- Как хочешь, - он пожал плечами. - А я пойду.

- Зачем?!

- Даже не знаю. Позлить их, наверное.

- Глупо!

- Понимаешь, если я прячусь, то за каждого выбор сделает Кирилл. А когда я тут, рядом стою, то волей-неволей приходится выбор делать самому - в морду бить, игнорить или общаться, как раньше. Они не ожидают меня там увидеть, оторопеют, разъединятся. И только в этом случае получат возможность не идти на поводу у Кирилловой глупой ярости. Я из тех, кто разрешает людям выбирать.

Эта тема мне напомнила о другом:

- Как ты мне разрешил выбирать с помощью этого своего лото?

Вместо ответа он улыбнулся. Но мне было интересно выяснить детали:

- Расскажи-ка, чего конкретно ты добивался?

- Никит, я не хочу на тебя давить... Но... и бесконечно сомневаться ты тоже не сможешь.

Я обдумал смысл этой фразы и переспросил:

- Разве похоже, что я сомневаюсь?

- Разве нет? - он подался всем телом по направлению ко мне. - Разве ты уже все для себя решил?

- А может, ты просто не хочешь принять мое решение? - я играл по его правилам.

- Может быть. Но тогда помоги мне - озвучь его.

Мы давно с ним вообще не касались этой темы, сознательно избегая ее. И вот тут она нас и настигла, в машине, в двадцати сантиметрах друг от друга.

Я тоже развернулся к нему, не желая быть заподозренным в трусости, чтобы смотреть прямо в глаза.

- Ладно... - начал я, хотя это было трудно. - Я не могу сказать, что меня совсем ничего не беспокоит. Но больше склоняюсь к тому, что мне это не нужно. Когда ты уедешь, я вообще перестану об этом думать.

- Но я еще долго буду тут. Рядом. Каждый день. Ты сам на это пошел.

Я тщательно выбирал ответ:

- И хорошо, что так. Это как испытание... квест в игре. Если сейчас сверну не туда, то провалю всю миссию.

- Но хочется свернуть именно не туда? - уточнил он.

Я напрягся. Стало даже как-то холодно - от нервозности или еще непросохшей одежды.

- Нет. Я вообще не могу даже представить, что смог бы пойти... ну на все, понимаешь?

- Понимаю, - он зачем-то приблизился еще на пару сантиметров. - А зачем идти на все? Думаешь, что я тебя заставлю делать то, чего ты не захочешь? В твоей игре, если вступил в нее, то уже обязан пройти всю миссию до конца без права выхода, что ли?

Я грандиозным усилием воли заставлял себя не отпрянуть, не выскочить из машины под дождь.

- Я... не знаю.

- Тогда давай просто попробуем?

- Что? - а вот это уже паника. Я дышал неровно, рвано, я боялся и хотел узнать, что он имеет в виду.

- Никит, один этап. Закрой глаза. Доверься.

Я, наоборот, распахнул их еще шире, но дышать перестал.

Он усмехнулся, приближаясь еще ближе. У него глаза очень светлые, как зимнее небо, но, вынырнув из них, я невольно перевел взгляд на его губы. Тут же отвернулся, уставившись в лобовое стекло, за которым ничего не было видно.

Он левой рукой коснулся моего лица и медленно заставил снова повернуться к нему, а потом продвинул ладонь на затылок, пропуская сквозь пальцы мои волосы, надавил, приближая к себе. Я мог бы откинуть эту руку, мог бы ударить его. Но я этого не сделал.

- Закрой глаза и выйди из игры, когда захочешь, - прошептал он уже так близко, что я ощутил теплый воздух его дыхания. И на этот раз я выполнил просьбу.

Он коснулся моих губ мягко, чуть прижимаясь, но я ответил. Почти сразу, хотя сам от себя этого не ожидал. Когда у тебя закрыты глаза, ты не можешь делить мир на правильное и неправильное. Я растворился в этой легкой ласке, очень медленной, слишком ненавязчивой, чтобы пугать. И возможно, я первый немного усилил темп, а он как будто этого и ждал, тут же принимая подачу. Еще сильнее надавил на мой затылок, проникая языком в мой рот. Я даже не вздрогнул, я принял, я ответил. Ладонь сама легла на его шею, чтобы и я мог контролировать откат волны. И теперь я уже сам напирал, а потом отвечал на его напор. Никакого анализа, никакой самодиагностики... Просто волна, которую нужно поймать, чтобы перейти на следующую.

Дыхание сбилось, тело двинулось вперед, чтобы усилить и без того растущее напряжение... И тут Сашка отстранился, а потом прижал свой лоб к моему. Я открыл глаза, но дернуться назад мне не дала его рука, до сих пор твердо лежавшая на затылке.

- Никит...

Я молчал, успокаивая дыхание. Мне захотелось скинуть его руку, чтобы получить свою свободу обратно.

- Никит, - повторил он так же тихо. - Сейчас не копайся в себе. Не оценивай.

- Отпусти, - выдавил я.

Он тут же убрал руку и отвалился назад, снова упершись спиной в дверцу.

- Дождь закончился, - немного нервно сказал я и вышел из машины.

Сашка присоединился ко мне на берегу только минут через двадцать. Сейчас вынужденное пребывание тут, с ним, казалось очень неуместным. Солнце, как и ожидалось, уже проклюнулось сквозь тучи и разгоняло их в стороны лучами.

- Не грузись, - сказал Сашка после длительного молчания.

Наверное, я просто не мог последовать его совету. Не то чтобы я занимался сейчас тщательным самокопанием, нет. Просто в голове царствовала мутная каша. Белиберда из бессловесных ощущений и паники.

- Никит, - снова начал он, встав передо мной. - Все уляжется само собой, не насилуй себе мозг пустым давлением.

Я смог посмотреть на него. Волосы у Сашки совсем высохли и теперь представляли собой не слишком хаотичный, но беспорядок. Я снова взглянул на себя, смотрящего на него. И увидел, что сейчас мне одновременно стыдно и спокойно, мне нравятся его глаза, волосы и губы, даже когда они вот так плотно сжаты. Мне до зуда неуютно от его присутствия, но мне нравится, как я на него смотрю.

- Не гружусь я, - попытался улыбнуться.

- Вижу. Так что, мы до сих пор друзья?

Я задумался или оторопел от новой панической волны:

- Вряд ли.

- О, а ты же прихватил фотик? - его интонация внезапно изменилась. - Пойдем пофотографируем! Я там уток видел. Зум мощный?

И он, не дожидаясь ответа, пошел к машине, чтобы принести фотоаппарат. Я встряхнул головой, а потом повернулся, чтобы посмотреть ему в спину. Но когда он обернется, моего взгляда там уже не будет. Кажется, по-настоящему «сложно» наступало только теперь.

Зарисовка «О любви»


У любви есть, как минимум, три стадии: влюбленность, страсть и непосредственно само Ее Величество. Любовь - как спокойное ощущение внутренней гармонии - проявляется со временем, когда предыдущие этапы уже пройдены. Любовь - это то, что останется от чувства, когда с него слетит последняя эмоциональная шелуха. Когда говорят, что любовь живет всего три года, то, думаю, узко понимают как раз только эти этапы чувственной насыщенности. Вот только они и не вечны, они, по сравнению с настоящей любовью, излишне пафосны, излишне агрессивны. Им, а не настоящей любви, поэты посвящают стихи, они движут умами. Тот, кто пережил влюбленность, а тем более страсть, точно знает, как сильно меняются эмоции под их воздействием. Насколько мощный это наркотик. Он подавляет даже базовые инстинкты: человек может терять аппетит, сон, покой, меняются типичные реакции и характер - то есть, по всем признакам, это скорее психологический недуг, так необдуманно воспетый. Страсть не дает мыслить свободно, но при этом порождает эйфорию, как психотропный препарат, введенный в организм извне. Но парадокс заключается в том, что, даже понимая весь этот механизм, сопротивляться ему невозможно. Чем ты ближе к предмету страсти, тем тебе лучше. Приблизившись, хочется приблизиться еще. Вообще никаких вариантов. Одно направление. И это движение не заканчивается даже когда физические тела соприкасаются, нет, ты хочешь идти дальше, полностью слиться, хотя это невозможно. Секс - это просто форма обозначения конечной точки такого движения, максимально приближенная к полному растворению.

Глава 9

Естественно, что я пошел в пятничный вечер с Сашкой на речку. Наше появление было ознаменовано удивленным молчанием - тут он был прав. Если он хотел их удивить, то удивил.

- Привет всем! - оповестил Сашка и тех, кто случайно не заметил его присутствие. А потом просто пошел и сел на один из больших камней, потягивая свое пиво из бутылки.

Парни, стоявшие неподалеку, просто отошли подальше. Думаю, все ждали реакцию буйной Кирилловой троицы, и только поэтому конфликт не начинали. Я стоял неподалеку, высматривая Машу и попутно наблюдая за реакцией общественности на возмутительный факт нашего явления. К Сашке подбежала Света и, как ни в чем не бывало, уселась рядом. За ней подтянулась еще пара девчонок, которые немного наиграно, но продолжали весело обсуждать что-то свое. Светино место в компании было незыблемо, с ее помощью можно было бы тут же составить мощную оппозицию всем остальным. Но Сашка вдруг встал, отошел от девчонок и направился к центру компании, сосредоточившейся около костра.

Я понимал, почему он это делает. Раз уж пришел бесить, то беси в полную силу. И не отсиживайся рядом с дружелюбными девчонками. Внезапно раздался голос Данилы, который ненадолго вышел из своего обычного забвения:

- О, Санька, здорово, - он протянул ему руку, потом зевнул и снова вырубился, уронив голову на колени.

Данила из нас был самым старшим и самым семейным. Его жена год назад родила двойню. В компании он появлялся нечасто, никогда не пил - он приходил сюда отсыпаться. Если тут ему было спокойнее, то я боюсь представить, что творится в его счастливом доме. Предполагаю, он просто не в курсе того, что Сашку теперь положено игнорировать. А может, ему вообще от хронического недосыпания сложно разбираться в таких тонких материях, как общественное порицание.

Но удивительным стало другое. После его приветствия сразу несколько человек поздоровались с Сашкой. Как будто до сих пор ждали команды. Девчонки - очень приветливо, парни - немного скованно. И на этот раз никто не решился отойти. Все это со стороны выглядело поразительно. Ему протянули пластмассовый стаканчик с водкой, и уже минут через десять сконцентрировался кружок, из которого звучал сначала немного натянутый, но потом вполне искренний смех. Десять минут! И уже нашлись те, кто принял его! Я оставался в стороне, продолжая всматриваться в остальную толпу. Кто-то недовольно перешептывался и демонстративно сплевывал на землю, но не было похоже, что они прямо сейчас кинутся выяснять отношения с Сашкой. Нигде не было видно ни Маши, ни Кирилла, ни двоих его ближайших друзей. Я уж было решил, что как раз сегодня они не появятся, как вдруг рядом раздался голос Игоря:

- А твой дружок совсем отшибленный... - это было сказано скорее задумчиво, чем с агрессией. Я повернулся к подошедшим. У Андрея на носу до сих пор белел пластырь, а Кирилл, хмурясь, смотрел в направлении костра.

Игорь продолжил:

- Я думал, мы договорились. Какого хера вы тут забыли? - и до сих пор без злости.

- Если вам не нравится, - сказал я, - то можете сваливать.

Андрей не дал ответить Игорю:

- Заебал меня уже этот кипиш, честное слово! Ненавижу пидоров, но... я на его месте бы не пришел. Да никто на его месте бы не пришел! Если он не мужик, тогда я и не знаю, кто вообще мужик, - и сказав это, он сделал самое невероятное, что я даже вообразить себе не смог - пошел к костру и уселся рядом с ними, прикрикнув на одного из парней: - А мне водяры?!

Игоря, судя по лицу, это потрясло не так сильно, как меня - вероятно, он знал друга гораздо лучше. Он просто прокомментировал:

- Да и хер с вами обоими. Гондурас этот все равно потом уедет в свою Москву, после этого про него никто и не вспомнит. Делайте что хотите! Я только одного понять не могу - чего к нему девки так липнут? Теперь-то чего? - и не дождавшись ответа, обратился к Киру: - Угомонись уже, Кирюх. Мы ж не пацаны, из-за такой падали разборки устраивать и выходные себе портить.

И увел друга к одной из отделившихся компаний. Я в этот момент и понял, что Сашка победил. Его не станут обожать и принимать, как раньше, все подряд. Всегда найдется тот, кто сплюнет и отойдет. Но свое незначительное и еще шаткое место он отвоевал честно. Даже Кир, похоже, просто смирился.

Наконец-то нашел взглядом Машу. Она сидела совсем далеко, разговаривая с одной из своих подруг. Я понял, что она видела все, что происходит, и решила для себя, что не хочет оказаться по нашу сторону баррикад, как и большинство в компании. И я не был расстроен, потому что не ждал от нее преданности. Она имела на это право. Я несколько месяцев морочил ей голову, иногда пропадая на недели, использовал ее, даже не пытаясь изобразить хоть какую-то серьезность. Я не злился, но кажется, именно тогда я пришел к выводу, что мы больше не встречаемся.