— Я стянула безделушку с туалетного столика хозяйки. Совсем маленькую. У нее их столько, что, думаю, она не станет скучать по крошечной брошке.

— И за это вас отправили сюда?! Вы не могли ее просто вернуть?

— Я продала ее, сэр. За хорошие деньги, но все потратила и не могла содержать себя. А теперь останусь здесь до конца дней своих. И все по его вине!

— По чьей? — Мозг Эндрю лихорадочно работал. Воровка может пригодиться. Хотя, конечно, надо научить ее красть, не попадаясь.

— По вине его сиятельства, всесильного графа Грейшира, вот по чьей!

— Кингстон?! А он-то здесь при чем?

— Очень даже при чем. Я два года работала на него в его лондонском доме, скребла горшки, полы, ступеньки, выполняла все его требования, расстилалась перед его матерью, когда та приезжала в Лондон. А потом он уволил меня ни за что. Видите ли, я грубо вымыла ту птичку, которую он взял отсюда в компаньонки своей матери. У меня были все шансы на эту роль! — Бидди ткнула себе пальцем в грудь. — Так нет, ему понадобилась особа благородных кровей, эта королева Маршалси.

— И все-таки я не понимаю…

— Он не дал мне рекомендательных писем, и мне пришлось довольствоваться меньшей платой, — пояснила девушка. — На нее трудно было прожить, поэтому я украла брошку, решив, что время от времени могу поживиться безделушками хозяйки, и концы в воду.

Эндрю Уэстерфилд облизнул губы, предвкушая сладкую месть, которую он готовил Грейширу за сломанный нос, испортивший его красивое лицо. Значит, тут замешана леди Ларк Эддингтон. Он увидел ее первый и вскружил бы ей голову, если бы Грейшир не увез ее.

Бидди еще молола вздор, Эндрю вполуха слушал ее возмущенные высказывания. В конце концов, что она ему? Лишь средство для постельных удовольствий. Но ему нужно узнать больше.

— …и если бы граф был порядочным и сдержал слово, ничего бы этого не случилось, — закончила Бидди, кутаясь в платок.

— Вы замерзли, дорогая? — Уэстерфилд снял сюртук и, не дожидаясь ответа, накинул ей на плечи. Резкий порыв ветра хлестнул его, он вздрогнул, но не жалел о своем поступке. Это хорошее начало, и он улыбнулся, когда девушка закуталась в пропахшую потом, выношенную шерсть. Странно, пока он носил сюртук, запаха не замечал. — Скажите, граф все еще в Лондоне? — поинтересовался он.

— Нет. Он уехал на побережье со своей драгоценной леди Ларк Эддингтон, чтобы познакомить с мегерой-матушкой, а когда они поладят, он вернется и попросит руки леди Энн Катбертсон.

— М-м-м. — протянул Уэстерфилд. — А леди Энн, она, как я понимаю, осталась в Лондоне и терпеливо ждет его возвращения?

— Да пошли они все к черту!

Эндрю обнял Бидди за плечи.

— Ну-ну, не будьте такой вспыльчивой, дорогая, — промурлыкал он, ведя ее по узкому двору. — Погуляйте со мной, расскажите мне о лорде Грейшире. Я тоже на него обижен и давно хочу ему отплатить. Если мы объединим усилия, то это будет весьма… выгодно для нас обоих.

Ей нужны уговоры. Забыв о холоде, Уэстерфилд прохаживался с Бидди в самом неподходящем для прогулок месте и слушал ее с большим сочувствием.

Глава 10

Графиня была довольна поведением Ларк на ее первом обеде в Грейшир-Мэноре и, не теряя времени, сказала ей об этом. Если бы Ларк повиновалась безмолвной команде графа, это навсегда бы испортило отношения с неподражаемой леди Изобел, и Ларк благодарила божественное провидение, что у нее достало ума принять правильное решение. Неужели каждый вечер в обеденном зале будет происходить баталия между Грейширом и его матушкой? Если так, то ей остается умолять о разрешении обедать у себя всякий раз, когда граф будет в поместье.

Чем она вызвала его гнев? Почему он сделал все возможное, чтобы смутить ее? Ведь не всегда так было. Он был очень добр и любезен в Маршалси и в лондонском доме держался как безупречный джентльмен. Эта новая, неприятная черта характера графа открылась во время путешествия на побережье и расцвела пышным цветом, когда он представил ее своей матери мокрой, растрепанной, перемазанной грязью. Словно получил от этого какое-то садистское удовлетворение. Ларк голову сломала, но так и не могла найти причину.

Завтрак прошел без инцидентов, и вскоре Ларк, Агнес, леди Изобел и Грейшир в ландо графа отправились в Плимут, чтобы пополнить гардероб Ларк и снабдить одеждой Агнес.

Четырехместная коляска была несколько меньше и осадкой ниже, чем дорожная карета, которую отправили в ремонт, поэтому пассажирам было довольно тесно. Графиня настояла, чтобы Ларк села напротив, дабы во время долгой поездки они могли разговаривать лицом к лицу. Сетуя на габариты сына, леди Изобел причитала, что он стеснит ее и помнет ей платье, поскольку она всегда берет с собой трость и кожаный саквояж с лекарствами и туалетными принадлежностями. Ларк подозревала, что подобный прием часто используется в общественных экипажах, чтобы отбить охоту у других пассажиров садиться слишком близко. Графиня добилась своего. Она усадила рядом с собой Агнес и прогнала сына к Ларк. Хотя Ларк так прижалась к стенке кареты, что кожаный поручень задевал ее шляпу, все равно Грейшир сидел чересчур близко, чтобы чувствовать себя комфортно.

Ларк пробовала упереться в кожаную спинку, жалея, что это не роскошные бархатные подушки дорожной кареты. Гладкая кожа не позволяла ей удержаться, и всякий раз, когда карета накренялась, Ларк скользила к твердому, мускулистому бедру графа. Да и на ровных участках дороги они соприкасались. Сквозь складки белого муслинового платья она чувствовала жар его тела и жалела, что поспешила и выбросила свой дорожный костюм в мусорный ящик. Его можно было бы привести в порядок, шелк более плотный, а дождя сегодня не предвидится. На небе ни облачка.

— Вам удобно, дорогая? — поинтересовалась графиня.

— О, весьма, — уверила ее Ларк.

Ее голос действительно дрогнул? Судя по любопытству на лице графа, этим вопросом можно не задаваться.

— Вы, кажется, мыслями далеко отсюда, — заметила графиня. — О чем вы думаете?

— О погоде, — ответила Ларк. — Думаю, в Лондоне я бы сейчас вместо муслина и спенсера надела плотное шелковое платье и пелерину, чтобы не замерзнуть. Здесь, на побережье, удивительный климат.

— Вы привыкнете к нему, — глубоким баритоном заметил граф.

Они сидели так близко, что звук резонировал. Как от брошенного камешка по поверхности тихой воды бежит рябь, так от этого звука у Ларк возникло странное ощущение тепла и холода, огня и льда. Леденящий холодок пробежал по спине. Их бедра все еще соприкасались, и Ларк напрягалась. К ее ужасу, его тугие мускулы ответили. Горячая кровь бросилась ей в лицо. Он смотрит на нее? Ларк не осмеливалась взглянуть. Она молилась, что это не так. Она снова краснеет. Она всегда знала, когда краснела, — лицо горело огнем. Этот недостаток раздражал ее больше всего.

— Да, корнуоллский климат странный, — протянула графиня. — Круглый год с моря ползут туманы. Одну долину пропустят, следующую заволокут, словно у них есть разум и они могут выбирать. Бэзил рассказал вам о шквалистом ветре, но сомневаюсь, что он упомянул о затяжных дождях, которые часто льют недели напролет, и о корнуоллских туманах, достаточно сильных, чтобы противостоять ветру. Они просто дрейфуют по кругу.

— Прекрати, мама, ты напугаешь дам, — сквозь смех проговорил граф.

— Помолчи, Бэзил, — предупредила графиня. — Как я сказала, плоды, которые на востоке страны уже собрали, здесь созревают только к концу сентября, к Михайлову дню. В январе можно собирать первоцветы, нарциссы зацветают в начале февраля вместе с рододендронами. Мы так отличаемся, что некоторые болваны даже отказываются признавать нас частью Англии.

— Похоже на зачарованное место, — заметила Ларк Она воображала себе волшебный народ, играющий в ясеневых рощах и спящий под серебристыми туманами, чтобы отвлечься от стройной ноги, прижимавшейся к ней. Несмотря на все попытки отстраниться, граф словно приклеился к ее боку.

Ларк смотрела через слюдяное окно на проносящийся пейзаж: сложенную из камней изгородь, милые рябиновые и ясеневые рощи. Мягкие волнующиеся луга, все еще влажные от утренней росы, искрились под солнцем. Дорога незаметно приближалась к морю, появились равнины, болота и пустоши, поросшие папоротником-орляком, дроком и черным вереском. Время от времени были видны деревья, так согнутые ветром, что кривые голые ветки порой задевали землю. Лучше места для призраков не сыщешь. Наверное, здесь они скорее правило, чем исключение, решила Ларк, вспомнив кладбище и зубчатую железную ограду.

Трость графини уперлась в мысок ее сафьяновой туфельки, и Ларк подскочила. Намереваясь ухватиться за сиденье, она вместо этого схватилась за ногу графа и тут же отдернула руку, словно до горячих углей, дотронулась. Задыхаясь, она пробормотала извинения. Грейшир в ответ что-то проворчал, его крепкое бедро, обтянутое черными панталонами, ответило куда красноречивее.

— Замерзли, милая? — спросила графиня. — Вы дрожите.

— Нисколько, — ответила Ларк, стремясь обрести самообладание.

Перед ее внутренним взором возник облик графа, галантно кутающего ее плечи в свой сюртук, как он сделал это в дорожной карете. Физический контакт с этим мужчиной оказался потрясением, с которым она не могла совладать. Неужели у нее все время будет трепетать сердце?

— Пейзаж немного… унылый, — пояснила она. — Мне казалось, что вот-вот появятся призраки, о которых говорил Смайд.

— Вы боитесь призраков, миледи? — усомнился Грейшир.

Ну почему он не мог промолчать? От этого глубокого, чувственного голоса она таяла, превращаясь в желе.

— Не могу сказать, милорд, — ответила она. — Я никогда их не встречала.

— В Грейшир-Мэноре их несколько, — сказал граф. — Легенда гласит, что дух моего прадеда Бэзила бродит по залам, хотя я никогда не имел удовольствия с ним познакомиться. Оно и к лучшему. Сомневаюсь, что он одобрил бы то, что я пренебрег его именем. Слуги клянутся, что видели призраков на кладбище у церкви Святого Кеверна. Мы миновали ее, выезжая из поместья, вы заметили?

— Я заметила ее, когда мы приехали, — сообщила Ларк.

— Гм, в темноте? Вы наблюдательны, — задумчиво протянул Грейшир. — Нужно поинтересоваться у викария Фокнера, видел ли он что-нибудь странное… каких-нибудь безголовых лошадей… хотя думаю, что призрачные кони скорее водятся в Дартмуре.

— Вы меня разыгрываете, милорд, — сказала Ларк, отважившись искоса взглянуть на графа.

Его здоровый глаз был обращен к ней, длинные темные ресницы обольстительно опущены. Губы, приоткрывшись, сложились в неотразимую улыбку, от которой у Ларк сердце дрогнуло.

— О нет, миледи. Это чистая правда, не верите мне — спросите любого.

— Довольно! — объявила графиня, так стукнув тростью в пол, что. Агнес подскочила, а Ларк поджала ноги. — Бэзил, я же сказала, чтобы вы обращались друг к другу без формальностей. Я предпочитаю, чтобы вы делали это всегда, по крайней мере, в моем присутствии. Надеюсь, я понятно вам обоим объяснила, и повторять не собираюсь.

— Совершенно понятно, — ответил граф. — Ларк, — сказал он, нарочито кланяясь.

От его гортанного баритона у нее перехватило дыхание. Но она не собиралась уступать.

— Бэзил, — подчеркнуто четко произнесла она, кивнув в ответ.

— Кинг, — вздрогнув, поправил он. — Не нужно лишать прадедушку повода бродить по залам Грейшир-Мэнора.

Он сказал это с деланным страхом, наклонившись слишком близко. Агнес таращила темные круглые глаза, графиня же, похоже, была удовлетворена. Остальная часть поездки прошла более спокойно. Ларк не спешила называть графа по имени, да и он не трудился обращаться к ней в той же манере.

По настоянию графини первым делом занялись гардеробом Ларк и сразу отправились на улицу, изобилующую магазинами и заведениями модисток. Тут же помещалось и ателье любимицы графини, мадам Жерар, изготавливающей манто. Агнес шепотом умоляла Ларк не покупать шляпы у модистки, а приобрести все необходимое для их изготовления. Графиня неодобрительно отнеслась к этому предложению, но уступила, как только Ларк по ее совету выбрала капор из сливового бархата, который, по уверению леди Грейшир, будет потрясающе смотреться на ее светлых локонах. Вскоре Кинг, к большому облегчению Ларк, оставил дам и отправился в док, как он выразился, «по государственному делу». Хотя в Плимуте, пользующемся дурной славой, общество мужчины было необходимостью, Ларк меньше всего хотела, чтобы Кинг заглядывал ей через плечо, когда она будет покупать белье. Уж лучше встретиться с карманниками. Кроме того, она не могла себе представить, что кто-нибудь осмелится пристать к графине, вооруженной тростью, и едва в голос не рассмеялась, вообразив эту картину.