Лочен молча следует за мной. С тех пор, как мы прошли сквозь ворота парка и оставили позади себя внешний мир, никто из нас так и не заговорил, будто мы пытаемся оставить в шумном гомоне грязных улиц и толкотни наши повседневные дела. Как только деревья начинают сгущаться вокруг нас, я ныряю под поваленным бревном, а потом с улыбкой останавливаюсь.

— Мы пришли.

Мы стоим в небольшой низине. Маленькая впадина в земле укрыта листьями и окружена несколькими оставшимися зелеными папоротниками и зимними кустарниками, окруженными кругом голых деревьев. Земля под нами — словно гобелен красно-коричневого и золотистого цвета. Даже в самый разгар зимы мой небольшой кусочек рая все еще прекрасен.

Лочен в недоумении осматривается.

— Мы здесь, чтобы похоронить тело или откопать?

Я бросаю на него многострадальный взгляд, но тут внезапный порыв ветра колышет ветви над головой, отбрасывая в мой загон холодные солнечные лучи, как осколки стекла, создавая ощущение волшебства, таинственности.

— Сюда я прихожу, когда меня все слишком достает дома. Когда на какое-то время мне хочется побыть одной, — говорю я ему.

Он с удивлением смотрит на меня.

— Ты приходишь сюда сама? — Он в недоумении моргает, засунув руки глубоко в карманы пиджака, все еще озираясь по сторонам. — Зачем?

— Потому что, когда мама начинает пить уже в десять утра, когда Тиффин и Уилла носятся по дому с криками, когда Кит пытается поссориться со всеми, кто встретится на его пути, когда мне хотелось бы, чтобы не нужно было заботиться о семье, это место успокаивает меня. Оно дарит мне надежду. Летом здесь чудесно. Оно заставляет утихнуть шум, непрерывно звучащий у меня в голове…

— Может, время от времени это место тоже могло бы быть твоим, — тихо предлагаю я. — Всем нужен отдых, Лочен. Даже тебе.

Он снова кивает, все еще осматриваясь, будто пытается представить меня здесь одну. А потом он поворачивается ко мне спиной, воротник его черного пиджака хлопает о не заправленную белую рубашку, галстук ослаблен, низ серых брюк испачкан мягкой землей. От долгой прохладной прогулки у него порозовели щеки, волосы растрепал ветер. Однако здесь, в этом убежище, солнце припекает наши лица. Внезапно целая стая птиц усаживается на верхнюю ветку дерева, и он поднимает голову, в этот момент в его глазах отражается свет, делая их прозрачными и цвета зеленого стекла.

Он встречается со мной взглядом.

— Спасибо, — говорит он.

Мы садимся на землю, окруженную травой, и прижимаемся друг к другу, чтобы согреться. Лочен обнимает меня рукой, притягивая к себе, и целует в макушку.

— Я люблю тебя, Мая Уители, — тихо говорит он.

Я улыбаюсь и наклоняю лицо, чтобы посмотреть на него.

— Насколько?

Он не отвечает, но я слышу, как учащается его дыхание: он склоняется губами к моим, и странное мычание наполняет воздух.

Мы долго целуемся, скользя руками под слоями нашей одежды, и впитывая тепло друг друга, до тех пор, пока я не становлюсь теплой, даже горячей, а мое сердце не колотится сильно, разгоняя по венам искристое покалывание. Птицы продолжают клевать землю вокруг нас, где-то вдалеке детский вопль разрывает воздух. Здесь мы действительно одни. Полностью свободны. Если бы кто-то случайно прошел мимо, он бы увидел целующихся парня с девушкой. Я ощущаю, как натиск губ Лочена становится сильнее, будто он слишком хорошо понимает, как бесценен этот краткий миг свободы. Его рука проскальзывает под мою школьную рубашку, и я прижимаю к его бедру ладонь.

А потом он внезапно отстраняется, разворачиваясь и тяжело дыша. Я удивленно оглядываюсь, но нас окружают лишь деревья, как молчаливые свидетели, неизменные, неподвижные и безмятежные. Лочен сидит рядом со мной, обхватив руками колени и отвернувшись.

— Прости… — он издает небольшой смущенный смешок.

— За что?

Его дыхание быстрое и поверхностное.

— Мне нужно было остановиться.

У меня в горле что-то сжимается.

— Но все в порядке, Лочи. Тебе не нужно извиняться.

Он не отвечает. В его неподвижности есть что-то такое, что меня беспокоит.

Я двигаюсь так, чтобы прижаться к нему, и легонько его толкаю.

— Может, пройдемся?

Он слегка отклоняется от меня. Не оборачиваясь, дергает плечом. Не отвечает.

— Ты в порядке? — беспечно спрашиваю я.

Он коротко кивает.

У меня в груди нарастает трепет волнения. Я глажу его по затылку.

— Уверен?

Ответа нет.

— Может, нам нужно разбить здесь лагерь, подальше от остального мира, — подшучиваю я, но он не реагирует. — Я просто подумала, что было бы хорошо провести немного времени наедине, только вдвоем, — мягко говорю я. — То что… приходить сюда было ошибкой?

— Нет!

Я накрываю его ладонь рукой и большим пальцем поглаживаю запястье.

— Просто… — Его голос дрожит. — Я боюсь, что однажды все это будет не больше, чем далекое воспоминание.

Я с трудом сглатываю.

— Не говори так, Лочи. Этого не случится.

— Но мы… это… это долго не продлится. Этого не будет, Мая, и мы оба это знаем. В какой-то момент придется остановиться… — Он внезапно замолкает и, затаив дыхание, молча качает головой.

— Лочи, ну, конечно, это будет продолжаться! — ошеломленно восклицаю я. — Они не остановят нас. Я никому не позволю остановить нас…

Он берет мою ладонь и начинает ее целовать, его губы мягкие и теплые.

— Но это же целый мир, — мучительным шепотом говорит он. — Как… как мы сможем противостоять целому миру?

Мне хочется, чтобы Лочен сказал, что найдет способ. Мне нужно, чтобы он сказал, что мы вдвоем найдем способ. Вместе мы справимся с этим. Вместе мы такие сильные. Вместе мы воспитали целую семью.

— Люди не смогут нас разлучить! — сердито начинаю я. — Они не смогут, не смогут! Могут ли они…?

И внезапно я понимаю, что не имею понятия. Как бы осторожны мы ни были, всегда есть шанс, что нас поймают. Так же, как бы мы ни прикрывали маму, власти узнают, а с каждым днем угроза становится все сильнее. Мы должны быть осторожны, все должно быть скрыто, держаться в секрете. Один промах — и вся семья рухнет, как карточный домик. Один промах — и нас разлучат… Пораженческое отношение Лочена ужасало меня. Будто он знал что-то, чего не знала я.

— Лочи, скажи мне, что мы сможем быть вместе!

Он тянется ко мне, и я с рыданиями прижимаюсь к нему. Он крепко держит меня в своих объятьях.

— Я все сделаю, — шепчет он в мои волосы. — Я даю тебе слово. Я сделаю все, что смогу, Мая. Мы найдем способ быть вместе. Я разберусь с этим, я смогу. Хорошо?

Я смотрю на него и он моргает, пытаясь сдержать слезы, одаривая меня светлой, уверяющей, обнадеживающей улыбкой.

Я киваю, улыбаясь в ответ.

— Вместе мы сильные, — отвечаю я, и мой голос смелее меня самой.

На мгновение он закрывает глаза, будто от боли, а потом открывает их снова и, отодвигая мое лицо от своей груди, нежно меня целует. Мы долго-долго обнимаемся, согревая друг друга, пока солнце не начинает постепенно погружаться в небо.

19

Лочен

По утрам я принимаю душ со скоростью света, надеваю вещи и, усадив за стол завтракать Тиффина и Уиллу, бегу обратно наверх под предлогом забытого пиджака, часов или книги, чтобы присоединиться к Майе, которая выполняет незавидную задачу — вытаскивать по утрам Кита из постели. Обычно она то собирает волосы, то застегивает манжеты рубашки, то складывает в сумку книги, дверь в ее спальню приоткрыта, и она периодически выглядывает, чтобы крикнуть Киту поторопиться. Но она замирает, когда видит меня, и с выражением нервного возбуждения берет мою протянутую руку. В ожидании у меня бешено колотится сердце, мы закрываемся в спальне. Имея в своем распоряжении лишь несколько драгоценных минут наедине, плотно прижимая ногой нижний угол двери, одной рукой держа ручку, я нежно притягиваю ее к себе. Ее глаза озаряются улыбкой, руки тоже тянутся к моему лицу, волосам и иногда прижимаются к груди, кончики пальцев теребят тонкую ткань рубашки. Сначала мы, побаиваясь, робко целуемся. Я чувствую, пользовалась ли она Колгейтом или просто взяла розовую детскую штуковину, когда наблюдала за чисткой зубов, чтобы сэкономить время.

В тот момент, когда наши губы впервые встречаются, меня всего трясет, и мне приходится вспомнить, как дышать. Ее губы мягкие, теплые и гладкие, мои же по сравнению с ними кажутся грубыми и шершавыми. При звуке медленных шаркающих шагов Кита с другой стороны тонкой стены Майя пытается отстраниться. Однако как только дверь в ванную захлопывается, она сдается и разворачивается так, что ее спина прижата к двери. Я впиваюсь ногтями в дерево сбоку от ее головы в попытке удержать свои руки под контролем, когда наши поцелуи становятся все более безумными. Желание внутри меня подавляет весь страх быть пойманными, когда я чувствую, что последние драгоценные секунды экстаза ускользают сквозь мои пальцы, как песок. Крики снизу, звук выходящего из ванной Кита, топот ног по лестнице — все эти сигналы говорят о том, что наше время истекло, и Майя решительно отталкивает меня, ее глаза пылают, губы красные от незаконченного поцелуя. Мы смотрим друг на друга, наше горячее дыхание наполняет воздух, но когда я снова прижимаюсь к ней, мои глаза умоляют еще об одной секундочке, она закрывает глаза с выражением боли на лице и отворачивает голову. Обычно из спальни она уходит первой, шагая в освободившуюся ванную, чтобы ополоснуть водой лицо, в то время, как я подхожу к окну своей спальни и открываю его, хватаясь за край подоконника и большими вздохами наполняя легкие ледяным воздухом.

Я не понимаю, я не понимаю. Конечно, такое уже случалось и раньше. Конечно, другие братья и сестры влюблялись. Конечно, им разрешалось выражать свою любовь как физически, так и эмоционально без изгнания и даже заключения в тюрьму. Но инцест незаконен. Любя друг друга физически и эмоционально, мы совершаем преступление. И я в ужасе. Одно дело прятаться от мира, а другое — от закона. Поэтому я продолжаю твердить себе: “До тех пор, пока мы не дойдем до конца, все будет в порядке. До тех пор, пока между нами не произойдет настоящий секс, формально между нами нет инцестных отношений. До тех пор, пока мы не переступим последнюю черту, наша семья будет в безопасности, детей не заберут, а нас с Майей не разлучат. Нам лишь надо быть терпеливыми, наслаждаться тем, что есть, пока однажды, когда дети вырастут, мы не сможем уехать, выдумать новые личности и свободно любить друг друга.

Мне приходится заставлять себя не думать об этом, или я не смогу ничего делать: школьную работу; готовиться к экзаменам; готовить ужин; совершать еженедельный поход в магазин; забирать со школы Тиффина и Уиллу; помогать им с домашней работой; убеждаться, что у них есть чистая одежда на следующий день; играть с ними, когда им скучно, следить за Китом: проверять, что он сделал свою домашнюю работу и не потратил деньги, которые ему дали на прошлой неделе; уговаривать, чтобы он поужинал с нами, а не со своими товарищами сбежал в Макдональдс; убеждаться, что он не пропускает школу и приходит домой вечером. Ну и, конечно, спорить с мамой из-за денег, постоянно денег, которые все меньше и меньше доходят до нас и все больше и больше тратятся на алкоголь и новые наряды, чтобы впечатлить Дейва. В то время, как вещи Тиффина и Уиллы становятся им малы, школьная форма Уиллы — потрепаннее, Кит горько жалуется о новых гаджетах, которые есть у его друзей, а счета продолжают прибывать…

Всякий раз, находясь порознь с Майей, я чувствую себя незавершенным… более чем незавершенным. Я чувствую себя никем, будто меня вообще не существует. У меня нет личности. Я не говорю, даже не смотрю на людей. Находиться с остальными еще невыносимее, чем когда-либо — я боюсь, что, если они, как следует, присмотрятся ко мне, то могут разгадать мою тайну. Боюсь, что даже если мне удастся говорить или взаимодействовать с людьми, то я могу что-то выдать. Во время перемен я со своего поста на лестнице наблюдаю за Майей поверх своей книги, желая, чтобы она подошла и села со мной, поговорила, заставила почувствовать себя живым, настоящим и любимым, но даже просто поговорить слишком рискованно. Поэтому она сидит на стене в дальнем конце детской площадки, болтая с Фрэнси, боясь взглянуть на меня, как и я, из-за опасности нашей ситуации.

По вечерам я разыскиваю ее, как только Тиффин с Уиллой оказываются в постели, еще слишком рано для безопасности. Она отворачивается от своего стола, ее волосы скользят по страницам учебника, и многозначительно показывает на дверь позади меня, чтобы дать мне понять, что малыши еще не спят. Но когда это происходит, по дому начинает бродить Кит в поисках еды или смотреть телевизор. И к тому времени, когда он, наконец, идет спать, Майя засыпает у себя.