Сабрина Джеффрис - Запретный поцелуй

– Я должен вам признаться. – Когда он умолк, Эмили затаила дыхание. – Видите ли…

– Так вот вы где, – раздался громкий женский голос, и леди Данди в сопровождении Джордана вихрем ворвалась в комнату. – Мы уже думали, что потеряли вас.

Эмили встретила графиню уничтожающим взглядом. Цель была уже так близка, будь все неладно! Он уже собирался рассказать ей о побеге – девушка была в этом уверена! А теперь из-за излишней подозрительности леди Данди все придется начинать сначала. Господи помилуй, она готова была кричать от отчаяния!

Леди Данди, видимо, совершенно не обратила внимания на недовольный вид Эмили, равно как и лорда Сен-Клера. Она стремительно подошла к ним, широко взмахивая руками, словно пытаясь охватить ими все здание.

– Все это просто невероятно, вам не кажется? Я чрезвычайно рада, что вы пригласили нас, лорд Сен-Клер! – Графиня тепло улыбнулась Эмили. – Разве это не прекрасно, моя дорогая?

– Да, мама, конечно.

Леди Данди тяжело вздохнула.

– Но столько времени на ногах – я ужасно устала.

– Может быть, вы передохнете немного, прежде чем мы продолжим? – поспешно сказал Сен-Клер, снова обернувшись своей учтивой, приветливой и обходительной стороной. Он предложил графине руку, говоря: – Мне кажется, в соседней комнате есть скамейки.

Взяв его под руку, леди Данди помедлила, растерянно оглядываясь вокруг, и недовольно поморщилась.

– Боже мой, должно быть, я оставила свою шаль в одной из тех комнат. Только не помню где. Не сходишь ли ее поискать, Эмма?

– С удовольствием, мама.

– И возьми с собой лорда Блэкмора, он знает, в каких комнатах мы побывали.

Самодовольно улыбаясь, Джордан предложил ей руку. Эмили даже не могла отказаться, раз ее «мама» распорядилась, чтобы они пошли вместе. Леди Данди сегодня превзошла самое себя, устроив ей не одну, а целых две встречи наедине с мужчинами, так что Эмили оставалось только выполнять свою работу.

Ох, если бы леди Данди хотя бы догадывалась, что она натворила!

С чувством обреченности Эмили позволила Джордану отвести ее в соседнюю комнату. Что же ей теперь делать? Как ей провести его?

Как только остальные скрылись из виду, Эмили попыталась отнять у него руку, но он не позволил, прижав ее сверху другой рукой.

– Мне все больше и больше нравится ваша мать, – склонившись к ее уху, прошептал Джордан. – Безусловно, она знает, что для вас лучше. Или мне следовало бы сказать – кто для вас лучше?

Гордо вскинув голову, Эмили холодно улыбнулась.

– Не обольщайтесь, лорд Блэкмор. Может, мама и изменила свое мнение о вас, но я нет.

– В самом деле? Тогда вам не следовало соглашаться на эту прогулку. Я уже было подумал, что вы не пойдете – вся эта чепуха насчет головной боли и все такое.

– О, уверяю вас, это не чепуха, – сказала она слащавым голосом. – При виде вас у меня всегда начинает болеть голова.

Когда они быстро проходили по комнатам, Эмили всюду заглядывала в поисках шали. Блэкмор, разумеется, нет.

– Мы оба знаем, почему у вас от меня болит голова, – пробормотал он.

– Потому что вы невыносимо скучны, самонадеянны и надоели мне до смерти!

Он рассмеялся, услышав такую отъявленную ложь, и погладил ее руку, ласково пробежавшись пальцами от края короткой перчатки до кончиков ногтей, отчего у нее перехватило дыхание.

– У вас болит голова по той же самой причине, по которой чуть раньше, в карете, вас бросало в дрожь. – Он немного помедлил. – Потому что это заставляет вас кое-что вспомнить.

– Вспомнить что? – Эмили с силой выдернула руку и повернулась к графу лицом. – Как вы дали волю своим рукам и позволили себе лишнее на балу два дня назад?

Их взгляды встретились, и он какое-то время смотрел на нее в упор загадочными потемневшими глазами, прежде чем произнес:

– Нет, не тогда.

Чтоб ему пусто было со всеми его подозрениями и скрытыми намеками! Она ни за что не должна была этого допускать!

Круто повернувшись, она стремительно направилась к двери в соседнюю комнату.

– Я не собираюсь стоять здесь и выслушивать всякие глупости. Я пойду искать мамину шаль!

Блэкмор схватил ее за руку и потянул в другую сторону, все с той же своей дьявольской улыбкой.

– Тогда вы выбрали неверное направление. Мы с леди Данди не заходили в ту комнату. Лучше посмотрите вот в этой.

Дверь, к которой он подвел ее, была гораздо меньше остальных и к тому же плотно закрыта. Если бы Эмили не была так взбешена, то, возможно, обратила бы внимание на охранника и на то, как тот почтительно поклонился Джордану. Может быть, она даже остановилась бы и задумалась, почему при их приближении он отпер дверь.

Она поняла, что совершила ужасную ошибку, только когда они ступили внутрь тесного помещения и дверь за ними захлопнулась. Кроме них, там никого не было.

Они оказались совершенно одни.

«Прекрасно», – подумал Джордан, когда замок на двери защелкнулся. Как обычно, его план блестяще удался. Благодаря леди Данди и ее необъяснимой помощи, все сложилось более чем удачно, избавив его от необходимости выдумывать какую-нибудь замысловатую историю, чтобы заманить Эмили сюда. Девушка последовала за ним без возражений.

Ее покорность, однако, продолжалась недолго. Она сразу же обернулась к двери, когда услышала, что охранник их запер. Ее прекрасные глаза стали огромными, как блюдца, и она в ярости набросилась на Блэкмора.

– Что вы себе позволяете! Вы сошли с ума? Прикажите ему отпереть дверь! Сию же минуту!

– Успокойтесь. Это не то, что вы думаете. Это помещение закрыто для обычных посетителей музея, так что пока мы здесь, дверь должна быть заперта. Охранник откроет ее, когда мы будем уходить. Нужно всего лишь постучать.

– Я хочу уйти прямо сейчас!

Эмили бросилась к выходу, но Джордан перехватил ее, прежде чем она успела достичь двери.

– Вы не можете уйти, не посмотрев это.

Он указал куда-то за ее спиной, и она с мрачным видом обернулась в том направлении. И буквально застыла на месте.

– Боже милостивый! – С благоговейным трепетом произнесла она, увидев огромный камень, стоявший перед ней на грубом деревянном постаменте.

– Да ведь это… это…

– Кентавр, – закончил он за нее. – Он высечен на так называемой метопе.[4]

Эмили шагнула вперед, и Джордан не стал ей мешать, наблюдая, как она приближается к скульптуре. Мраморная плита была размером четыре на четыре фута. Ее левая половина была прикрыта пыльным куском ткани, но безголовый кентавр на правой стороне был высечен так рельефно, что казалось, будто он пытается выскочить из мраморной глыбы.

– Его вынули из южной стены Парфенона, – тихо сказал Джордан. – Удивительно, не правда ли? Я подумал, он вам понравится.

– О, очень! Это лучшее, что мне приходилось видеть до сих пор!

Ее неподдельный восторг вызвал у него улыбку. Хотя это была всего лишь уловка, чтобы смягчить ее негативное отношение к нему, Блэкмору было приятно, что она оценила произведение искусства, пленившее его в первый же момент, как он его увидел.

– Это фрагмент изображения битвы кентавров с лапифами, – сказал он.

– Можно мне его потрогать?

– Конечно.

Эмили протянула руку через стол и прикоснулась к мраморному боку кентавра.

– Как живой. Видны даже ребра под шкурой, словно это реальное существо.

– Да, эта скульптура выполнена с большим мастерством. – Граф подошел и встал рядом с девушкой. – Вот почему мне захотелось, чтобы вы ее увидели.

Пока она рассматривала метопу, он упивался ее видом. Она сама была подобна совершеннейшему произведению искусства, о котором мужчина мог бы только мечтать. По своей красоте и гладкости ее кремовая кожа могла соперничать с мрамором, а изящные линии стройного тела, угадывающиеся под платьем… У Джордана пересохло во рту, а пальцы прямо-таки чесались от желания дотронуться до нее.

И почему женщины всегда облачаются в эти тонкие полупрозрачные ткани, наводящие на мысли об изысканном сладком плоде, скрытом под воздушной оболочкой? Разве они не понимают, что пробуждают в мужчине нестерпимое желание сорвать проклятые покровы и добраться до нежной сердцевины?

А все эти белоснежные кружева, осыпавшие ее, словно сахарная пудра! Они были повсюду – окаймляли края ее рукавов и шарф, накинутый на плечи. Господи помилуй, ее накидка полностью была кружевной! И многие футы кружева покрывали ее шляпку, которую он сразу же возненавидел, потому что она скрывала ее душистые волосы.

Девушка подняла на него взгляд, на лице ее все еще сохранялось восторженное изумление.

– Почему эта скульптура не выставлена вместе с другими? Почему ее держат взаперти?

Графу потребовалось несколько секунд, чтобы сообразить, о чем она, собственно, говорит.

– Ее реставрируют. Она попортилась, простояв несколько лет на заднем дворе у Элгина. Думаю, потребуются еще недели, прежде чем ее можно будет выставить.

– Так почему же нам позволили увидеть ее?

– Как я уже говорил, я в совете директоров.

– О конечно. Поэтому охранник вас и знает. – Довольная улыбка мелькнула на ее губах. – Не знаю, как и отблагодарить вас за то, что вы использовали свое влияние и дали мне возможность взглянуть на это прекрасное произведение искусства.

Она снова нежно погладила скульптуру, и он ощутил такой сильный прилив вожделения, что едва не застонал вслух. Ему хотелось бы, чтобы эти пальцы прикасались к нему, ласкали его. Он желал этого так сильно, как не хотел ничего и никогда в своей жизни.

– Подождите, – сказал Джордан тихо, взяв ее за руку. Неторопливо расстегнув перчатку, он стянул ее с тонких пальцев. – Так вы сможете почувствовать его лучше.

Он приложил ее ладонь к твердому мрамору, сгорая от желания прижать ее совсем к другому, ставшему теперь столь же твердокаменным, месту.

Эмили притихла, когда Джордан прислонил ее ладонь к скульптуре. Что до него, то метопа вообще перестала его интересовать. Он видел только стройную фигурку девушки, ощущал под ладонью ее теплые пальцы, слышал, как участилось ее дыхание.

Несколько мгновений они стояли молча, поглощенные друг другом, так что тишина в комнате сделалась пугающей.

Затем она отдернула руку, вынудив его опустить свою. Не отводя взгляда от скульптуры, она пробормотала:

– Страшно даже представить, что такое великолепие могли держать в грязи. Это творение так прекрасно!

Он смотрел на ее одухотворенное лицо, освещенное мечтательной улыбкой, такое утонченное и спокойное, словно высеченное из мрамора.

– Да, прекрасно, – с усилием произнес он, подавляя страстное желание схватить ее в объятия и зацеловать до бесчувствия.

Господи, как он ее хотел! Но ему нельзя было спугнуть ее, прежде чем он достигнет своей первоочередной цели. Блэкмор откашлялся, чтобы прочистить горло.

– Не хотите ли взглянуть на оставшуюся часть – ту, что скрыта под очищающей тканью?

Глаза девушки вспыхнули любопытством. – О, разумеется! Я… я хотела сказать – если это возможно. Радостное предвкушение, осветившее ее лицо, на мгновение заставило его испытать чувство вины. Он собирался сыграть с ней довольно грязную шутку. Но ведь он хотел выяснить правду, разве не так?

Подавив угрызения совести, он сдернул с камня покров, не отрывая пристального взгляда от лица девушки. Ему не было необходимости смотреть на скульптуру, чтобы узнать, что она увидела. Он специально выбрал эту метопу из-за скрытой под тканью фигуры.

Под покровом находилась безголовая статуя лапифа. Он ухватил кентавра за гриву, вероятно, намереваясь отсечь ему голову, которую природа и время уже стерли с поверхности камня. Скульптор выточил тело мужчины с большим мастерством, отобразив каждый мускул, каждое ребро, каждую жилку. С руки воина изящными складками ниспадал великолепный плащ, видна была каждая морщинка, каждая складочка на ткани.

Но если не считать плаща, мужчина был полностью обнажен с головы до ног. Она никоим образом не могла оставить это без внимания. И если это Эмили Фэрчайлд, ее реакция должна была проявиться достаточно отчетливо.

И в самом деле. Она остолбенела от изумления. У нее отвалилась челюсть, и глаза широко раскрылись. И она покраснела от корней волос до кончиков ногтей, что заставило его испытать глубочайшее удовлетворение. Это точно была Эмили – должна была быть!

После нескольких мгновений ошеломленного молчания девушка промолвила хриплым шепотом:

– Боже мой, он просто великолепен! Великолепен? Блэкмор едва не задохнулся.

– Вас это не шокирует? Она пожала плечами:

– С чего бы это? Я из Шотландии, где мужчины не носят ничего под своими килтами.

Разочарование следовало за разочарованием. Разве Могла бы Эмили с таким небрежным безразличием рассуждать о килтах?