– Я этого не делала! – воскликнула Эмили одновременно с возгласом Джордана:

– Это ничего не меняет!

Затем оба с недоумением уставились друг на друга.

– Ты не делала этого? – спросил он. Она не могла опомниться от изумления.

– А ты и вправду думал, что я это сделала?

– Ну, я… я… мой слуга ездил в Уиллоу-Кроссинг и выяснил… то есть я подумал… – Видя, что с каждым словом он все больше и больше запутывается, граф горячо добавил: – Ты ни в чем не виновата. Она страдала от боли, а у тебя доброе сердце. Я понял это. Я…

– Все в порядке, – сказала Эмили сквозь смех, вырывающийся из ее горла непроизвольно, как в истерике.

Ей следовало бы оскорбиться, что он посчитал ее способной на убийство, но он, очевидно, хорошо вник в обстоятельства. И всякое недовольство, которое она могла бы почувствовать, было вытеснено осознанием того, что Джордан готов был пойти ради нее на любые жертвы, даже считая, что она отняла жизнь у своей матери.

– Все в порядке, Джордан, – повторила она ласково. – Я не убивала ее.

Отец ее нахмурился, затем сердито взглянул на Несфилда.

– Да, она этого не делала! Моя жена покончила с собой.

Эти слова поразили всех, кроме Эмили, и по большей части тем, кто произнес их, а не тем, что именно было сказано. В комнате воцарилось молчание. Видя, что внимание всех приковано к нему, отец Эмили добавил:

– И что важнее всего, я могу доказать это. – Сунув руку в карман, он вытащил сложенный листок бумаги. – Видите, моя жена оставила предсмертную записку.

Эмили еще раз испытала чувство огромнейшего облегчения. Она все еще считала себя отчасти виноватой в том, что именно приготовленная ею настойка опия убила маму. Но совсем другое дело узнать, что мама погибла вовсе не потому, что при внезапном приступе сильнейшей боли просто приняла слишком много лекарства, оставленного поблизости дочерью. В письме мама подробно объяснила причины, по которым решила уйти из жизни, и это письмо доказывало, что она тщательно готовила свою смерть – задумала ее и привела в исполнение.

– Что вы имеете в виду? – с подозрением спросил Несфилд. – Вы никогда не упоминали о записке.

Отец Эмили покраснел.

– Я знаю. И как оказалось, это было не только грехом, но также и ужасной ошибкой. – Он немного поколебался, не желая, видимо, каяться в своих поступках в присутствии незнакомых людей. Но потом вздохнул, очевидно, осознав, что у него нет выбора. – В день ее смерти, когда я, вернувшись домой, обнаружил вас и Эмили возле моей дорогой Фиби, я совершенно потерял голову от горя, если не сказать больше. Я убежал в свою спальню – мы с Фиби спали отдельно, потому что так ей было спокойнее – вот там-то я и нашел ее записку на туалетном столике. Оказалось, Фиби покидала свою постель на достаточно долгий срок, чтобы добраться туда.

Эмили поспешно подошла к отцу, чувствуя, как он страдает. Он оперся на ее плечо для поддержки.

– В первый момент я пришел в ужас. Фиби совершила смертный грех! – Он остановился на миг, не в силах продолжать от переполнявших его чувств. – Но хуже всего было знать, что боли, которые терзали ее, были так мучительны, что толкнули ее на этот отчаянный поступок.

Пастор взглянул в лицо дочери.

– А затем я задумался о последствиях. И мыслил эгоистично. Если о самоубийстве Фиби станет известно, я потеряю приход, меня могут лишить сана. И что будет тогда с моей дочерью? Вряд ли она сможет когда-нибудь устроить свою судьбу. – Он помолчал, потом упрямо поднял голову. – Я не горжусь этим, но я не мог поступить иначе, обдумав подобные вопросы. Во всяком случае, именно тогда я решил держать все в секрете даже от Эмили. Я подумал, ей не следует знать о самоубийстве. Сказать по правде, никто из нас не хотел говорить о смерти Фиби.

Он крепко сжал руку дочери.

– Но это была ошибка. Теперь я это понимаю. По меньшей мере мне следовало сказать моей милой дочери о том, что произошло.

– Мне тоже следовало сказать тебе всю правду, папа, – вмешалась Эмили, не желая, чтобы он во всем винил только себя. – Но я хотела защитить тебя.

– А я тебя. – Пастор горько рассмеялся. – Вот мы оба и наказаны за свое молчание. Свое наказание я заслужил. – Его голос прервался. – Но моя дорогая девочка – нет. Если бы я только мог вообразить, что она и лорд Несфилд все знают, или что он может использовать это против нее…

– Ты не мог этого знать, – попыталась успокоить его Эмили, меж тем как слезы ручьем струились по ее щекам.

Ее по-прежнему поражало, что все последнее время он скрывал в душе такие муки. Неудивительно, что он не мог забыть о своем горе. И все ради нее! Он делал все это ради нее!

– О, папа, я так люблю тебя, – прошептала она.

– Я тоже очень люблю тебя, моя милая девочка!

– Трогательная сцена, – сказал Несфилд грубым голосом. Он с силой вонзил свою трость в покрытый ковром пол. – Но эта записка ничего не доказывает. Откуда мне знать, что вы сами не написали ее по просьбе своей дочери?

Пастор гневно посмотрел на лорда Несфилда.

– Может быть, вы обладаете властью и богатством, милорд, но даже вам не удастся опровергнуть записку, написанную рукой покойной женщины. Любой, кто сравнит ее с другими ее письмами, убедится, что она написана ею. И поскольку в записке открыто утверждается, что Фиби планировала расстаться с жизнью, и известна дата ее смерти, эта бумажка и является необходимым нам доказательством.

Несфилд, конечно, был законченным негодяем, но долей здравого смысла он обладал. Он слегка заколебался, оглядывая в лорнет всех свидетелей этого разговора.

– Вы думаете, что победили? Ну что же, допустим, я не могу доказать убийство. Но это не помешает мне покончить с вами, Фэрчайлд! Весь свет узнает о том, что ваша жена покончила жизнь самоубийством, и вам не удастся получить приход нигде…

– Сильно сомневаюсь в этом, – перебил его Джордан. – Здесь присутствуют трое людей, готовых охотно предоставить приход этому человеку. – Он подошел к Несфилду, угрожающе понизив голос: – А что касается скандала, я уверен, в свете с удовольствием послушают, как дочь маркиза Несфилда сбежала с адвокатом.

Несфилд смертельно побледнел.

– Или, может быть, – продолжал граф еще более зловещим тоном, – мне стоит рассказать, как вы использовали самоубийство жены своего приходского священника, чтобы шантажом заставить его дочь участвовать против ее воли в организованном вами обмане? Это может послужить занятной темой для разговоров на званых обедах.

– Вы не посмеете распространять подобные сведения! Это бросит тень также и на мисс Фэрчайлд!

– В первый момент, возможно. Но какое это будет иметь значение, раз она станет моей женой? – Когда лорд Несфилд побледнел, Блэкмор добавил: – Да, я намерен жениться на ней, и теперь больше, чем когда-либо. И никому не позволю сказать что-нибудь против нее в моем присутствии. Может быть, на это даже посмотрят как на великую мелодраму, затеянную и осуществленную негодяем. Леди Данди со своей стороны даст собственное изложение истории, а Йен сможет поразить друзей заявлением, что все время был участником этого маскарада. И ваше имя будут трепать грязью всякий раз, когда его упомянут.

– Довольно! – Несфилд покачнулся на месте, лицо его исказилось от ужаса.

Эмили никогда не видела, чтобы маркиз выглядел таким старым. Или таким беспомощным. Лишившись дочери и всякой возможности как-то отомстить человеку, отнявшему ее у него, он поник и имел очень жалкий вид. Если бы не все те страдания, которые ей пришлось пережить по его вине, Эмили, возможно, даже пожалела бы его.

Вполне возможно.

– Ну хорошо, – пробормотал он, сжимая трость дрожащей рукой. – Ни слова из того, что было здесь сказано сегодня, не должно выйти за пределы этой комнаты!

– Этого недостаточно! – рявкнул Джордан. – Я не желаю, чтобы мою жену вынуждали и дальше лгать! – Он взглянул на девушку с улыбкой, и она ответила ему со всей любовью, переполнявшей ее сердце. – Эмили терпеть не может лжи, и я не позволю огорчать ее. Но ведь вы повсюду объявили ее дочерью леди Данди!

Граф скрестил руки на груди.

– Поэтому вот что мы сделаем. Мы распространим в свете несколько подправленную историю этого представления. Эмили, сочувствуя своей подруге Софи, добровольно согласилась участвовать в маскараде, чтобы отыскать человека, пытавшегося бежать с вашей дочерью. Это был благородный поступок, но с самого начала обреченный на неудачу, потому что я всегда знал, кто такая Эмили.

Когда Несфилд ошеломленно заморгал глазами, насмешливая улыбка появилась на губах Джордана.

– Вы ведь не знали об этом, не правда ли? Во всяком случае, в нашей истории мы скажем, что я решил помочь ей, как и мой друг Йен. Между тем мы с ней полюбили друг друга. Но когда выяснилось, что это ее собственный кузен, человек весьма обеспеченный, бежал вместе с Софи, она сдалась на вашу милость, и вы, будучи великодушным и любящим отцом, приняли кузена Эмили в качестве мужа Софи и добавили две сотни фунтов к годовому жалованью мистера Фэрчайлда.

– Вы не можете требовать от меня… – начал было Несфилд.

– Не беспокойтесь об этом, – вмешался отец Эмили. – Я не желаю больше иметь никаких дел с этим мерзавцем!

Джордан пожал плечами.

– Прекрасно. Это легко уладить. Мистер Фэрчайлд оставил ваш церковный приход из-за более чем щедрого предложения своего нового зятя.

– Никто не поверит в эти… эти ваши волшебные сказки, – слабым голосом пробормотал Несфилд.

– Вы правы, – ответил Джордан. – Но это не имеет значения. Все будут строить предположения, что же случилось на самом деле, и это послужит темой для разговоров на много недель вперед. Но поскольку тут замешано так много высоких персон, вряд ли осудят хоть кого-нибудь за участие в этом маскараде. Кроме того, это было затеяно с благими намерениями и закончилось хорошо – соединением двух пар влюбленных.

В голосе графа зазвучал сарказм:

– И поскольку все вели себя хорошо, несколькими мелкими уловками можно пренебречь. Моя жена и леди Данди будут выглядеть благородными защитницами молодых влюбленных, а вашу дочь станут прославлять за ее преданность любви. Конечно же, мы не станем упоминать, что ее молодой муж – адвокат. Мне жаль только, что вы выйдете из этой истории в образе святого.

Несфилд собрал последние остатки своей былой запальчивости:

– Если вы думаете, что я буду поддерживать эти ваши сказки просто ради того, чтобы не пострадала репутация мисс Фэрчайлд…

– Берегись, Рандолф! – предостерегала леди Данди. – Если твое имя начнут обливать грязью, это отразится и на мне тоже, а я не собираюсь служить мишенью для шуток на званых обедах.

Джордан насмешливо поднял одну бровь.

– Ну так как, Несфилд? Удастся ли нам всем выйти из этого положения без потерь, отделавшись одной лишь забавной историей? Это лучше, чем вы того заслуживаете. Но поскольку иная версия может повредить Эмили – а я больше не позволю вам причинять ей вред, – это единственный выход.

Несфилд заметно вздрогнул, услышав угрозу в голосе Джордана. Он оглядел людей, сплотившихся против него. Двое из них имели высокие титулы, а третьей была его собственная сестра. Внезапно он осознал, что борьба против такого союза может обернуться бедой только для него одного.

– Ну ладно, – проворчал он. – Но вам пятерым придется закончить этот фарс без меня. Я отправляюсь в Шотландию. Еще есть небольшой шанс, что мне удастся помешать моей дочери загубить свою жизнь.

С этими словами маркиз, тяжело ступая, вышел из комнаты и приказал подать карету.

– Приятной поездки! – сказал Джордан с угрозой в голосе.

Эмили содрогнулась. У нее создалось впечатление, что Джордан обязательно найдет способ заставить Несфилда заплатить за все, что он сделал. Не хотелось бы ей оказаться сейчас в шкуре маркиза.

Но тут Джордан удивил ее, обратившись к ее отцу:

– Вы поддержите мою историю, мистер Фэрчайлд? Я знаю, как вы не одобряете ложь.

– Я намерен всегда говорить правду, – ответил пастор, но, увидев, как встревожился Джордан, добавил: – И это совсем не трудно. Я ничего не знаю, кроме того, что слышал от других. Кто я такой, чтобы говорить о том, что происходило или не происходило, пока моя дочь была в Лондоне?

Отец Эмили окинул Джордана оценивающим взглядом.

– Сначала, однако, мне хотелось бы побольше узнать обо всем от вас и от моей дочери. Вы сейчас несколько раз упомянули о женитьбе на ней, хотя еще несколько минут назад я не знал даже, что вы с ней знакомы.

Когда Джордан нахмурился, пастор поспешно сказал:

– Поймите меня правильно. Я очень вам благодарен за то, что вы вмешались сегодня. Сам я не сумел бы даже наполовину так хорошо справиться с лордом Несфилдом, как это удалось вам. – Он еще крепче сжал руку Эмили. – И все же я почувствовал себя немного смущенным – и слегка обеспокоенным – узнав, что вы интересуетесь моей дочерью.