— В тот первый вечер, за обедом, когда я увидел вас рядом с матерью во всем ее блеске, я понял, что у вас нет украшений. Не то чтобы вы в них нуждаетесь, поймите меня правильно, — поспешил добавить Кинг. — Э-э-э… что я хотел сказать… черт побери! Мать назвала вас ощипанным цыпленком, и именно так вы выглядели рядом с ней без… без…

— Ах вот как?! — воскликнула Ларк. — Это вы виноваты в том, как я выглядела!

— Не совсем, — защищался Кинг. — Это вы настояли на кратчайшей дороге. Если помните, я предлагал заехать в Плимут, где вы могли бы привести себя в порядок.

— Вы сделали это нехотя, — парировала она, — и не смейте отрицать это.

— Не буду. Признаю, что я хотел ехать через пустошь, но я действительно предлагал…

— Все, это не имеет никакого отношения к тому, что находится в этой шкатулке, — перебила Ларк, величественно вытянув руку. — Я не могу принять эти драгоценности.

— Гардероб вы приняли, — напомнил Кинг.

— Да, у меня не было выбора. Одежда была необходима, и я благодарна вашей матушке за ее великодушие, но это…

— Нет никакой разницы.

— Тогда почему вы не сказали об этом с самого начала? Почему это было сделано втайне, и почему вы только сейчас принесли их сюда, если разницы нет? — Ларк снова махнула рукой в сторону шкатулки.

Кинг сник.

— Я намеревался сделать это как полагается, — сказал он, — но… после того, как мы прибыли сюда, ваше отношение ко мне изменилось, и…

— Это действительно так, — перебила Ларк.

— …и я боялся, что вы неверно истолкуете мои намерения и поступите так, как делаете это сейчас, — закончил Кинг, повысив голос. — Вы так и не скажете почему?

— Если вы этого не понимаете, то вы еще больший олух, чем я предполагала.

— Хорошо, — сдался он, — вы победили! Я олух, болван и мошенник. Мама, конечно, согласилась бы с вами в последнем пункте, но у меня были самые благородные намерения. С вашей помощью я выбрал драгоценности, подходящие вам и вашему чертовому гардеробу, чтобы вы выглядели в своей ситуации достойно. Мама устраивает приемы. Вам нужно соответствовать. Не сомневаюсь, что вы это понимаете.

— Теперь получается, что это для вашей матери? — кивнула на шкатулку Ларк. — Вы меня поражаете. Позвольте высказать вам все, что я думаю, милорд. Я думаю, что если бы украшения предназначались мне, вы отдали бы их мне тогда же, без всяких уверток. Вы купили их для вашей будущей невесты. Вы это четко сказали. Да, я не пошла бы с вами, если бы вы сначала все объяснили. Леди Энн по какой-то причине отвергла украшения, вы не можете вернуть их в магазин. И вы решили навязать их мне, что по меньшей мере неприлично.

— Я уже сказал вам, что моя мать благословила это и одобрила.

— Если так, то почему она ни разу не упомянула об этом и… не предложила их мне сама?

— Потому… потому что она думает, что это мое дело. Вы, должно быть, уже поняли, что мы с матерью порой конфликтуем. Она бывает очень… упрямой.

— Она вас очень любит, — уже мягче заметила Ларк.

Это было машинальное замечание. Она не намеревалась усовестить его, но при этих словах на его лице отразился мучительный стыд. Кинг шагнул ближе, она отступила. Его пристальный взгляд прошелся по ее волосам, лицу, декольте. Кинг сжал руки в кулаки, но не в гневе, а, казалось, чтобы сдержаться и не коснуться ее. Ее сердце подпрыгнуло, когда он подвинулся ближе, наклоняясь к ней, пока его горячее дыхание не опалило ее лицо. Его близость дурманила, парализовала так, что она была не в силах отвести взгляд от его горящего глаза. Он собирается поцеловать ее? Боже милостивый, да! Он поднял руки, чтобы обнять ее, и Ларк нырнула под них. Как этот мужчина может заигрывать с ней, когда этажом ниже его невеста, а в спальне, где все слышно, — Агнес? Действительно мошенник! Нахал!

— Одобряет ваша матушка это или нет, значения не имеет, — сказала Ларк, встав за стол так, что он оказался между ними. — Я не приняла бы украшения тогда и не приму теперь. — Подойдя к полуприкрытой двери, она распахнула ее еще шире. — Извините. Вас ждут гости, и я опаздываю.

Кинг задержался у выхода.

— Я хочу, чтобы вы оставили украшения и носили их. Я хочу, чтобы вы надели их сегодня вечером.

— Мы не всегда получаем то, что хотим. Думаю, мы уже все обсудили, милорд. Я не могу принять драгоценности. Я не надену их ни сегодня вечером, ни в любой другой вечер независимо от ваших желаний. Украшения предназначались не мне, и я полагаю, что вы должны следовать своим первоначальным намерениям и вручить их своей нареченной.

Захлопнувшаяся дверь буквально вытолкнула графа в холл. Ларк заперла ее и, привалившись к золоченому дереву, сникла.

Все правильно. Он перешел всякие границы. Он пьян? Нет, никакого запаха алкоголя, только присущий ему одному дразнящий аромат. Ларк заглянула в открытую шкатулку с украшениями, пробежала пальцами по изящным ожерельям, камеям, жемчугу и захлопнула крышку. Нужно, чтобы Смитон сейчас же отнес шкатулку Грейширу.

Это решение определило ее судьбу. Она должна попрощаться с надеждой обрести в Грейшир-Мэноре дом и материнское тепло, хотя между ней и графиней возникла искренняя привязанность. Кинг только что положил этому конец. Внезапно ей все стало ясно, у него были скрытые мотивы. Конечно, он собирается просить руки леди Энн. А ларец с драгоценностями и шокирующая попытка поцелуя могут означать только одно: он намерен сделать ее своей любовницей, после того как женится на пресной светской особе. Уму непостижимо! Нет, она не сможет остаться. Но предстоял обед, на котором нужно присутствовать. Она не поставит графиню в неловкое положение перед гостями. Ларк считала это своим последним долгом. Утром она поговорит с леди Изобел и договорится об уплате долга, даже если для этого придется вернуться в Маршалси. Приняв решение, Ларк вскинула голову, выпрямилась и спустилась к обеду.

Глава 12

Чертова кукла! Кинг едва удержался, чтобы не схватить Ларк прямо здесь. Вместо этого он по долгу хозяина дома взял дряблую руку графини Веры Арбонвиль-Катбертсон и, не разжимая губ, повел гостью к столу. Следом двинулись Леандр Маркем с графиней Грейшир, а за ними Ларк и леди Энн.

Был устроен обед а-ля русс, каждому гостю лакеи подавали выложенные на буфете закуски. Стол сдвинули, чтобы создать более интимную обстановку. Графиня Грейшир заняла место во главе стола, напротив уселся Кинг. Рядом с ним стояла на столе небольшая серебряная тележка на колесиках с графинами кларета, портвейна и мадеры. Рассадка гостей оставляла желать лучшего, но таково было желание его матушки. Справа от Кинга сидела Ларк, слева — леди Энн. Леди Веру усадили по правую руку от графини, Леандра Маркема — по левую. Меньше всего на свете Кинг хотел оказаться зажатым между двумя девушками, которые были его главным горем.

Обед начался с ракового супа.

— Как приятно снова вас видеть, леди Ларк, — сердечно прошепелявила леди Зин, — Вам нравится здесь, на побережье?

Кинг подвинул винную тележку к леди Энн, которая выбрала кларет, и, наливая вино, не сводил глаз с вспыхнувшей Ларк. Нет, это не игра его воображения. Ларк избегает его взгляда, который снова опустился к пикантной родинке на ее груди. Черт, она настоящая. Провидение действительно жестоко, оно поместило родинку там, где ни один мужчина ее не пропустит. Кинг шевельнулся, поскольку его пах тут же отреагировал на эту родинку, а запах розового масла защекотал ноздри. В чем причина ее румянца — он сам или гнев? Кинг терялся в догадках.

— Оно… очень отличается от Лондона, — сдержанно ответила Ларк, — от всего, что я когда-либо видела.

«Браво, миледи. Вы даже мою землю не жалуете» Приподняв бокал, Кинг кивнул Ларк, заработав строгий взгляд матери, и отпил глоток. Он предпочел бы сейчас оказаться у штурвала тонущего судна, по колено в воде в трюме, но не за этим столом.

— Согласна с вами, — заметила графиня Катбертсон. — Мои Dieu, тут всегда так влажно? И этот ветер!

— Мы рады ветру и влажности, из-за них здесь более мягкий климат, — невозмутимо сказала леди Изобел, но Кинг не пропустил ни напряженности позы, ни едва заметной резкости тона матери. — В Лондоне вам сейчас пришлось бы надеть теплое платье и накинуть отделанную мехом мантилью.

— Климат здесь более умеренный, но сырость до костей пробирает, — поежилась тетушка леди Энн.

— Ваш восхитительный акцент с юга Франции? — поинтересовался Леандр Маркем.

— Бордо, — ответила леди Вера, отхлебнув портвейн. — Вино не с наших виноградников: вкус грубоватый и кислый.

— Это испанская контрабанда, миледи, — для пущего эффекта сообщил Кинг.

Мать, строго взглянув на него, демонстративно взялась за набалдашник прислоненной к столу трости. Леандр Маркем разинул рот, леди Вера ощетинилась, леди Энн ахнула. Все глаза были обращены на него. Только Ларк смотрела в свою тарелку и, не шелохнувшись, доедала суп.

— О, уверяю вас, все вполне благопристойно, — пояснил Кинг. — Вино подарено мне Адмиралтейством после Трафальгарской битвы. Вы пьете за великую победу и великого полководца. Я говорю о лорде Нельсоне, упокой Господь его душу. — Заметив поджатые губы графини Катбертсон и ее напряженную позу, он вспомнил, кого лорд Нельсон тогда победил, но было уже поздно. Правду сказать, Кинг нисколько не раскаивался.

— За здоровье присутствующих! — поднял бокал Леандр Маркем. Серебряная тележка с вином докатилась до него, и, наполнив свой бокал, он предложил Ларк кларета.

Она шевельнулась. Ее рука взлетела, чтобы накрыть бокал, но тут же снова легла на колени: отказываться грубо.

— За лорда Нельсона! — Кинг высоко поднял бокал, чтобы не было ошибки.

Видит Бог, она выпьет, думала Ларк. Она, может, и хотела бы оскорбить графа, но он ошибается (хотя, судя по всему, когда дело касалось женщин, он редко заблуждался), она не позволит оскорбить лорда Нельсона. Единственной, кто сделал это, оказалась графиня Катбертсон.

Ларк подняла бокал и едва смочила вином губы. Такого крошечного глотка Кинг в жизни не видел. Едва сдерживая смех, он уткнулся в бокал портвейна.

— Вы плохо себя чувствуете, миледи? — Сведя на переносице прямые брови, леди Энн взглянула на Ларк. — Вы вдруг ужасно раскраснелись.

— Пересаживать оранжерейные цветы в дикую природу всегда опасно, — заметила графиня Вера. — Они этого не переносят, особенно слуги. Новая служанка Энн — доказательство моих слов. Как только мы сегодня вышли из кареты, девушка заболела. Бог мой, нам теперь от нее никакой пользы.

— Наша Ларк не служанка, леди Вера, — вмешалась графиня Грейшир, — но ее румянец действительно немного подозрителен. — Вытянув шею, леди Изобел присматривалась к Ларк. — Я заметила его, когда вы спустились. У вас лихорадка, дорогая? Нужно быть осторожнее.

— Лицо немного обветрилось… когда я днем каталась верхом, — объяснила Ларк. — Ничего страшного.

Кинг заметил пристальный взгляд матери. Лакеи только что закончили раскладывать шпигованного фазана, и она сидела с вилкой в руках, прищурив глаза. Он не мог не видеть, как искрятся ее драгоценности и украшения леди Энн и ее тетушки. От сидевшей рядом Ларк не исходило ни одной искорки, и все-таки она сияла. Как же она хороша с пылающими щеками! Как играют огоньки свечей на ее белокурых локонах, похожих на золотую корону. Ему хотелось запустить пальцы в эти упругие завитки, вдохнуть их аромат.

Ему вдруг стало жарко. Ослепительно белый галстук, безупречно завязанный Фритом, внезапно начал давить шею. Кинг сопротивлялся желанию просунуть палец под ворот рубашки и оттянуть туго накрахмаленные уголки. Его удержало лишь то, что в присутствии Ларк у него руки тряслись.

Внезапно его внимание, привлек едва слышный сдавленный звук: леди Энн, являя собой картину воплощенного отчаяния, безуспешно пытались спрятаться от его взгляда за салфеткой. Ее щеки тоже внезапно вспыхнули, глаза затуманились под сведенными бровями, редкие ресницы не могли скрыть в них влагу.

Вот оно что! По части лицедейства у него мало опыта. Должно быть, его мысли написаны у него на лице, и леди Энн прочитала их. Судя по испытующему взгляду матери, его мысли понятны и ей. Что за странное выражение? Кинг не мог его распознать. Черт побери! Когда это в последний раз он не мог прочитать ее пристального взгляда? Он и вспомнить не мог.

— Возвращаясь к Франции, — нарушил неловкую тишину Леандр Маркем. — Какие вина вы производите на своих виноградниках, comtesse Катбертсон?

Слава Богу, Леандр его выручил. Он может спасти вечер. Но стоит ли спасать?

— Вы незнакомы с винами шато Арбонвиль, мистер Маркем? — недоверчиво протянула леди Вера. — Наш портвейн намного превосходит другие, а наше шампанское самое прекрасное в мире. Хм! Глупый английский мужик. — Последнюю фразу она пробормотала себе под нос по-французски.