Марк был небольшого росточка, с круглым брюшком и лысой яйцевидной головой, он имел привычку причмокивать губами и складывать руки на животе. Однако в его лысую голову постоянно приходили чрезвычайно мудрые мысли, которые всегда оказывались очень полезны для храма. Исидор знал, что жрец-эконом поклоняется какому-то своему богу, но совершенно не обращал на это внимания, потому как считал — раз Марк так хорошо ведет дела, значит бог его дельный и полезный. Исидор даже предлагал жрецу-эконому поставить небольшую статую иудейского бога, рядом с изображениями олимпийцев, но жрец-эконом поблагодарил Исидора за заботу, но от предложения отказался. Исидор встал, совершил омовение, надел рубашку и плащ, а затем направился в сторону кухни. После странного видения его мучил голод.

Марк уже сидел за столом и тщательно пережевывал омлет. Уши жреца-эконома шевелились в такт движениям челюстей, и по всему было видно, что он высчитывает в уме, сколько зерна в этом месяце они могут дать крестьянам в долг, под будущий урожай, а также решает вопрос, следует ли брать из будущего урожая полтора мешка за один мешок долга, или же два за один долга. С тех пор, как в Средиземноморье стал распространяться культ египетской Исиды, которая покровительствовала не только браку, но и вообще женщинам во всех их начинаниях, благополучие святилища Гестии существенно пошатнулось.

— Доброго тебе дня, Марк, — приветствовал его Исидор.

— Доброго и тебе дня, верховный жрец, — ответил Марк, продолжая жевать. — Да продлит Гестия твои дни, — добавил он, вытаскивая изо рта кусочек скорлупы, случайно попавший в омлет.

— Марк, кажется, мне сегодня было пророчество, — неуверенно начал Исидор.

— Да? В самом деле? Поздравляю, думаю, об этом стоит объявить всем, это поднимет авторитет нашего храма. Я давно хотел сказать тебе, что перед весенним севом нужно объявлять какие-нибудь пророчества, в этом случае плата два мешка зерна из будущего урожая за один мешок зерна для посева, никому не будет казаться высокой.

— Марк! — Исидор всплеснул руками, — но это было настоящее пророчество!

— И что же тебе сказали боги? — Марк перестал жевать и внимательно посмотрел на верховного жреца.

— Ну… в общем-то ничего… — смущенно произнес Исидор.

— Понятно, — Марк положил в рот еще омлета и снова принялся его тщательно пережевывать.

— Я увидел плачущую женщину! — поспешно припомнил Исидор.

— Я тебе скажу, — Марк проглотил омлет, и было видно, что жрец-эконом считает, что сделал это рано, — каждую ночь я вижу во сне мешки с зерном. Сегодня, к примеру, они двоились.

Чем дольше во сне я смотрел на один мешок, тем большее количество дополнительных мешков появлялось. Из одного — два, из двух — четыре, из четырех — восемь, из восьми — шестнадцать….

— И что было дальше? — верховный жрец поспешил прервать устный счет Марка, потому как жрец-эконом мог продолжать так довольно долго, пока не дошел бы, скажем, до двух тысяч сорока восьми.

— Их стало очень много и, проснувшись, я подумал, что лучше брать два мешка с урожая за один мешок зерна для посева.

— И что? — по опыту Исидор знал, что Марк никогда ничего не говорит просто так, даже если это звучит как полная ахинея.

— А то, что я каждый день вижу мешки с зерном, а ты каждый день видишь плачущих женщин. Конечно, можно сказать, что мне было пророчество о том, что за каждый мешок, выданный в долг крестьянам для посева, мы получим два. Кстати, пожалуй, так и надо будет сказать, — отметил как бы про себя Марк.

— То есть ты хочешь сказать, что я просто слишком много вижу плачущих женщин? — кисло спросил Исидор, до которого дошел смысл слов жреца-эконома.

— Я считаю, что ты получил пророчество, которое гласит, что плачущие женщины будут всегда.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Только то, что мы никогда не останемся без работы, — серьезно ответил Марк и посмотрел в глаза Исидору.

Тот некоторое время моргал, а затем жрецы Гестии разразились таким хохотом, что обоим казалось, будто их живот вот-вот разорвется.

— Вас ждет женщина, она привезла драгоценные дары Гестии, — громко и невозмутимо сказал вошедший раб, в обязанности которого входило объявлять о прибывших гостях.

— Пророчество тебя не подвело, о верховный жрец, — сказал Марк, подняв вверх палец, и опять рассмеялся. Это звучало так, как будто кто-то насыпал сухого песка в сосуд из тонкой меди, и трясет этот сосуд.

Исидор, утирая слезы и изо всех сил пытаясь вернуть себе серьезность, поднялся из-за стола, о голоде он забыл, и пошел в гардероб. Нужно было надеть полное жреческое облачение и принять величественный вид. Обыкновенно для этого было достаточно надеть парик из густых и длинных седых волос. Собственная голова Исидора была покрыта редкой, клочковатой растительностью, вид которой никак не прибавлял почтенному старцу величия.


— Я пришла, чтобы просить вас о помощи, — сказала Юлия, как только верховный жрец появился перед нею в зале. Вид его был грозен. Длинные седые волосы, борода, прекрасное одеяние, в руке жезл с символом Гестии. Густые черные брови (чернота достигалась при помощи смеси угольной пыли с оливковым маслом).

— Изложи свою просьбу, — сказал Исидор. Голос его неуловимо изменился, и каждое слово казалось тяжеловесным и даже пугающим. Жрец сел в каменное кресло, напоминавшее трон, и жестом указал Юлии на небольшую табуретку, стоявшую возле низкого трехногого столика. Дочь сенатора Квинта поморщилась от такого обращения, но все же села.

Я получила пророчество в римском храме Гестии, в котором говорилось, что боги против моего брачного союза с избранным мною мужчиной. Мне явилась Гестия и сказала, что я должна посетить Фессалийскую долину.

— Ты надеешься узнать волю богов? — Исидор грозно сдвинул брови.

— Да, — Юлия положила на столик шкатулку и открыла ее.

Исидор приподнял свои черные брови и уставился на изумительной красоты драгоценности, украшенные ровными, крупными рубинами.

— Твой дар говорит о большом уважении к богам, — голос Исидора смягчился.

— Эти драгоценности стоят пятьдесят тысяч сестерциев. Я надеюсь узнать волю Гестии сегодня, — Юлия держалась прямо и с большим достоинством.

— Пожалуй, это возможно. Сегодня ночью ты сможешь обратиться к Гестии, на закате тебя будут здесь ждать.

— Тогда я вернуть вечером, — сказала Юлия, поднимаясь со своего места.

Исидор кивнул и тоже поднялся.

Юлия повернулась к нему спиной и пошла к выходу. «Зачем я это делаю?» — стучало у нее в голове.

Как только она вышла из зала, Исидор тут же стянул с головы парик, в котором было, во-первых, ужасно жарко, а во-вторых, от него чесался лоб.

— фу-у-х… — выдохнул с облегчением жрец и погладил рукой рубиновый пояс, звенья которого были выкованы в форме галльских крестов. Потом Исидор закрыл шкатулку и понес показывать ее содержимое Марку, чтобы тот оценил реальную стоимость этих драгоценностей.

Жрец-эконом внимательно посмотрел на драгоценности. Затем вынул из шкатулки застежку для плаща, в центре которой красовался огромный рубин, долго его разглядывал, потом поковырял ногтем саму застежку и покачал головой.

— Ну что? — спросил Исидор, несколько взволнованный кислым видом Марка. — Она сказала, что это стоит пятьдесят тысяч сестерциев.

— Это приходила та самая римлянка? Дочь сенатора, что прибыла вчера ночью в Гестион?

— Да, она самая. По-моему, это прекрасные украшения! Взгляни, какие ровные и крупные камни, темно-красный цвет, чистота…. Я думаю, что все вместе уж точно не меньше сорока пяти тысяч римских сестерциев.

— Не больше пятисот сестерциев, причем только за работу, — мрачно ответил жрец-эконом.

— Что? — Исидор непонимающе уставился на Марка. — Но…. Я не понимаю…

Жрец-эконом молча взял какую-то пустую плошку и налил в нее крепкой уксусной кислоты, поставил ее перед собой. Затем он огляделся вокруг.

— Что ты ищешь? — встревоженно спросил Исидор.

— Большую печать, — меланхолично ответил жрец-эконом.

Вот она, — Исидор увидел большую деревянную печать, которую накладывали на счетные свитки, на большом столе, который был сплошь завален какими-то расчетами. Марк молча взял эту печать, поднял вверх и со всей силы грохнул ей по застежке. Когда он снова поднял печать, то Исидор, к своему ужасу, увидел, что огромный рубин рассыпался на мельчайшие осколки. Не дав верховному жрецу прийти в себя, Марк взял саму застежку двумя пальцами и бросил в плошку с уксусной кислотой. Та зашипела и изумленный Исидор увидел как золотой покров быстро распадается на мельчайшие частички и застежка становится легкоузнаваемого темного, красно-коричневого цвета.

— Что… Как… — Исидор не мог поверить своим глазам.

— Персидское стекло и золотая краска, ее делают из свинца, — ответил Марк.

— Но как… Откуда? — верховный жрец в изумлении смотрел на эконома.

Тот сложил руки на животе и спокойно ответил.

— Когда-то я сам делал такие вещи. Неопытный глаз не в состоянии отличить их от настоящих. В стекло при варке добавляют медную ржавчину, чтобы получить такой кровавый цвет, затем заливают в формы, когда оно застывает — шлифуют, так получаются ровные, красивые, одинаковые камни. Точно так же делают изумруды, сапфиры, топазы и даже аметисты, добавляя различные красящие вещества. Лично я, когда вижу в одном украшении два одинаковых камня — настораживаюсь, потому что такого не может быть.

— А золото? — Исидор не мог поверить своим ушам.

— Изготовить золото может даже ребенок! — Марк пожал плечами и выпятил вперед нижнюю губу. — Нужно сделать бронзовую болванку, расплавить свинец, добавить туда большое количество золотой краски, рецепт которой хорошо знаком любому ремесленнику, расписывающему стены храмов и жилищ, а затем окунуть в эту кипящую смесь бронзовую болванку. После сушки все шлифуется при помощи воды и толченого рога — и чудное золото готово. Если не бросать такую драгоценность в уксус — пройдет несколько лет, пока верхний слой начнет разрушаться.

— О, боги! Пусть Гестия обрушит на эту римлянку весь свой гнев! — Исидор сжал кулаки.

— Я думаю, — Марк поднял вверх палец, — что для нее известие о том, что драгоценности фальшивые, будет такой же новостью, как и для тебя.

— Ты полагаешь? — Исидор нахмурился. — Но как нам поступить?

— Когда она приедет сегодня, мы покажем ей то же самое, что видел ты, о верховный жрец, посочувствуем, и предложим, как бы в качестве исключения, преподнести Гестии другие дары. Не нужно зря плодить обиду, — Марк спокойно закрыл шкатулку.


Юлия вернулась на постоялый двор чуть раньше полудня. Ей предложили обед, который состоял из дикой утки, начиненной фруктами, и красного вина. Девушка с аппетитом поела.

— Люблю женщин, которые хорошо едят, — сказал хозяин постоялого двора. — Это означает, что их душа здорова.

Юлия вопросительно взглянула на Леонидиса, так звали хозяина, который один был и за сторожа, и за повара, и за слугу, и за конюха.

— Если женщина плохо ест — это означает, что пища ей неприятна. А почему может быть неприятна хорошо приготовленная пища? Потому что плохо воспринимается организмом, причем в течение длительного времени. Это же, как заметил еще Гиппократ, свидетельствует о желчности, вздорности и завистливости.

Хозяин, мне то же самое, только в три раза больше! — в таверну вошел Юргент. Увидев Юлию, галл явно смутился и сел за стол, который был за ее спиной. Юлия обернулась к нему, но гладиатор не хотел встречаться с ней взглядом.

— Как твой визит в храм? — наконец, спросил галл.

— Сегодня ночью я узнаю волю богов, — сказала Юлия.

— Ну что ж, посмотрим, что скажут тебе боги, — Юргент налил себе вина из кувшина, который принес ему Леонидис, вместе с сосудом для питья цилиндрической формы с ручкой.

— О! — Юргент отметил достоинства такой посуды, — очень удобно! Кто в вашем селении Делает такие сосуды?

— Наш гончар. У него много оригинальных мыслей. Он также придумал ковать посуду из различных металлов, но пока не нашел ни одного, который бы не давал привкуса и не ржавел.

— Посуда из металла! Ха! — Юргент хлопнул ладонью по столу. — Ему придется ковать горшки из золота, если он хочет, чтобы они не ржавели и не давали привкуса!

Юлия молча наблюдала за этим разговором. Ей казалось, что она понимает, какое напряжение испытывает в эти дни Юргент, но на самом деле, она не представляла себе даже десятой доли.

В дверь вошел Семидис и низко поклонился Юлии.

— Ты нашел ее? — спросила та сразу, не отвечая на его приветствие.

— Да, госпожа, я ее нашел, — Семидис снова поклонился. — Но ты уверена, что хочешь встречи? Римела безумна, а увидев тебя…

— Она не увидит меня, я скрою свое лицо.

— Все равно…

— О чем речь? — Юргент напрягся.