Маша Драч - Запретный плод

— Но неужели на протяжении всего этого времени у тебя не было девушки, которую ты любил?

— Нет, — Адриан скупо улыбнулся. — Из-за болезни я возвел барьер, который никто не смог преодолеть, кроме тебя.

Мне ужасно льстили слова, сказанные Адрианом. Они придавали мне какой-то уверенности и можно даже сказать — силы.

— В моей жизни была лишь работа, и разнообразие я находил в тренировках.

— Теперь всё изменится, — целую Адриана в грудь.

— Всё уже изменилось.

Ближе к утру Адриан всё же ушел к себе в спальню. Буквально через несколько минут после его ухода проснулся отец. Он всегда просыпается рано, это давно стало привычкой. Слава богу, что никаких подозрений у него не возникло — Адриан скрылся за дверью своей комнаты быстрей, чем вышел папа.

Я, плотней укутавшись в одеяло и обняв подушку, на которой совсем недавно лежал Адриан, уснула. Мы всю ночь болтали, ни разу не сомкнув глаз, поэтому я чувствовала себя слегка уставшей. А силы мне еще понадобятся, но это я осознаю чуть позже.

Я проснулась часам к десяти утра. Родители и Адриан уже сидели в гостиной и обменивались подарками. Если я не ошибаюсь, то мама подарила Адриану свитер, в котором он сейчас и сидит. Моих губ касается улыбка, а сердце заходится в приятном и трепетном экстазе.

Сейчас Адриан выглядит таким домашним, таким… родным. Какой бы он ни был, а я люблю его всего со всеми недостатками и достоинствами.

Эта мысль грела не только мое сердце, но и душу. Спускаюсь и сажусь в кресло, ближе к отцу.

— С Рождеством, Мелинда, — произносит мама, и протягивает мне весьма увесистую коробку, обернутую в блестящую подарочную фольгу. — Это от нас с папой.

— Спасибо, — благодарю я и по очереди целую родителей.

— А этот небольшой подарок от меня, — внезапно заявляет Адриан.

Я несколько ошарашено на него смотрю. Мы договаривались, что не станем дарить на Рождество друг другу подарки, чтобы не скомпрометировать самих же себя.

— Спасибо, — тихо благодарю я и слежу за реакцией родителей.

— Бери, Мелинда, не красиво отказываться, — произносит мама.

Мне было более чем неловко, ведь подарок для Адриана у меня не подготовлен.

— Но у меня нет подарка для тебя, — несколько растерянно заявляю я.

— Пустяки, — Адриан улыбается. — Я дарю безвозмездно.

— Что же, я открою свои подарки потом, хочу сохранить интригу, — отставляю коробки в сторону.

— Как пожелаешь, пойдемте завтракать, — мама встала с дивана и направилась в кухню.

Я многозначительно смотрю на отца, показывая этим, что не забыла о вчерашнем разговоре.

— Элеонора, вы с Адрианом идите, а я переговорю с Мелиндой, — заявил папа.

Мама на миг остановилась и посмотрела на меня с какой-то необъяснимой мне тревогой.

Когда мы остались наедине, папа довольно долго не решался заговорить. Я видела, как он нервничал и отчаянно старался найти нужные слова.

— Папа, говори по существу, если ты не можешь подойти к теме издалека, — предлагаю я.

— Вот так сразу я не могу сказать, — отец наливает себе воды в стакан, что стоял на журнальном столике, но пить не стал.

— Я начинаю беспокоиться, что случилось?

Папа встал с дивана и принялся ходить по гостиной, устремив свой задумчивый взгляд в пол.

— Мелинда, ты прекрасно знаешь, как мы с твоей матерью невзлюбили Роберта.

— С ним всё уже давно покончено, можешь не волноваться, — торопливо произношу я.

— Да-да, я это уже понял. Но то, что ты сейчас услышишь от меня, тебя удивит.

— С чего ты взял? — мое беспокойство начало лишь нарастать, так как я не могла понять, к чему клонит отец.

Папа ладонями потер свое лицо и тяжело вздохнул. Кажется, еще чуть-чуть и это томление доведет меня до сумасшествия.

— Полагаю, — внезапно начал отец. — Роберт сейчас нуждается именно в твоей поддержке.

Да, услышанные мною слова не только удивили, но даже немного испугали. После того, как Роб со мной обошелся, я ни видеть, ни слышать его не хочу. Думаю, компания с фригидной ему придется не по душе.

— С чего ты это взял? Не буду я его поддерживать, — хмыкаю.

— Мелинда, иногда, в трудное время, важно забыть про обиды, неприязнь и помочь человеку, — мягким тоном заявляет папа.

— Я — не центр помощи всяким придуркам, — огрызаюсь.

— Мелинда, — папа чуть повысил тон. — В семье Роберта сейчас не лучшее времена, мы должны их поддержать.

— Пап, я вообще не понимаю, о чем ты говоришь, скажи прямо, в чем заключается проблема?

— Сестра Роберта умерла, — на выдохе отвечает отец.

Я несколько мгновений просто смотрю на него и стараюсь переосмыслить услышанное. В этот момент какие-либо мысли отсутствовали, я ни о чем не думала, за исключением этой страшной фразы.

Затем, словно по щелчку, вопросы, ужасные картины, словно закружились в моей голове и, точно острыми осколками, впивались в мой рассудок.

Папа с тревогой и страхом смотрел на меня, а я просто отказывалась и мысленно отторгала эти гнусные слова, что не могли быть правдой.

— Что? — едва слышно спросила я.

— Дорогая, — папа сел рядом и крепко меня обнял, но я не шелохнулась.

— Что ты сказал? — я не узнавала собственного голоса.

— Энни умерла в конце минувшего месяца. У нее был рак. За помощью обратились слишком поздно. К тому же она ребенок, не думаю, что ей бы удалось справиться, если даже взрослые погибают, — папа говорил быстро, но я каждое его слово слышала достаточно четко.

— Бред, — шепчу я.

— Мне бы тоже хотелось в это не верить, но это правда.

Я моргнула и ощутила, как по моим щекам скользнули слезы. Это чувство и вывело меня из минутной прострации.

За год я успела привязаться к Энни. Она стала для меня в какой-то мере младшей сестрой. Она всегда была такой задорной, живой, талантливой и обаятельной.

Да быть этого не может! Как Энни умерла, если она жить еще толком не научилась? Рак… Какое отвратительное слово.

Господи, а я ведь в последнюю нашу встречу говорила ей о бледноте. Почему никто это не взял во внимание?! Почему это заметила только я?!

Я начала и злиться, и плакать, и просто задыхаться от жгучей боли, что зародилась в моей груди. Умер не просто человек, о котором я слышала лишь с чьих-то слов, а девочка, с которой я была знакома, и которую любила.

У меня началась самая настоящая истерика. Отталкиваю отца и резко вскакиваю с кресла, утирая горькие слезы с глаз.

— Почему ты мне об этом сказал только сейчас? Ты знал об этом уже давно, верно?

— Да, знал, но, Мелинда, мы боялись тебя травмировать, — оправдывается папа.

— Что за чушь? Сколько бы вы еще молчали? Я бы всё равно узнала!

Из кухни на крики выбежала мама и Адриан.

— Да, но мы хотели, чтобы это произошло, как можно позже.

— И вы решили лгать? — перевожу свирепый взгляд от матери к отцу.

— Нет, просто оградить тебя, — произносит мама.

— Вы же прекрасно знали, как я отношусь к ней, знали и всё равно молчали! — я уже совершенно не могла себя контролировать, мозг подчинялся лишь боли в сердце.

Не жду каких-либо объяснений, а просто мчусь в свою комнату. Переодеваюсь, как можно быстрей, и, схватив куртку, спускаюсь в прихожую.

— Мелинда, ты куда? — в голосе отца слышна и паника, и нотка гнева.

— К Роберту, — бросаю я, и обуваю сапоги.

— Я с тобой, — отец появляется в прихожей.

— Не нужно, я сама справляюсь, — выхожу на улицу, громко хлопнув дверью.

Делаю глубокий вдох, и в легкие тут же вторгается холодный воздух, что словно обжигает меня изнутри. Начинаю плакать еще сильней, и голова просто горит огнем.

Я никогда не думала, что вот так вот отреагирую на смерть человека, которого я знала. Просто эта новость застала меня врасплох, и я проявила вот такую глупую импульсивность.

Вновь вытираю слезы руками и шествую вперед.

— Мелинда, стой! — слышу за своей спиной голос Адриана.

Не хочу останавливаться, ничего не хочу, кроме как побыстрей оказаться в доме Роберта.

— Мелинда! — Адриан нагоняет меня и крепко обнимает. — Подожди, куда ты пойдешь в таком состоянии?

— Пожалуйста, отпусти, — захлебываясь собственными слезами, прошу я.

— Никогда в жизни, — он целует меня в макушку.

— Адриан, пожалуйста, — отстраняюсь. — Мне нужно быть там.

Адриан смотрит на меня с какой-то болью в глазах. Он чуть приоткрыл рот, и беспомощно опустил руки.

— Мелинда, не уходи, — шепчет он.

— Адриан, ты ничего в этом не понимаешь. Энни — не была мне чужой.

— Я всё понимаю. И знаю, чем это может кончиться, — на его лице мелькает тень обреченности или чего-то в этом роде.

— Что именно? — шмыгаю носом.

— Общее горе сближает людей, в каких бы отношениях они не были до этого.

— Не будь эгоистом, ему нужна поддержка. Его семье нужна эта чертова поддержка. Я не собираюсь возвращаться к Роберту. Адриан, иди в дом, ты раздет и можешь заболеть.

— Плевать! Ты же не бросишь меня? Мелинда, ты меня не бросишь?

— Адриан берет мое лицо в свои руки и целует с таким трепетом, такой мольбой.

— Не брошу, — шепчу я.

— Пожалуйста, это будет слишком, — Адриан крепко меня обнимает.

— Я так с тобой никогда не поступлю, но мне пора.

Он с неохотой отпускает меня и продолжает стоять на дороге, провожая взглядом.

Начал срываться снег и где-то в глубине души я понимала, что только что попрощалась со своей мечтой и первой любовью, которая так и не успела окрепнуть.

Настойчиво звоню в дверь. Я немного успокоилась, но всхлипы всё же иногда вырываются из моего горла.

Наконец, на пороге возникает Роберт. Я ничего не говорю, просто крепко его обнимаю и вновь начинаю сильно плакать.

Роб обнимает меня в ответ, и я чувствую, как его плечи тоже вздрагивают. Мы стоим, черт знает, сколько времени и никак не можем успокоиться.

Я никогда не видела, чтобы Роберт плакал, это попросту казалось мне невозможным. Он всегда был горделив, простые чувства для него являлись чуждыми, но вот теперь Роберт снял все эти глупые маски и стал самим собой.

Роб осторожно привел меня в гостиную, где мы и расположились. Я крепко сжимала в руках платок, который мне любезно предоставил мой бывший.

Глаза от слез начали печь, но мне было абсолютно всё равно на эту глупую мелочь. Сижу совершенно неподвижно, словно статуя, и смотрю на пляшущие языки пламени в камине.

— А где родители? — мой голос звучит хрипло, даже несколько скрипуче и в какой-то мере потусторонне.

— На кладбище, — Роб не поднимал на меня своего взгляда, и всё время смотрел в пол, периодически вытирая с лица слезы.

— Почему ты мне не позвонил? — шмыгаю носом.

На губах Роберта появляется скудная улыбка.

— Мелинда, я обошелся с тобой не самым лучшим образом. Да, я засранец, но не наглец.

— Почему она… она так быстро? — мой голос вновь начинает дрожать, и я никак не могу связать слова в предложение. — Ведь с этой болезнью некоторые борются не одни год.

Роб нервно потирает свои ладони и закусывает нижнюю губу, вижу, как по его лицу вновь скользнули слезы.

— Врачи сказали, что мы слишком поздно обратились, — на удивление, его голос звучал твердо.

— Но ведь можно было попытаться, — я никак не могла принять эту ядовитую мысль. Нет, это выше меня и моего понимания.

— Не в нашем случае, даже деньги и какие-либо связи были бессильны.

Закрываю глаза и тихо вздыхаю, словно только что услышала свой собственный приговор.

— Она умерла на моих руках, — внезапно заявляет Роберт.

Я с ужасом и состраданием смотрю на него.

— Родители разговаривали с докторами, а я остался, и через несколько минут… — Он осекся и обхватил голову руками, точно обезумевший.

Всё это похоже на какой-то кошмар, жуткий до дрожи во всем теле кошмар.

Аккуратно подсаживаюсь к Роберту и обнимаю его за плечи. Я испытываю боль утраты, но она ничто в сравнении с его страданиями.

— Почему? — заходясь в рыданиях, спрашивает Роберт. — Почему именно она?

Я прижимаю его голову к своей груди и поглаживаю бывшего по спине, словно маленького ребенка.

— Ей было всего четырнадцать, за что? — его голос надрывается и тонет в мучительных всхлипах и слезах.