В. Гридасова - Запретный мужчина

Амаранта торопливо поднялась в комнату к сыну. Под горящей лампой, положив голову на тетрадку, мальчик мирно спал. В другое время Амаранта рассердилась бы, но не теперь. Теперь же она разбудила своего сыночка поцелуем, отвела в постель, раздела и уложила. Хулито удивленно и благодарно улыбнулся ей и тут же заснул, обрадовавшись непривычной снисходительности. Амаранта погасила лампу и спустилась к себе.

Алонсо стоял возле ее кресла и с весьма сумрачным видом изучал карточку доктора Монкадо. В чем-в чем, а в малодушии Амаранта не могла себя упрекнуть. Если настала минута решительного объяснения, то она готова. Может, это и будет лучшим лечением!

— Что, и до тебя добрался этот человек? — спросил Алонсо, и в голосе его прозвучало скорее беспокойство и усталость, нежели гнев и раздражение.

Это беспокойство мгновенно насторожило Амаранту.

— Какой человек? — поинтересовалась она.

— Монкадо. Тебе он тоже предъявил свои права на Хулито? Или рассказал только о страданиях несчастной матери, которая по воле злых людей лишилась своего ребенка, едва произведя его на свет?

— Я ничего не понимаю, Алонсо, — Амаранту опять начала бить дрожь, ноги у нее подгибались, и она опустилась в кресло. — О чем ты?

— Но я же вижу, что у тебя был этот человек, который приходил и ко мне, выдавая себя за отца Хулито. Я хочу знать, чего он требовал от тебя. Денег?

Амаранта ловила ртом воздух, глаза ее были полны ужаса, она ничего не могла ответить.

— Господи! Я всегда забываю, что ты становишься просто ненормальной, стоит завести об этом речь, — уже с раздражением произнес Алонсо. — Прими успокоительное, постарайся прийти в себя, завтра мы поговорим! И имей в виду, у них нет никаких доказательств! Тем более, что прошло столько лет!

С этими словами он вышел из комнаты, а Амаранта осталась сидеть будто каменное изваяние.

Как это нет доказательств? Сегодня она сама дала все доказательства…

Когда Карлос с Альберто приехали в гостиницу, Амалия уговаривала Пилар поужинать с ней. Она надеялась, что и Карлос присоединится к уговорам. Она чувствовала, что Пилар ждет, когда же Карлос скажет ей: «Останься, Пилар, останься навсегда!»

Пилар и впрямь ждала этих слов. Мечтала о них, особенно когда оставалась одна в своей крошечной уютной квартирке. Она ложилась на пушистый плед, закидывала руки за голову и мечтала, как они будут жить с Карлосом. Наверное, жить они будут в Испании. И перед ней тянулись мадридские улицы, мелькали лица мадридских знакомых. А может, все-таки в Венесуэле? И она видела перед собой Каракас. А ее мальчик? Вряд ли он будет жить с ними постоянно. Разве что на каникулах. Она прекрасно помнила рассказы Ирены о своих проблемах с Мартикой и находила, что Ирена с Эстелой пришли к самому мудрому решению: у девочки будут две мамы. Вот пусть и у ее сына будут две мамы. Так что же, значит, им придется путешествовать?..

Но когда Пилар оказывалась с Карлосом лицом к лицу, мечты ее как-то тускнели и расплывались, и уже возникали совсем другие ощущения. Она чувствовала, что никак не может к нему приблизиться. Даже давным-давно в молодости, когда они ссорились и злились друг на друга, их отношения были теплее и ближе. Теперь в Карлосе появилось что-то, что не мешало ему быть внимательным, ласковым и любезным, но делало его совершенно недостижимым. Будто бесконечная водная гладь раскинулась между Пилар и Карлосом, и Пилар плыла по ней, плыла и никак не могла добраться до берега. Карлос наконец-то был свободен, был ничей, и не собирался становиться чьим-то.

— Альберто нужно поговорить с Пилар, — прервал Карлос уговоры Амалии. — У него, похоже, есть какие-то новости о мальчике.

— Конечно-конечно, поезжай, моя девочка, — встрепенулась Амалия. — Я так тебя понимаю, так понимаю! Я и сама… — и она кивнула головой на Карлоса, желая сказать, что она и сама не так давно вернула себе сына.

— Ты должен наконец устроить свою жизнь, сынок, — заговорила Амалия, когда Пилар с Альберто уехали. — Тебе нужна семья. Не можешь же ты всю жизнь прожить бобылем!

Карлоса насмешило слово «бобыль», мама употребляла иногда такие забавные, такие простонародные выражения, но они нравились ему, они придавали ее речи крепость и убедительность.

— Конечно, мамочка, семья мне просто необходима, — охотно согласился он. — Но не моя в том вина, все как-то не складывается.

— С Пилар у тебя все сложится, — твердо заявила Амалия, решив ковать железо, пока горячо, — поверь моей материнской интуиции. Пилар любит тебя. Знакомы вы не первый год, оба многое пережили, накопили житейский опыт, вам будет легко друг с другом. Сейчас ты, Карлос, должен вместе с Пилар бороться за ее ребенка, это должно стать для тебя самым важным делом, и оно сблизит вас. Карлос, ты должен сделать это еще и потому…

— Почему? — без большого интереса поддержал разговор Карлос.

— Из-за Альберто, — Амалия, видя, какая тесная дружба связывает мужчин, решила нажать и на этот рычаг. — Прошлое не всегда в помощь настоящему. У Альберто чудесная жена, и ей наверняка не очень-то по душе все происходящее. Если Пилар отдадут мальчика и если она останется с ним одна, Альберто будет всячески помогать ей и сыну. Тогда выйдет, что у него одновременно две семьи, а это никак не порадует Кати, и очень осложнит жизнь всем троим.

— Кати достаточно разумная женщина, чтобы все понимать.

— Она и понимает, но ум, мой дорогой, зачастую не в ладу с сердцем. Ей тяжело, поверь мне, ей очень тяжело, как бы хорошо она ни держалась.

— Вполне возможно, — вынужден был согласиться Карлос, вспоминая напряжение Кати при встречах с Пилар, и слезы на глазах сегодня, — но ведь Альберто — психотерапевт, он, конечно же, ей поможет!

Амалия только руками всплеснула: до чего же наивны эти мужчины!

— То-то Кати столько времени жила у Ирены и собиралась развестись с Альберто! То-то много было от него помощи! А теперь, когда у них все наладилось, когда Альберто понял, какое сокровище послала ему судьба, в их жизнь вдруг вторгается прошлое и занимает неправомерно большое место! Ты должен заняться этим, Карлос! Это твой долг перед собой! Это твой долг перед другом!

— Но, мамочка… — попытался было возразить Карлос и осекся.

Все, что говорила Амалия, выглядело, безусловно, правильно и справедливо, но при этом почему-то совершенно не убеждало Карлоса. Он впервые почувствовал, что кроме материнской безоглядной, нерассуждающей любви существует еще и родительская власть, и это было ему неприятно. Основана эта власть на страстном желании видеть своего ребенка счастливым и благополучным, и, чтобы добиться для него счастья, в ход пускаются все средства. Едва Карлос подумал об этом, как Амалия тотчас же подтвердила его умозаключение, прибегнув к еще одному аргументу.

— А Хермансито? Разве ты не скучаешь по нему? Так вот, этот мальчик может заменить тебе потерянного сына. Ты должен признать, Карлос, что Хермансито для тебя потерян. Мой тебе совет: займись мальчиком Пилар, и ты увидишь — всем будет хорошо, все будут счастливы. Подумай на сон грядущий о моих словах. — Амалия нежно поцеловала помрачневшего сына и ушла к себе в спальню.

Она была довольна получившимся разговором, она высказала все, что хотела, и высказала точно, тактично и убедительно. По ее мнению, такой разговор с сыном не мог пройти бесследно, и она с надеждой предвкушала результат. Представляла, что у нее появится невестка — Пилар — и ее сын, который будет ее внуком, потому что и Ирена, и Хермансито были для нее все же чужими, особенно Ирена. Да, особенно Ирена…

Амалия и не подозревала, что ее напоминание о Хермансито оказало на Карлоса совершенно противоположное действие. Разлуку с сыном Карлос переживал болезненно и глубоко. Ему недоставало их разговоров, игр, совместных занятий. Ведь в той, прошлой, жизни они много времени проводили вместе и были очень привязаны друг к другу. Сама мысль о том, что одну привязанность можно заменить другой, показалась Карлосу кощунственной. На долю секунды в нем ожила давняя обида на мать, обида, которую он питал долгие годы, считая, что им пренебрегли, что его сознательно бросили. Раз Амалия могла так сказать ему, значит, она могла оставить своего ребенка не в силу обстоятельств, а просто так, только потому, что ею завладела другая привязанность?..

Но вспышка обиды была короткой, и вскоре Карлос уже испытывал благодарность к матери, затеявшей этот разговор. Ведь он лишь теперь отчетливо понял, что никогда не будет вместе с Пилар. Да, он готов всячески помогать Пилар, но все, что между ними было, осталось в прошлом. А главное, в прошлом остался тот Карлос, который когда-то нуждался в поддержке Пилар. Он вспомнил их яростные ссоры в молодости: каждый из них боролся за себя, каждый, нуждаясь в опеке и заботе, требовал, чтобы любили его, и не хотел, не мог любить сам. Как раз тогда и появилась Ирена и пленила Карлоса, возможно, потому, что показалась ему словно бы бесплотной, ничего не требующей, почти устремленной с земли в небеса. Не случайно же он всегда сравнивал ее с ангелом. Так она и не вошла в его жизнь, только соприкоснулась с ней. Была рядом, но никогда не соединялась с ним… И Карлос опять потянулся к Пилар, которая несколько лет спустя отыскала его в Венесуэле. Он в то время был женат на Ирене, но это была лишь видимость брака. Карлос стосковался по реальности, конкретности, по чему-то явственному, ощутимому… И к тому же тогда он очень боялся остаться один.

Теперь он был один и радовался одиночеству, наслаждаясь бодрящим холодком свободы. А жизнь сердца? Волнение чувств? Стоило только подумать об Ирене, как сердце щемило так больно, так сладко…

Ночную тишину нарушил мелодичный телефонный звонок.

— Милый мой, не могла не поделиться счастливой надеждой, — сказал нежный голос Пилар, — по словам Альберто, я рано или поздно буду вместе со своим мальчиком! Ты еще не спал? Я не разбудила тебя?

— Нет-нет, Пили, я очень рад за тебя.

— Спокойной ночи. Храни тебя Бог!

— Спокойной ночи.

Валерия просматривала отснятый за день материал, прикидывая, как лучше скомпоновать из него сюжет о воскресном отдыхе горожан. Такое немудреное задание получила она в редакции, где проходила стажировку, собираясь в недалеком будущем стать профессиональным тележурналистом. Предложенная тема не слишком вдохновляла Валерию, но она старалась выполнить задание наилучшим образом: ведь в случае удачи этот материал мог пойти в одной из развлекательных телепрограмм.

Отдав дань мадридским паркам и музеям, Валерия отправилась в Толедо, где обычно проводят свой уик-энд многие жители столицы.

Кадры, отснятые в Мадриде, показались Валерии сухими, лишенными какой-либо изюминки: лица людей терялись там на фоне привычных зрительскому глазу живописных полотен и памятников архитектуры. Зато в Толедо ей удалось запечатлеть атмосферу отдыха и даже праздника. Пейзаж там действительно выступал лишь фоном, а на первом плане оказались люди — с их настроениями и пристрастиями. Одни отдавали предпочтение многочисленным кафе, и пленка отчетливо свидетельствовала, что им очень нравится такое времяпрепровождение. Другие гуляли по набережной Тахо — в задумчивом одиночестве или целой компанией. По мере того, как солнце подвигалось к линии горизонта, менялось освещение в кадре и менялся цвет воды в великолепной Тахо: от голубовато-белесого в полдень до глубокого аквамарина ближе к вечеру. Такое изменение оттенков как бы подтверждало известную истину о том, что нельзя войти дважды в одну и ту же реку. А когда розоватые отблески заката отразились в водах Тахо, то могло показаться, будто ее течение стало более плавным и медленным, а вместе с ним замедлилось и само течение времени…

Валерия перевела взгляд на белевшую в полумраке розу и почувствовала тонкий ее аромат. Лепестки, приувядшие было за время обратной дороги из Толедо, теперь расправились и задышали, а темно-зеленые листья, погруженные в воду и преломленные хрусталем вазы, напомнили ей предвечернюю зелень Тахо.

«Надо отбросить все, что снято в Мадриде, и оставить только Толедо», — решила она. Дальнейшая работа над сюжетом заняла совсем немного времени, так как отснятые кадры почти не нуждались в дополнительном монтаже. Сама собою у Валерии получилась лирическая зарисовка одного дня, где героями были неуклонно текущие река и время, а также люди, взиравшие на это течение со своего суетного житейского берега.

В самый же центр повествования Валерия поставила необычную пару, привлекшую ее внимание. Это были молодой мужчина и пожилая женщина. Даже сторонний наблюдатель, случайно бросивший взгляд в их сторону, не смог бы заподозрить в них любовников. Вне всякого сомнения, это были мать и сын. Но выделяло их из общей массы гуляющего народа такое трепетное и нежное отношение друг к другу, которое нечасто встречается вообще среди людей, и уж тем более между родителями и взрослыми детьми. «Возможно, они встретились после долгой разлуки, — предположила Валерия. — Во всяком случае очевидно, что за этими двоими стоит какая-то непростая, волнующая история».