Эмма Холли - Запретный плод

Фред и Найджел обменялись взглядами.

– Стук? – спросил Фред. – Я ничего не... черт! Не уходи, Флоренс. Мы должны объясниться. Прошу тебя!

Отчаяние, прозвучавшее в его голосе, остановило девушку. Она сплела руки на груди, словно обозначив линию обороны.

– Мне кажется, тут нечего объяснять. Ты не можешь ничего добавить к тому, что я увидела. Разве что теперь мне становится понятным твое нежелание взять меня в жены.

– Ты не так поняла. Ты все-все не так поняла! – Лицо Фредди исказилось, снова напомнив Флоренс лицо его брата. Качая головой, словно заведенный, Фред застегнул рубашку. – Черт побери Эдварда и его дурацкий план!

– Эдварда? – Сердце Флоренс глубоко ухнуло вниз. – При чем тут он?

Фредди устало опустился на край кровати. Лицо его стало таким угрюмым, что Флоренс испугалась.

– Я все расскажу тебе.

– Думаю, мне пора, – прервал его Найджел.

Фред кивнул ему и слабо улыбнулся. Эта улыбка породила во Флоренс незнакомое чувство враждебности: у каждого были от нее свои секреты.

– Пока ничего не предпринимай, – предупредил Фред.

– Не беспокойся, – заверил Найджел. Голос его снова звучал спокойно. – Пока мы не поговорим, я не стану ничего предпринимать. – Он чуть замедлил шаг возле Флоренс и обратился к ней: – Я не могу даже передать, как сожалею о том, что произошло, мисс Фэрли. Никто из нас не хотел вас обидеть. То, что вы увидели здесь, наверняка подорвало ваше доверие. Но если есть хоть что-то, что я могу для вас сделать, вам стоит только позвать.

С тем же успехом он мог бы говорить на санскрите – Флоренс не поняла ни слова. Осознав это, управляющий направился к двери. Девушка следила за ним – длинные ноги, широкие плечи, прямая шея, горделивая осанка, ухоженные пальцы. Эти пальцы чуть побарабанили по двери, словно Найджел подбирал слова. Так ничего и не сказав, он вышел.

Флоренс тотчас повернулась к Фредди.

– Он ведь мужчина? – спросила она, чувствуя ужасное стеснение.

Фредди грустно рассмеялся:

– Да, именно так. Не будь Найджел мужчиной, я бы не стал целовать его так страстно.

– Тебе нравятся только мужские поцелуи и объятия?

Фредди приблизился и поправил волосы Флоренс так же заботливо, как и всегда.

– Я вовсе не возражал против твоего поцелуя, милая, но, боюсь, ты права. На самом деле меня может возбудить только мужской поцелуй. Таким уж я родился.

– Откуда ты знаешь?

Фред помолчал немного.

– Эдвард думает, это Итон изменил меня, и винит себя за то, что отправил меня туда. В Итоне есть обычай: первогодки прислуживают старшим ребятам. Что-то вроде личных слуг. Они выполняют мелкие поручения, получая за это защиту. Иногда это могут оказаться интимные услуги.

– Вроде поцелуя, – произнесла Флоренс горько, пытаясь не покраснеть.

– Больше чем просто поцелуй. Мальчики рано познают тайны физической любви. В Итоне это часто бывает сугубо мужская любовь. Когда я впервые испытал ее, словно пелена упала с глаз. Так я узнал, каким меня создал Бог.

Фред схватил Флоренс за руки и сжал их, словно моля о поддержке.

– Люди говорят, что это неправильно и гадко. Они думают, что это великий грех. Но я не чувствую себя грешником, Флоренс! Таким меня создал Господь, а значит, это прекрасно.

– Я тоже не считаю тебя грешником, – сказала девушка, увидев отчаянную мольбу в его глазах. Ее собственное горе как-то померкло в сравнении с бедой неразделенных чувств Фреда, с необходимостью вечно скрываться и лгать. – Возможно, если бы я не знала тебя, я обвиняла бы тебя. Но мне известно, что ты добрый, хороший человек. Мой отец говорил, что Господь мерит грехи каждого человека отдельно: не все, что тяжкий грех для одних, – грех и для других. Каждой душе Бог отпускает свои весы.

– Твой отец был очень мудр.

Флоренс печально улыбнулась:

– Когда он говорил о посторонних людях, он всегда был мудрым.

– Значит, я могу рассчитывать на прощение, Флоренс, дочь мудрого викария?

– Не думаю, что оно требуется.

– Дело в том, что есть еще кое-что. И ты должна это узнать.

После того, что Флоренс узнала из рассказа Фреда, история с лакеем, поставившая виконта в столь затруднительное положение, не удивила ее. Гораздо больше ее потрясло то, что мистер Моубри был также и поверенным Эдварда, и что ему принадлежала идея скорого брака виконта и дочери викария. Не успела девушка ужаснуться хитрому замыслу, как Фредди поведал ей об участии герцогини в этой истории.

– Так они все знали? – воскликнула Флоренс, и краска бросилась ей в лицо. Изумление и гнев, охватившие ее, грозили разорвать грудь. – Тетя Ипатия и Эдвард? Они знали, что с тобой происходит, и все равно желали этого брака?!

– Им все представлялось иначе, дорогая. Они надеялись, что мне удастся преодолеть в себе пагубную страсть. Они знали, что тебе нужен муж, и решили, что я подойду тебе не меньше, чем кто-либо другой.

– Они обманывали меня! Заставили поверить, что я тебе небезразлична!

Фредди схватил Флоренс за плечи.

– Но так и есть! Я никогда не лгал тебе в этом! Если бы Найджел и я... если бы мы...

– О, продолжай, ничего страшного! – пылая яростью, произнесла девушка. – Если бы вы с Найджелом не любили друг друга, ты бы провел свою жизнь, обманывая меня и себя!

Фред отпрянул от нее, опустив руки. Он знал, что Флоренс права, и всем сердцем жалел ее.

– Флоренс...

– Вы все здесь лжецы! – закричала она, схватившись за голову. – Лжецы, каких мало. Я думала, что обрела чудесный дом с прекрасными родственниками, а попала в осиное гнездо! А Эдвард – он хуже всех вас! Господь милосердный! Не могу поверить, что я пыталась завоевать его доверие, что меня беспокоило его мнение! Он просто змея, он гадкое насекомое, которое даже раздавить противно!

– Флоренс, – вдруг прервал ее Фредди. Казалось, он видел что-то, стоящее за ее гневом на Эдварда, – разочарование и горечь. – Успокойся, Флоренс.

– Граф Грейстоу – паук, опутавший сетью всех вас. Мне жаль тебя, потому что у тебя такой брат.

Фред схватил Флоренс за руку, и девушка неожиданно увидела, что на большом пальце у нее все еще надето кольцо с рубином. Она нервно отдернула руку и чуть не заплакала от боли, пронзившей сердце.

– Не суди его слишком сурово, – тихо сказал Фредди с легкой усмешкой. – Я не пытаюсь оправдать его методы, но он действовал из соображений всеобщего блага. Просто его любовь к ближним принимает порой уродливые формы. Но он заботится обо всех, кто ему дорог, включая тебя.

– Ха! – Флоренс быстро вытерла глаза рукавом. – Ты многого не знаешь, мой друг. Ты говоришь, Эдвард заботится обо мне? Уж лучше тебе не знать, как далеко простирается эта забота, поэтому я предпочитаю презирать его, а не ненавидеть.

Не слушая протестов Фреда, ослепленная слезами и болью, Флоренс выскочила из комнаты. Она не побежала по коридору лишь потому, что знала, что Фред не станет догонять ее.

Змеиное гнездо, думала Флоренс, брезгливо приподнимая юбки над ковром. И Эдвард! Ужасное создание без жалости и сочувствия, расчетливо подчинившее все и вся своей воле. А она-то думала, что у него есть сердце! Как наивна она была сегодня утром, Господи, как же наивна!

Флоренс торопливо поднималась по лестнице, шагая сразу через две ступени, подгоняемая стыдом и гневом.

Они использовали ее, каждый, но только Эдвард использовал ее так, что этого уже не исправить.

Она полюбила чудовище.

– И все-таки я не понимаю, почему мы уезжаем, – повторила, наверное, в двадцатый раз Лиззи, пакуя вещи. – Уж если вы решили вернуться в Кезик, то почему бы виконту не отвезти вас туда?

Не обращая на ее протесты ни малейшего внимания, Флоренс распахнула гардероб. По приказу герцогини почти все старые платья девушки были уничтожены, а значит, у нее почти не осталось одежды. С тяжким вздохом она достала самый простенький из новых нарядов, а еще несколько бросила на постель. В случае крайней нужды можно будет продать платья, хотя Флоренс с трудом мирилась с этой мыслью – по правде сказать, она считала эти вещи собственностью Ипатии.

Лиззи, недовольно бурча себе что-то под нос, начала складывать наряд из бледно-желтого муслина. Юбки были пышными, и свернуть платье в небольшой рулон оказалось задачей нелегкой. Флоренс предупредила служанку, что взять придется только то, что они смогут унести в руках, а значит, о вместительных дорожных сундуках не может быть и речи.

– И дался вам этот Кезик! Что вам там делать, мисс?

– Я наймусь к какой-нибудь пожилой леди в качестве компаньонки и пристрою тебя, – ответила Флоренс с уверенностью, которой не чувствовала.

– Ха! Да у этих старых перечниц в Кезике не больше денег, чем у вас!

– Значит, наймусь ко всем сразу. Придется собрать целую коллекцию старых перечниц.

Не ожидавшая подобной шутки, Лиззи прыснула, но быстро посерьезнела.

– Но ведь это глупо – то, как вы расстались с мистером Фредди. Что бы там с ним ни выяснилось, я уверена, ничего страшного. С ним-то вы точно устроились бы получше, чем в захудалом Кезике! И вот еще что! – Лиззи уставилась на хозяйку неподвижным взглядом. – Мне не нравится, что мы собираемся временно остановиться у этой тетки, подруги герцогини. Я слышала, как слуги обсуждали ее. Говорят, она совсем выжила из ума.

– Она вовсе не выжила из ума, – терпеливо сказала Флоренс. – Просто на ее долю выпало много горя, впрочем, как и на нашу с тобой.

– Но...

Флоренс не выдержала. Разочарования дня, боль, терзавшая сердце, горечь от необходимости покидать дом, который уже казался своим, – все вылилось в раздражение и гнев. Еле сдерживая себя, девушка процедила:

– Ты можешь остаться, если хочешь. Уверена, наш добросердечный граф найдет для тебя местечко, тем более что на кухне явная нехватка прислуги.

Кровь бросилась Флоренс в лицо, когда она увидела обиду в глазах Лиз.

– Вот черт! – спохватилась девушка. – Я не хотела, чтобы это прозвучало грубо. Эдвард может найти для тебя занятие получше, чем мытье грязной посуды. Если ты попросишь, он пристроит тебя горничной к герцогине или к одной из ее приятельниц.

– Но я вовсе не хочу быть ничьей горничной – только вашей!

– Видишь ли, – мягко сказала Флоренс, – ситуация сильно изменилась. Теперь мне не нужна горничная, ведь я больше не леди.

– Неправда, мисс! Какая разница, кем вы уродились. В душе вы всегда были леди!

Не в силах слушать это, Флоренс просто распахнула объятия заплаканной служанке. Бедная Лиззи! Она так восторгалась этим домом! Газ и водопровод! Флоренс и сама не поняла, когда приняла решение оставить-таки служанку в Грейстоу. Нужно просто поговорить с Эдвардом и убедить его помочь Лиз. Наверняка он согласится, подумала девушка, сама не понимая, откуда у нее взялась такая уверенность.

– А может, вам стоило бы выйти за графа вместо его брата? – наивно поинтересовалась Лиззи.

«О Боже, – подумала Флоренс с ужасом, – спаси и сохрани от подобной участи!»

Дверь в дом Кэтрин открыло небесное создание в шелковом платье лавандового цвета. Белокурые волосы были убраны в безупречную прическу. И поза, и жесты были настолько очаровательны и грациозны, что у Флоренс сам собой приоткрылся рот. Что ж, племянница Кэтрин оказалась еще прекраснее, чем на фото.

– Вот это да! – изогнулись красивые губы. – Кажется, передо мной та самая Флоренс Фэрли!

Флоренс, которую и до этого бил озноб, подобное приветствие заставило отшатнуться.

– Прошу прощения, – пробормотала она, пятясь назад. – Кажется, я не вовремя.

Имоджин рассмеялась и потянула Флоренс за руку.

– Чушь! Тетушка ни за что не простит мне, если я отпущу вас без чая! Я вижу, с вами приключилась беда! Простите мою глупую болтовню, на самом деле я рада оказать вам помощь. Проходите!

Продолжая щебетать, Имоджин втащила Флоренс в переднюю. Девушка едва передвигала ноги, с трудом соображая, как реагировать на подобный прием. Впрочем, сопротивляться не хотелось. Лиз встревоженно последовала за хозяйкой.

Кэтрин появилась в гостиной, услышав болтовню племянницы. Завидев Флоренс, она бросилась ей навстречу.

– Бедняжка моя! – провозгласила она горестно. – Я опасалась, что рано или поздно это случится. Ни один мужчина рода Грейстоу не заслуживает любви!

– Не может быть, чтобы Фредди бросил тебя! – пропела Имоджин, делая акцент на имени виконта. На секунду Флоренс взглянула на нее, обеспокоенная странным тоном, но лицо Имоджин выражало только беспредельное сочувствие. Похоже, женщину терзало жестокое любопытство, перемешанное с тревогой, а вовсе не странная радость, которая поначалу послышалась девушке.

Флоренс молчала. Кэтрин и Имоджин, приподнявшие тонкие высокие брови, буравили ее сочувственными взглядами. Даже сейчас девушка не могла заставить себя сказать хоть одно злое слово о семье, с которой почти породнилась.