но мужчина хранил молчание. Взгляд его пронзительных глаз оставил в покое ее лицо и скользнул вниз, к ногам, а точнее, уперся в дверь позади нее, будто ожидая чьего-то появления.

Но вскоре его глаза вновь остановились на ее лице, и удивление в них сменилось тревогой. Смятением.

Кьяра почувствовала, как в ней растет раздражение. Что он себе позволяет, в конце концов? Совершенно забыл о приличиях! Что это за бесстыдное разглядывание?!

Нравится она ему или нет, он не смеет вести себя подобным образом! Во всяком случае, она этого не допустит!

Вздернув подбородок, Кьяра смерила его взглядом, каким обычно награждала своих провинившихся слуг.

Это, однако, не возымело должного эффекта. Наглец лишь приподнял одну бровь, губы его растянулись в гримасе, которую с огромным трудом можно было счесть улыбкой.

Отец, видимо, что-то почувствовал и поднял голову.

— Дочь моя! — произнес он ледяным тоном. После смерти Кристофа и окончательного поражения в войне он говорил с ней только так в те редкие минуты, когда вообще изъявлял желание ее видеть. Но привыкнуть к его обращению она по-прежнему не могла, оно беспрерывно ранило ее, заставляло еще больше мучиться. И сейчас Кьяра вздрогнула, и предательский холодок пополз по всему ее телу.

— Да, отец.

Он протянул ей руку.

— Подойди.

Взволнованно сглотнув, заставив себя улыбнуться, она на негнущихся ногах двинулась через боковой придел часовни к мужчинам. Неф, ряд скамеек, заполненное серебристым солнечным светом пространство… И внезапно странное видение предстало перед ней. День свадьбы… Ее свадьбы! Возможно, в такой же часовне, у такого же алтаря. Там будет отец, отдающий ее сейчас в чужую страну, чужому человеку. И рядом с ним — ее жених. Он стоит, как вот этот почти незнакомый ей темноволосый мужчина. Но происходить это будет в ее собственной стране. В Шалоне…

Она моргнула, и видение исчезло. Может, его и не было? Наверное, что-то сместилось в ее мыслях, возникло в воздухе из игры солнечных лучей и полутьмы церковных приделов, из ее болезненного воображения.

На самом деле все гораздо хуже. Эта страна уже больше не ее дом; отец почти отказался от нее, а этот мужчина — чужой, неприятный ей человек. Истинная судьба ожидает ее в Тюрингии в лице свирепого Дамона, и свадьба будет не в скромной часовне, а в огромном соборе.

Кьяра подошла к алтарю, и отец сказал ей, указывая на могучую фигуру человека с мечом на поясе:

— Дочь моя, вот тот, о ком я тебе говорил. Ройс Сен-Мишель.

Глядя рыцарю в глаза, она произнесла запинаясь:

— Так это вы? Тот самый… Я хотела сказать…

«Господи, да что у меня с языком? Ради всего святого, произнеси что-нибудь вразумительное!..»

— Доброе утро, — выговорила она.

Ей было так стыдно, что она готова была сквозь землю провалиться, но пол под ногами оставался невероятно твердым.

Сейчас, находясь подле Рейса, она могла различить цвет его глаз — темно-карие, почти черные. Снова жар охватил ее, как если бы этот человек обладал способностью распространять вокруг себя тепло.

— Доброе утро, принцесса Кьяра, — ответил он, чуть склонив голову, и прежняя полуулыбка-полугримаса появилась на его лице. — Ничего странного, что вы не узнали меня. Вы ведь тоже не слишком похожи на ту, которую я знал когда-то.

Кьяра почти не расслышала его слов — так поразили ее звуки голоса. Голос оказался мягче, чем тот, который она помнила. Глубже и печальнее. Словно долины Шалона на заходе солнца. Сочность и богатство интонаций в сочетании с резкими, угловатыми чертами лица и властным, притягивающим взглядом производили потрясающий эффект.

И все-таки неосознанно Кьяра продолжала отмечать изъяны в его поведении: ведь он так и не соблаговолил приветствовать ее согласно этикету. Видно, у него напрочь отсутствует почтение к особам королевской крови. А также обычная вежливость.

Впрочем, ответить ему тем же было бы ниже ее достоинства. Поэтому она выжала из себя улыбку и произнесла одну из тех галантных фраз, коим ее когда-то учили.

— Приятно увидеть вас снова, — сказала она.

Ее отец свернул карту, которую мужчины только что изучали.

— Ты собрала вещи, дочь моя? — спросил он.

— Да, отец, — ответила она, удивляясь ровному тону своего голоса. Ведь речь шла о расставании с отцом, со страной, скорее всего навеки, и сердце колотилось так, что готово было вот-вот выскочить из груди. Однако она сумела не выдать своих чувств. — Брат Эверард отнес мои пожитки ко входу в туннель, пока я завтракала. Все готово, отец.

«Все, кроме меня самой». Ей хотелось крикнуть эти слова на всю округу. На весь мир. Хотелось броситься в его объятия и выплакать на его груди все свои страхи и печали.

— Прекрасно, — услышала Кьяра голос отца. — А мы еще раз уточним, каким путем вам предстоит следовать. Никто, кроме нас троих, этого не должен знать. Ради твоей безопасности необходимо хранить тайну. — Он пристально посмотрел на нее. — Никому не говори, кто ты такая. Люди, что встретятся вам за этими стенами, могут оказаться не только друзьями, но и сторонниками мятежников. В какие бы одежды они ни рядились. Запомни это.

— Хорошо, отец.

Король повернулся к Ройсу:

— Свадебный кортеж отбыл из замка несколько дней назад, я уже говорил об этом. Потребуется не меньше двух недель, чтобы добраться до Тюрингии.

— Постараюсь, чтобы у нас это заняло меньше времени, — сказал Ройс. — Мы попробуем опередить их и обмануть мятежников.

Король кивнул.

— Сейчас наши противники сбиты с толку, — удовлетворенно произнес он. — Пока они убедятся, что ни в одном из двух кортежей нет настоящей принцессы, вы должны уже благополучно прибыть в Тюрингию. — Он снова взглянул на Кьяру. — И моя дочь станет супругой Дамона. Надеюсь, счастливой.

Кьяра выдержала его взгляд и нашла в себе силы сказать:

— На все воля Божья, отец.

«О нет, я не хочу тебя расстраивать. Тебе и так досталось на закате жизни. Я сделаю все, как ты того желаешь…»

Если он и понял, почувствовал ее состояние, то не подал виду и заговорил не сразу. Однако ей показалось, что взгляд его светлых глаз смягчился, стал таким, каким бывал в давние годы.

— Все будет хорошо, дочь моя. Сен-Мишель постарается. Понимаю, он не очень похож на тех рыцарей, что ты привыкла видеть во дворце, но уверяю тебя, лучшего человека для выполнения этой задачи не найти. С ним ты будешь в безопасности, а это главное. Наши горы он знает как свои пять пальцев. Так что доверься ему целиком и полностью. — Он перевел взор на темноволосого мужчину и добавил: — Как это делаю я.

Ройс, заговорив, неожиданно ощутил странное волнение.

— Клянусь, ваше величество… — голос его звучал торжественно, чего он вовсе не желал, — клянусь, ни один волос не упадет с головы вашей дочери до тех пор, пока она будет под моим покровительством. Я выполню все, о чем мы договорились. — Он протянул руку. — Слово чести.

Король Альдрик взял протянутую руку и сжал так, словно хотел причинить боль. Взгляды мужчин встретились. Кьяра с удивлением взирала на них, не понимая, враги они или друзья.

Но ей не довелось хорошенько поразмыслить об этом, потому что отец тут же куда более нежно прикоснулся к руке Кьяры, и у нее, отвыкшей от подобной ласки, на глаза навернулись слезы.

— Пребывай в благополучии, дочь моя.

Ей хотелось броситься к нему в объятия, снова стать маленькой девочкой, любимой дочерью… Солнечный свет так и задрожал у нее перед глазами.

Она моргнула, чтобы избавиться от влаги, постаралась взять себя в руки, понимая, что отец не одобрил бы ее порыва, и твердым, как ей казалось, голосом ответила:

— И вам желаю того же, отец.

Король подвел дочь к Ройсу, вложил ее руку в руку рыцаря. Она почувствовала пожатие сильных теплых пальцев, темные глаза вновь остановились на ее лице. Они притягивали и немного страшили.

— Охраняй ее как следует, Ройс, — сказал король. — Жизни не пожалей ради ее безопасности.


Они шли по темному туннелю, спирально спускавшемуся к подножию горы, их шаги гулко отдавались в каменных стенах. Далеко внизу брезжил дневной свет, обозначая выход, но Ройс думал сейчас отнюдь не о предстоящем путешествии и опасностях, которые их подстерегают.

Глядя на силуэт Кьяры, идущей впереди, он думал о ней. Кто бы мог предположить, что из простенькой, заурядной, похожей на мышку девочки, которую он знал когда-то, вырастет такая прекрасная женщина, какой он увидел ее сегодня в часовне!

Все в нем перевернулось в тот миг, сердце чуть не выскочило из груди, в горле пересохло. Пожалуй, раньше при виде женщины он не испытывал ничего подобного.

Он не слышал, как она вошла в часовню, но почувствовал ее присутствие. Она словно возникла там из солнечных лучей, прилетела на крыльях ангелов. Взглянув на нее, он лишился дара речи.

Ее облик сразу полонил его душу: глаза цвета винно-желтого топаза… нет, немного темнее; волосы удивительного кремового оттенка — такого цвета сыры у них в горах. И вся такая нежная, грациозная! А какая легкая поступь! Как изящно и неслышно идет она по этому гулкому каменному коридору!

Она проникла к нему в сердце подобно снежному обвалу в горах, прорвавшемуся откуда-то из гущи облаков и укрывшему зеленеющий склон белоснежным, незапятнанным покрывалом.

В полутемном туннеле, где различаются лишь смутные очертания ее высокой фигуры, он все время видел перед собой бледное печальное лицо, обрамленное копной восхитительных волос. И снова изумлялся той метаморфозе, что произошла с этим недавно еще столь непримечательным существом.

Светлое платье в тон волосам и плащ не могли скрыть ее изящества; то же, что было сокрыто материей, сулило еще большую красоту и совершенство.

В общем, невероятная гармония лица и тела, которую дополнял мелодичный мягкий голос. И лишь одна черта нарушала эту слаженность и сообразность.

Ее рот. Губы. Слишком чувственные на непорочном девичьем лице. Губы, созданные для долгих страстных лобзаний. Цвета спелого граната, нижняя губа чуть полнее верхней…

Знали они вкус поцелуев, эти губы? Вкус настоящих поцелуев?

Знакомое чувство нахлынуло на него — жажда женщины… Любви. Оно пронзило его, как удар копьем.

Раздосадованный, что поддался ему столь несвоевременно, он напомнил себе, что чуть было не замахнулся на чужое, попытался сорвать запретный плод. Ведь эта девушка уже невеста. И, кроме того, дочь короля Альдрика.

Однако сравнение со снежной лавиной, образ нетронутого снега не выходили у него из головы, вызывая в памяти минуты, когда он, странствуя по горам, обращал взор к небу, откуда падали снежинки, и, раскрыв рот, ощущал их легкое прикосновение к языку перед тем, как они таяли.