— Дальше, — шепчу я.

Теперь он перестал меня целовать, его лицо медленно склоняется ко мне, брови хмурятся от сосредоточенности, когда он слегка движется, чтобы найти правильное место. После нескольких промахов, он наклоняется в одну сторону и тянется вниз, чтобы попытаться направить его внутрь. Его рука ударяется о мою ногу.

— Помоги мне, — шепчет он.

Я тянусь вниз и после того, как проходит, будто, целая вечность, ввожу его в нужное место. Я убираю руку и тут же чувствую, как напрягаюсь. Лочен прижимается ко мне, я морщусь в ожидании, ничего не получится. Мгновение ничего не происходит. А потом я чувствую, как он начинает двигаться внутри меня.

Я резко вдыхаю. Лицо Лочена зависает надо мной, он глядит на меня, его дыхание быстрое и затрудненное. Глаза расширены, зеленая радужка испещрена голубыми крапинками. Я могу различить каждую отдельную ресницу, трещинку на губах, стекающий по лбу пот. И я чувствую его внутри себя, его тело дрожит от желания двинуться дальше.

— Ты в порядке? — дрожащим голосом спрашивает он.

Я киваю.

— Могу… могу я продолжать?

Еще один кивок. Больно, но сейчас это не важно. Я хочу его, хочу держать его, хочу ощущать его внутри себя. Он начинает двигаться дальше. От резкой вспышки я вздрагиваю, но он вдруг уже оказывается полностью внутри меня. Мы настолько близки, насколько могут быть два человека. Два тела, слитых во едино…

Лочен по-прежнему смотрит на меня, в его глазах настойчивость, он испускает прерывистые маленькие вздохи. Он начинает медленно двигаться назад и вперед, его локти утопают в матрасе, руками он хватается за простынь по обеим сторонам от моей головы.

— Поцелуй меня, — выдыхаю я.

Он опускает лицо к моему, губы касаются моей щеки, носа, потом медленно продвигаются к моим губам. Он целует меня нежно, очень нежно, тяжело дыша. Моя боль между ног начинает исчезать, когда он продолжает двигаться внутри меня, и я чувствую другое ощущение, от которого все мое тело трепещет. Я провожу тыльными сторонами ладоней по его груди и животу в углубление между его бедер, а потом вверх по бокам, призывая его своими руками двигаться немного быстрее. Он так и делает, сжимая губы и задерживая дыхание, румянец на его лице становится сильнее, опускаясь к шее и груди. На лбу и щеках блестит пот, маленькая капелька стекает по лицу, а потом падает на меня. Когда он движется, кисти его рук касаются моего лба. Я слышу звук своего собственного дыхания, с губ срываются небольшие вздохи, смешивающиеся с ним. Мне не хочется, чтобы это заканчивалось: страх, смешанный с экстазом, все мое существо, гудящее от желания, тяжесть его тела на мне, на этот раз сильнее. Зажмурив глаза, он останавливается и на несколько секунд задерживает дыхание, а потом поспешно выдыхает. Внезапно он снова открывает глаза, его взгляд отчаянный и настойчивый.

— Все хорошо, — быстро уверяю его я.

— Я не могу… — Слова застревают у него в горле, и я чувствую, как он начинает дрожать рядом со мной.

— Все в порядке!

Легонько вздохнув, он снова начинает двигаться быстрее.

— Прости!

Я чувствую, как он дергается внутри меня, его тазовая кость впивается в меня. Вдруг он, похоже, оказывается в своем собственном мире. Он закрывает глаза, и его прерывистое дыхание разрезает воздух, тело напрягается все сильнее и сильнее, руки сжимают простыню. А потом с глубоким резким выдохом он крепко вжимается в меня, снова и снова, неистово содрогаясь и издавая тихие исступленные звуки.

Как только он стихает, вся тяжесть его тела обрушивается на меня, и он падает на мою шею. Он обнимает меня очень крепко, его руки прижимаются к моим рукам, пальцы впиваются в плечи, все его тело подрагивает. Медленно выдыхая в холодный воздух комнаты, я провожу рукой по его влажным волосам, шее и вниз по спине, чувствуя, как яростно стучит его сердце напротив моего. Я целую его в плечо, единственное, куда я могу дотянуться, и в изумлении смотрю на выцветший знакомый голубой потолок.

Реальность изменилась, по крайней мере, мое восприятие этой реальности резко поменялось. Все кажется другим, выглядит другим… Несколько минут я даже не уверена в том, кто я есть. Этот парень, мужчина, лежащий в моих руках, стал частью меня. У нас есть общая личность — две части одного целого. За последние несколько минут все между нами поменялось навсегда. Я вижу Лочи таким, каким никто его не видел, чувствую внутри себя, ощущаю его, наиболее уязвимым, и себя, открытой ему в ответ. За эти несколько минут я впустила его внутрь себя, стала его частью, настолько близкой, насколько могут быть два человеческих существа.

Он медленно поднимает голову с моего плеча и обеспокоенно смотрит на меня.

— Ты в порядке? — тихо выдыхает он.

Улыбаясь, я киваю.

— Да.

Он испускает вздох облегчения и прижимается губами к моей шее, между нами струится пот. Он целует меня между прерывистыми вздохами, и когда я ловлю дикий взгляд на его раскрасневшемся лице, то начинаю смеяться. Глядя вниз на меня, он тоже смеется, и все его существо, кажется, излучает радость. И в этот момент я думаю: “Все это время, всю мою жизнь эта твердая, каменистая тропа вела к одному моменту. Я вслепую шла по ней, спотыкаясь по дороге, расцарапанная и измученная, не имея ни малейшего представления о том, куда она ведет, даже не осознавая, что с каждым шагом я приближаюсь к свету в конце очень длинного, темного тоннеля. И теперь, когда я его достигла, теперь, когда я здесь, мне хочется зажать его в руке, всегда держаться за него, чтобы была возможность оглянуться назад — к той точке, с которой действительно началась моя жизнь. Все, чего я когда-либо хотела, прямо здесь, прямо сейчас, — все это поймано в одном мгновении. Смех, радость, широта нашей любви. Это рассвет счастья. Все это начинается прямо сейчас”.

А потом из дверного проема раздается страшный крик.

25

Лочен

Никогда в своей жизни я не слышал столь кошмарного звука. Крика чистого ужаса, неразбавленной ненависти, ярости и гнева. И он продолжал нарастать, становясь все громче и громче, ближе и ближе, перекрывая солнце, высасывая все: любовь, тепло, музыку, радость. Разбивая все вокруг нас на осколки яркого света, разрезая воздух вокруг наших обнаженных тел, сдирая улыбки с наших лиц, вытягивая дыхание из наших легких.

Мая в ужасе хватается за меня, обхватывает руками, сжимает крепче, прислоняется лицом к груди, словно умоляет свое тело слиться с моим. Мгновение я не могу реагировать и просто прижимаю ее к себе, намереваясь только защитить, закрыть ее тело своим. А потом я слышу всхлипывания: вопли, истерические рыдания, полный обвинения визг, сумасшедший вой. Я заставляю себя поднять голову и вижу нашу мать, стоящую в дверях.

Как только ее глаза, полные ужаса, встречаются с моими, она бросается к нам, хватая меня за волосы и с невероятной силой оттягивая голову. Ее кулаки бьют меня, длинные ногти впиваются в руки, плечи, спину. Я даже не пытаюсь ее сбросить с себя. Мои руки обхватывают голову Маи, тело придавливает ее, выступая в качестве живого щита между ней и этой сумасшедшей, отчаянно пытаясь защитить ее от нападения.

Мая подо мной в ужасе кричит, пытаясь зарыться в матрас, и изо всех сил притягивает меня к себе. Но потом вопли начинают соединяться в слова, пробиваясь к моему застывшему мозгу, и я слышу:

— Прочь от нее! Прочь от нее! Ты монстр! Зло, извращенный монстр! Прочь от моего ребенка! Прочь! Прочь! Прочь!

Я не двигаюсь с места, не отпускаю Маю, даже когда меня продолжают дергать за волосы и наполовину стаскивают с кровати. Мая, внезапно осознавшая, что незваным гостем является наша мать, пытается освободиться из моей хватки.

— Нет! Мама! Оставь его! Оставь его! Он ничего не сделал! Что ты делаешь? Ты делаешь ему больно! Не трогай его! Не трогай его! Не трогай его!

Теперь она кричит на нее, рыдая от ужаса, вылезая из-под меня, пытаясь дотянуться и сбросить маму, но я не позволю им дотронуться друг до друга, не позволю этому чудовищу ее достать. Когда я вижу, как к лицу Маи тянется когтистая ладонь, то диким движением выбрасываю руку вперед, толкая маму в плечо. Она отшатывается назад, и за этим следует стук, звук падающих с полок книг, и вот — она уходит, ее вопли эхом отдаются на лестнице, пока она спускается на нижний этаж.

Я спрыгиваю с кровати, бросаюсь к двери спальни и захлопываю ее, закрывая затвор.

— Быстрее! — кричу я на Маю, хватая трусы и футболку из кучи ее одежды и кидая ей. — Надень их. Она вернется с Дэйвом или еще кем-то. Замок не достаточно крепкий…

Мая сидит посреди кровати, прижимая простыню к груди, ее волосы взъерошены и спутаны, лицо белое от потрясения и мокрое от слез.

— Она ничего не сможет нам сделать, — отчаянно говорит она, ее голос повышается. — Она ничего не сможет сделать, не сможет!

— Все в порядке, Мая. Все в порядке, все в порядке. Пожалуйста, просто оденься. Она вернется!

Я могу найти лишь свое нижнее белье — остальные мои вещи, должно быть, погребены под кучей упавших книг.

Мая одевается, вскакивает и бежит к открытому окну.

— Мы можем выбраться, — выдыхает она. — Мы можем выпрыгнуть…

Я оттаскиваю ее, заставляя сесть на кровать.

— Послушай меня. Мы не можем убежать — они в любом случае нас поймают, и подумай, Мая, подумай! Что насчет остальных? Мы не можем просто так их бросить. Мы подождем здесь, хорошо? Никто не причинит тебе вреда, я обещаю. У мамы просто истерика. И она не пыталась на тебя напасть, она просто пыталась тебя спасти. От меня. — Я с трудом дышу.

— Мне все равно! — снова кричит Мая, слезы текут по щекам. — Посмотри, что она сделала с тобой, Лочи! У тебя на спине кровь! Не могу поверить, что она так ранила тебя! Она вырывала у тебя волосы! Она… она…

— Тихо, милая, ш-ш… — Повернувшись к ней лицом на краю кровати, я чуть сжимаю ее плечи в попытке удержать на месте. — Мая, ты должна успокоиться. Ты должна меня выслушать. Никто нам не навредит, понимаешь? Они просто хотят тебя спасти…

— От чего? — рыдает она. — От кого? Они не могут забрать меня у тебя! Они не могут, Лочи, не могут!

Раздается еще больше крика. Мы оба застываем от звука, на этот раз исходящего с улицы. Я первый оказываюсь у окна. Перед домом мама ходит взад и вперед, крича в свой мобильный телефон.

— Ты должен сейчас же прийти! — рыдает она. — Господи, пожалуйста, поторопись! Он уже ударил меня и теперь закрылся с ней! Когда я вошла, он пытался ее задушить! Думаю, он собирается ее убить!

Любопытные соседи высовывают головы из окон и дверей, некоторые уже в спешке перебегают улицу по направлению к нашему дому. Я чувствую, как покрываюсь холодным потом, и мои ноги угрожающе подкашиваются.

— Она звонит Дэйву, — кричит Мая, пытаясь вырваться, когда я оттаскиваю ее от окна. — Он выбьет дверь. Он изобьет тебя! Я должна спуститься и все объяснить! Я должна рассказать им, что ты не сделал ничего плохого!

— Нет, Мая, нет. Ты не можешь! Это ничего не изменит! Ты должна остаться здесь и выслушать меня. Я должен поговорить с тобой.

Внезапно я понимаю, что должен делать. Я знаю, что есть только одно верное решение, остался только один способ спасти Маю и детей. Но она не будет слушать, вырываясь и пинаясь босыми ногами, когда я обхватываю ее руками, чтобы она не побежала к двери. Я силой возвращаю ее на край кровати и прижимаю к себе.

— Мая, тебе придется выслушать. Я… я думаю, у меня есть план, но ты должна выслушать, иначе он не сработает. Пожалуйста, милая. Я умоляю тебя!

Мая прекращает вырываться.

— Хорошо, Лочи, хорошо, — хнычет она. — Расскажи мне, я слушаю. Я все сделаю. Сделаю все, что ты хочешь.

Все еще сжимая ее, я смотрю на ее испуганное лицо с дикими глазами и глубоко дышу в отчаянной попытке собраться с мыслями, успокоиться, сдержать слезы, которые только еще больше ее испугают. Я крепче сжимаю ее запястья и готовлюсь к тому, чтобы схватить ее, если она бросится к двери.

— Мама звонит не Дейву, — объясняю я, мой голос сильно дрожит. — Она звонит в полицию.

Мая застывает, ее голубые глаза расширяются от потрясения. Слезы застывают на ресницах, лицо бледнеет. Тишину в комнате прерывают лишь ее отчаянные попытки ловить ртом воздух.

— Все в порядке, — твердо говорю я, пытаясь сохранять голос спокойным. — Вообще-то, это хорошо. Полиция с этим разберется. Они успокоят маму. Заберут меня на допрос, но это будет только…

— Но это противозаконно, — голос Маи затихает от ужаса. — То, что только что произошло. Нас арестуют, потому что мы нарушили закон.