– Нет, – подвела итог Имоджин, словно прочитав что-то в лице Флоренс. – Фредди Бербрук не мог бросить и обидеть тебя. Возможно, старший брат виной всему?

– Хватит терзать несчастную девочку! – оборвала ее Кэтрин. – Довольно с нее расспросов. Ты правильно поступила, что приехала к нам. Здесь ты в безопасности. – Затем повернулась к Лиззи: – Служанка может разместиться на чердаке вместе с Бертой, думаю, там вполне хватит места.

Флоренс предпочла бы разделить с Лиз свою комнату, но не могла злоупотребить гостеприимством Кэтрин.

– Вы так добры, – пробормотала она сквозь слезы, застилавшие глаза.

Кэтрин, качая головой, отвела Флоренс на второй этаж, показав ей спальню для гостей. Не зная, как выразить свою благодарность, девушка молчала. Быстро раздевшись, она улеглась в постель.

– Отдыхай. – Кэтрин потрепала ее щеку прохладной сухой рукой. – Сон – лучшее лекарство для разбитого сердца.

И хотя время было далеко не позднее, Флоренс чувствовала себя усталой и разбитой. Берта, высокая служанка с печальным лицом, принесла огромный белый плед, укрыла девушку и подоткнула его со всех сторон. Прежде чем заговорить, она украдкой обернулась, чтобы убедиться, что хозяйки поблизости нет.

– Утро вечера мудренее, – сказала она хрипло и торопливо, боясь, что ее услышит Кэтрин. – Но мужчины не столь уж и плохи, как... думают о них некоторые.

Флоренс улыбнулась, тронутая поддержкой. Если бы утро и правда могло принести облегчение! Едва Берта вышла, она свернулась клубочком в гнезде из одеял и пледа. Что ж, по крайней мере теперь она в безопасности. Это не так уж и мало для женщины в ее положении.

Впервые за долгие годы Эдвард желал напиться до беспамятства. Библиотека, вполне годившаяся для этого занятия, была безмолвна. Тысячи книг, теснившихся на полках и хранивших в себе мудрость поколений, смотрели на него (как казалось Эдварду) осуждающе.

Забыться не удавалось. Выпив одним махом шестой стакан виски, граф покачал головой. Во рту было горько, а на душе по-прежнему гадко, да и сознание было таким же ясным, как в тот момент, когда Эдвард только откупорил бутылку.

Он сказал Флоренс, что их волшебная ночь была для него всего лишь средством утоления похоти!

Мерзавец и негодяй – вот он кто!

Снова пошел дождь, заколотив в окно быстрыми струйками. Звук был до того назойливым, что Эдвард застонал. Ему казалось, что это звук гвоздей, заколачиваемых в крышку его гроба. Проклятие!

Наполнив очередной бокал виски, граф уставился в окно. Как только Флоренс ушла, он понял, что совершил ошибку. Чудовищную, непоправимую ошибку, возможно, самую ужасную в своей жизни. Он думал, что так будет проще – заставить Флоренс ненавидеть и презирать его. Но когда она повернулась и пошла прочь, сердце сжало страшное предчувствие. Он растоптал что-то важное, что-то очень хрупкое, как редкий цветок, и отныне не заслуживает любви своих близких!

Как ему хотелось побежать за ней! Эдварду в какой-то момент даже стало казаться, что он встает и следует за Флоренс, чтобы все объяснить и получить прощение. Он бросался за ней много раз и каждый раз снова обнаруживал себя сидящим на софе с зажатым в руке мятым черным галстуком.

Он так и не пошел за ней. Он не мог бросить в беде родного брата и лишить его шанса реабилитироваться в глазах света. После свадьбы даже самые злые языки должны будут прекратить пересуды и оставить Фредди в покое.

Отец Всевышний, подумал Эдвард с отчаянием, вспоминая разговор с Флоренс. С какой болью смотрела она на него! Она спросила его о кольце, а он не мог думать ни о чем другом, кроме того, как тускло поблескивает рубин на фоне ее светлой кожи. Если бы на самом деле он мог подарить ей кольцо отца в знак любви! Если бы он мог позволить себе роскошь распоряжаться своей судьбой!

Пальцы с силой сдавили подлокотники кресла. Эдвард стиснул зубы. Возможно, его цель вполне оправдывает средства, но он должен поговорить с Флоренс. Нельзя, чтобы она возненавидела его!

Вскочив с кресла, он двинулся прочь из библиотеки. Сначала придется переодеться в свежий костюм и почистить зубы. Он должен выглядеть соответствующим образом, когда будет говорить с Флоренс.

В комнате его ждал Льюис. Вид у него был растерянный.

– В чем дело? – спросил Эдвард, расстегивая манжеты. Льюис вытянулся по струнке.

– Ваш брат уехал, ваша светлость. С ним Найджел Уэст.

– Что значит «уехал»? – Эдвард оставил в покое воротничок.

– Он решил разобраться с проблемами на мельнице.

– Но я планировал сам заняться этим! А Фредди и Флоренс должны были... – Он замолчал, напряженно размышляя. – Говоришь, Найджел с ним?

– Да, сэр. Ваш брат оставил вам письмо. Просил меня передать его лично в руки. – Лицо Льюиса стало тревожнее прежнего, но Эдвард не обратил на это внимания.

Если Найджел сопровождает Фреда, ничего страшного не случится. Граф знал о принципиальности управляющего. Еще в юности тот подавал большие надежды в приходской школе, поэтому и был отправлен старым графом в Оксфорд. Этот достойный человек (несмотря на его незнатное происхождение) – лучшая компания для непутевого Фреда. С ним он вряд ли станет причиной очередного скандала.

Сломав печать, Эдвард погрузился в чтение.

– Боже правый! – воскликнул он с ужасом, дойдя до середины.

– Сэр? – взволнованно спросил Льюис.

Эдвард жестом остановил его и рухнул на край кровати. Не веря своим глазам граф снова перечитал письмо:

«Дорогой Эдвард!

Похоже, твоя настойчивость в осуществлении дурацкого плана со свадьбой может всех завести довольно далеко. Мне кажется, ты готов силой толкнуть нас с Флоренс друг к другу в объятия.

Я и Найджел решили сами взять на себя заботы по урегулированию кризиса на мельнице, а поэтому отправляемся в Манчестер. За последние недели мы стали близкими друзьями – и, как заметила наблюдательная Флоренс, более чем близкими...»

– Флоренс! – хрипло воскликнул граф и зажал рот рукой. Что мог Фредди наговорить ей? И как давно у него роман с Найджелом? – Господи, слепец, какой слепец!

Выругавшись, Эдвард продолжил чтение: «В любом случае только время покажет, что за судьба ждет твоего младшего брата.

И заклинаю тебя, будь поласковее с Флоренс. Я знаю, что ты неравнодушен к ней, а она к тебе. Возможно, наше счастье строится на том, чтобы вовремя использовать шансы, которые нам дарит судьба. Не упусти свой шанс».

– Наше счастье! – хмыкнул Эдвард. – Да он не в себе! Он быстро поднялся, скомкав записку.

Ну и черт с ним, черт с ним! Неужели он думает, что его и Найджела – эту сладкую парочку – никто не заметит? Что это не вызовет пересудов? Или Фреду все равно, что будет с его жизнью? А как же он?

– Я столько сделал для тебя, стольким пожертвовал, чтобы спасти тебя! – простонал граф.

Ну и пусть катится! Туда ему и дорога.

Виски подогревало гнев Эдварда.

– Дьявол и вся преисподняя! – Тяжелый кулак с размаху впечатался в стену.

– Сэр! – воскликнул Льюис, бросаясь забинтовать окровавленную руку графа.

– Где Флоренс? – спросил Эдвард, едва скрывая нетерпение. Увидеть ее вдруг стало столь же необходимо, как дышать. Хоть что-то должно быть спасено в этот проклятый день!

– Мисс Фэрли? – удивился Льюис. – Не знаю, сэр. Полагаю, она у себя.

Но Флоренс не было в комнате. Она уехала, захватив часть гардероба. Шкаф, принадлежавший ее горничной, тоже был пуст. Эдвард стоял как соляной столб, не в силах сдвинуться с места, и молча озирался: несколько шпилек брошены на трюмо, летние ботинки валяются у самой двери, маленькая розовая перчатка забыта на кровати. Сердце колотилось в самом горле.

Она уехала. Слишком оскорбленная для того, чтобы проститься. Пока он заливал алкоголем собственную глупость, она осторожно выскользнула за дверь.

Он оттолкнул ее. Оттолкнул их обоих.

Неожиданно голова его запрокинулась назад, и из горла вырвался хриплый, какой-то клокочущий звук, а затем снова и снова.

Впервые в жизни гордый граф Грейстоу плакал. Уже на другое утро дождь перешел в монотонное накрапывание. Воздух был настолько сырым, что мелкие капли, казалось, не падали с неба на землю, а просто висели в воздухе.

Эдварду пришлось приложить немалые усилия, чтобы узнать, куда скрылась Флоренс, но его поиски увенчались успехом. Узнав, кто дал девушке кров, граф пришел в отчаяние. Она была так близко, но при этом была столь же недоступна, как если бы ее забрал к себе сам дьявол.

Кэтрин Эксетер, женщина, давно утратившая искру жизни и превратившаяся в жалкое, озлобленное создание. Надо как можно скорее вырвать Флоренс из этого плена! Старая ведьма вдоволь потешит себя, почерпнув в рассказе девушки новый заряд ненависти.

Облачившись в костюм для верховой езды, Эдвард направил Самсона к дому Кэтрин Эксетер. То ли ему показалось, то ли так было на самом деле, но жеребцу явно не нравилось это место: он начал трясти головой и недовольно ржать. Перекинув вожжи через забор, Эдвард кивнул Самсону:

– Умная лошадь, – и погладил крепкую шею. Приближаясь к входной двери, граф успел подумать, что Самсону невероятно повезло: ему не нужно переступать порог этого дома и общаться с его выжившей из ума хозяйкой.

Кэтрин открыла сама. Она не стала притворяться, что не узнала непрошеного гостя, хотя со времени инцидента с маленьким Фредди они не обменялись ни единым словом. Глядя в тусклые глазки в сеточке морщин, Эдвард ощущал смутное чувство брезгливости. Только желание увидеть Флоренс могло заставить его прийти сюда.

Воплощение его неприязни стояло на пороге, явно не имея желания пригласить его внутрь.

– Слишком рано для визитов, – с явной иронией произнесла женщина.

– Вам хорошо известно, зачем я здесь.

– Вообще-то, – тонко улыбаясь, проговорила Кэтрин, – если бы на пороге стоял ваш брат, я бы сочла это уместным. Но вы... хотя я совсем забыла! Племянница предполагает, что у ваших отношений с Флоренс был довольно фривольный характер. Ай-ай-ай, как некрасиво с вашей стороны, граф Грейстоу!

Эдвард так сильно стиснул челюсти, что потемнело в глазах. Усилием воли он заставил себя сказать:

– Мне нужно поговорить с ней!

– Конечно, вам нужно. Вот только едва ли Флоренс нужен этот разговор. Она не желает вас видеть. Пусть это будет вам уроком: нельзя относиться к женщине, словно к игрушке.

– Я не относился к ней... черт! – Быстрое движение на лестнице привлекло его внимание. Флоренс, в старом цветастом платье, спускалась со второго этажа. Наряд был ужасно несовременным, со слишком широкими рукавами, ткань вылиняла и поблекла, но Эдварду показалось, что перед ним предстало неземное создание, одетое в великолепные шелка.

Флоренс робко спустилась по ступеням и приблизилась к Кэтрин, спиной загораживавшей от Эдварда вход.

– Все в порядке, Кэтрин. – Голос звучал твердо и вполне уверенно. – Я поговорю с ним.

– Но, дорогая моя...

– Лучше пройти через это, не откладывая на потом. – Флоренс чуть сжала костлявое плечо пожилой женщины, и та отступила.

– Как пожелаешь. Я буду поблизости, если что.

Теперь Флоренс заняла место у двери. Графу было крайне неловко топтаться на пороге, но выбора не оставалось. Впрочем, он и сам не очень-то хотел войти в дом, внушавший ему брезгливое отвращение своей напыщенной добропорядочностью. Только бы уговорить Флоренс вернуться домой! Несколько долгих мгновений граф смотрел на стоявшую перед ним девушку, любуясь ее изящной фигуркой, длинными пальцами, нежным очертанием щеки.

– Ты даже не знаешь, что за гадкую нору выбрала в качестве убежища, – тихо произнес Эдвард.

Ресницы Флоренс дрогнули.

– Ты не имеешь права порицать Кэтрин! А я не имею желания это выслушивать. Говори, зачем ты пришел, и покончим с этим.

Эдвард попытался проглотить ком, застрявший в горле.

– Я хочу, чтобы ты вернулась в мой дом.

– Об этом не может быть и речи. Да и зачем тебе это? Все еще жаждешь устроить наш с Фредом брак?

Граф молчал. Ему казалось таким странным не уметь облечь в слова все то, что лежало на сердце, и собственная беспомощность изводила его. Он почти уже готов был произнести то, что думал, но снова вспомнил о брате и его погибшей репутации. Даже теперь он не чувствовал себя вправе любить Флоренс.

– Ты не должна ненавидеть меня, – сказал он, зная как пусты и бессмысленны эти слова.

– Я и не ненавижу. Мне просто жаль тебя. Почему-то в ее голосе не было жалости – так же как в глазах Кэтрин Эксетер, ревностной католички, не было доброты и искреннего сочувствия.

– Я беспокоюсь о тебе. Знаю, что тебе нелегко в это поверить, но...

– Ради всего святого! – прервала его Флоренс. – Если так ты поступаешь с теми, о ком беспокоишься, то какова же участь несчастных, которых ты ненавидишь?! Знаешь, что ты сделал, Эдвард? Ты взял мою невинность и извалял ее в грязи.