Саша, держа в руках пластмассовый стаканчик со спиртным, присел рядом со мной, а мне протянул бутылку пива.

- С Кириллом что-то не так, - озвучил я выводы своих наблюдений.

- Что с ним не так? - без особого интереса спросил Сашка.

- Не знаю точно. Дерганый какой-то, - это и в самом деле было заметно: тот стал говорить громче, как-то неестественно смеяться, зло подкалывать друзей. Но вслух я добавил только: - Сам не понимаю, но что-то не так.

- Знаю, - просто ответил сосед.

Я удивился тому, насколько равнодушно и однозначно это прозвучало:

- Что ты знаешь?

- Сам смотри. Внимательно. Все довольно очевидно, на мой взгляд.

Тут нас потащили снова в воду, потом опять выпивка и глупые шутки. Я даже пару раз пнул мяч. Вечерело, парни разводили костер, все уже обсохли и оделись. Но веселье только начиналось. Девчонки нанизывали шашлыки на шампуры, а я время от времени поглядывал на Кирилла. Если охарактеризовать изменение его поведения одним словом, то у меня получалось «распетушился». Точно. Как будто подросток влюбился и пытается произвести впечатление, привлечь к себе внимание. Но чье? Я осмотрел всю компанию, которая хаотично мелькала вокруг, то приближая, то удаляя отдельные свои частицы. А в центре системы Кирилл, который меняется по мере приближения-удаления только одной частицы.

- Ты будешь дико ржать, - я дождался, когда девчонки отлепятся от Сашки и переключатся на какую-нибудь другую жертву. - Но у меня сложился тупой и единственный вывод.

- Ржать не буду, - заверил Сашка. Он уже был порядком под хмельком и только сейчас натягивал футболку. Девчонок этот факт огорчал донельзя, но становилось уже прохладно.

- Кирилл выпендривается перед тобой!

- Ага, - абсолютно серьезно и даже не задумываясь. - А почему он это делает?

У меня, наверное, лицо вытянулось. Конечно, ответа я не знал.

- Никит, а почему он это делает? - да, эта привычка уже не просто злит. Бесит.

Я продолжал молчать, потому что даже в уме эти слова не складывались в одно предложение.

- Ну же, сосед! - он со смехом хлопнул меня по плечу. - Ты умнее их всех, вместе взятых. Не разочаровывай меня!

Я выдавил:

- Ты. Ему. Нравишься?

- Я ему нравлюсь, - совершенно спокойно повторил он и отправился поближе к костру и шумной компании, которая стекалась в одном направлении.

***


Нет, мой мир не рухнул. Просто в голове никак не укладывалась эта мысль, потому что противоречила всему, что я знал о Кирилле и нашем сообществе старых друзей. Эти рассуждения я и озвучил Сашке, когда мы под утро возвращались домой. Но он ответил:

- Не утрируй до такой степени. И никогда не говори с ним об этом. В противном случае наживешь себе злейшего врага. Он не готов признаться ни тебе, ни мне, ни даже себе. Да он сейчас понимает в происходящем с ним меньше, чем мы с тобой, видя это со стороны.

- Мы с тобой точно один и тот же смысл вкладываем в слово «нравиться»? - я не мог до конца уловить, что он пытается объяснить.

Сашка усмехнулся и пожал плечами:

- Думаю, да.

- Ты нравишься ему... я не знаю, может, как человек? Ты интересный, необычный, вы были друзьями в детстве, и поэтому желание произвести на тебя впечатление настолько его захватило?

- Ты так думаешь или хочешь, чтобы так было?

Я себя никогда до сих пор не считал тем, кто упрощает понимание, чтобы было легче его принять.

- Нет, я просто пытаюсь понять.

- Но ты уже понял. Эта симпатия другого рода. Та самая, которая граничит с влюбленностью или страстью.

- Бред. Я знаю Кира столько лет...

- А он знает себя еще дольше! Поэтому ему так сложно. Конечно, он не думает: «Ах, я его хочу», «Оказывается, я гей!» или что-то в этом духе. Он не самоопределяется пока до такой степени.

- Ты хочешь сказать, что он гей? Кто, Кир?! - Сашка сам первым произнес это слово, и оно резало слух.

- Нет, конечно.

Я остановился и потряс головой.

- Теперь я вообще ни черта не понимаю!

Сашка тоже был уже почти трезвый, и, может быть, от усталости его улыбка была какой-то невнятной, мерцающей. Как будто он хотел улыбнуться широко и не хотел улыбаться одновременно. Как будто ему было интересно продолжать эту тему, но он не был уверен, что ее нужно продолжать.

- Никит, попробуй объяснить сам. Я не знаю, в каких словах эту мысль тебе будет понять легче.

Я задумался надолго, и какое-то время мы шагали в тишине. Рядом с домом бабы Дуси остановились.

- Он не влюблен в тебя, - я подбирал слова, отражающие мои внутренние рассуждения. - Пока. Он как будто примеряет это чувство. Прикладывает к себе. Но еще не готов считать его своим. Потому что признав такие эмоции в себе, он уже не сможет считать себя тем, кем был раньше. Сейчас он ни гей, ни натурал, и все будет зависеть от того, хватит ли ему стойкости полностью отказаться от этих эмоций.

- Или смелости их принять, - усмехнулся Сашка. - Да, я думаю так же. Теперь все?

Мне показалось, что он прямо сейчас готов распрощаться, даже с некоторым облегчением.

- Нет! - остановил я. - Если я прав, то сам факт такой внутренней борьбы говорит о том, что изначально он к этому готов не был. Ему не нравился никто из парней до тебя! Это... его первая примерка таких эмоций!

- И? - как-то устало.

- Что-то должно было толкнуть его на эту мысль.

- Например что?

- Ты знаешь. Мне кажется, что ты знаешь! - я вдруг отчетливо это понял. Как заодно и то, что Сашка не захочет отвечать.

- Знаю. Но не хочу об этом говорить тебе.

- Выкладывай уже! Мне теперь очень интересно, а значит, рано или поздно, тебе придется рассказать.

Он вздохнул, продолжая глядеть куда-то в сторону светлеющего неба.

- Лучше бы поздно... А сейчас я все испорчу. В общем, в тот первый день, когда мы уже с ним одни остались, болтали о том, о сем. И я ему сказал, что я гей. Ты бы видел его реакцию! Он чуть не проблевался, пытаясь объяснить, что об этом думает. Но с тех пор он эту мысль и мусолит в голове, привыкает к ней, смотрит на меня по-другому.

- А зачем ты ему это сказал? - мой голос прозвучал откуда-то со стороны.

- Потому что так и есть, - он посмотрел мне в глаза, криво улыбнулся и развернулся, чтобы открыть калитку.

И вот теперь мой мир рухнул.

Глава 3

Зарисовка «О геях и пидорасах»


В нашей устной речи слова «гей» не существовало. Нетрадиционщики были «пидорами», а за полным отсутствием каких бы то ни было нетрадиционщиков, «пидорами» назывались просто все, кто не нравился. Украл деньги у соседа - пидор, плохой начальник - пидор, отказался подменить в смену - пидор, учился в тридцать шестой школе - пидор. Думаю, это несколько размазало смысловое значение слова по сравнению с первоначальным вариантом. Пидорасов, которые спят с другими мужиками, мы особо никогда и не обсуждали. Хотя в интернете идет настоящая третья мировая по этому поводу. Люди делятся на два фронта: тех, кто ненавидит пидоров, и тех, кто их защищает, а соответственно, сам является пидором. Я для себя давно решил не вступать в споры на эту тему. Я терпеть не могу нетрадиционщиков, но и далек от того, чтобы ратовать за их физическое уничтожение, ссылки в лагеря и прочие аналогичные предложения. Чем люди занимаются в своих спальнях по добровольному согласию - только их дело. Извращенцев вообще немало, но отчего-то в нашем обществе ненависть строго сфокусирована только на гомосексуалах. А тут уже у меня отключается личное, я хочу понимать механизмы. Почему в развитых странах другое мнение на этот счет, ведь еще недавно они точно так же, как сегодня мы, относились к геям? Они просто эволюционно пережили этот этап, а остальные до этого еще не дошли? Или природа вкупе с идеологией изобрела способ ограничивать рождаемость естественным путем - задача, которая раньше успешно решалась только за счет войн и эпидемий? Как бы то ни было, но Россия с ее демографическими проблемами такой роскоши себе позволить не может. Именно поэтому пропаганда гомосексуализма у нас вредна. Плотность населения, соотношение полов, уровень рождаемости - да у нас и без геев скоро некому будет жить и работать! Но до таких тонких материй, как экономика и политика, простому обывателю дела нет. Гораздо продуктивнее привить эффективную норму, и тогда общество будет само следить за собой, не требуя дополнительных издержек со стороны государства. Мне отчасти жаль тех бедняг, которые, может, по природе своей другие, и мало кто из них всерьез заслужил проблемы, с которыми вынужден сталкиваться в атмосфере синхронного неприятия. Но это как раз тот случай, когда коллективный интерес нужно поставить выше частного. А со своей стороны я наотрез отказываюсь использовать слово «пидорас» по отношению к геям. Потому что оно унижает. Но не их, а говорящего.

Я никак не мог уснуть. Вспоминая и анализируя каждую мелкую деталь, которую узнал о Сашке за это время, я не был в состоянии выцепить то, что натолкнуло бы меня на мысль о его ориентации раньше. Не было никаких пристальных взглядов ни в мою сторону, ни в сторону кого-то из парней, он заигрывал с девчонками, в его внешности или одежде не было ничего «немужественного». Он сказал: «А сейчас я все испорчу» - и это был, безусловно, страх испортить наши с ним отношения. Кирилл, оказавшись в такой непростой ситуации, вряд ли станет об этом распространяться, я - тем более. Сашка знал меня уже достаточно хорошо, чтобы в этом не сомневаться. И вот тут возникает очень сложный вопрос: наши с ним отношения - дружба или с его стороны что-то другое? Что именно он боится потерять?

На секунду представил, могу ли я испытывать к нему романтическую симпатию, но тут же отказался обдумывать эту мысль. Это действительно полностью разрушит нашу дружбу моим устойчивым отвращением.

Для себя я успел решить только одно: мне дружба с ним не настолько важна, чтобы держаться за нее до последнего. Конечно, я понимал, что тот уровень общения, который он задал между нами, ни один из моих знакомых потянуть бы не смог. Потому и ответ простейший: если это только дружба, то ей быть, а если добавляются какие-то другие аспекты, то я своим психологическим комфортом рисковать не стану.

На следующий день я пропустил регулярный визит к бабе Дусе. Просто пока был не готов. Сашка у нас тоже не появлялся, и я решил, что он дает мне время все обдумать. До него я не встречал никого, кто так хорошо разбирался бы в людях, поэтому и не ждал давления или необдуманных шагов, которые окончательно бы разрушили нашу дружбу. А завтра начинается рабочая неделя, последняя до моего долгожданного отпуска. Хотя отпуск уже почему-то не казался таким желанным.

Однако же я Сашку переоценил. Опять влез ко мне в комнату посреди ночи, разбудив будто специально усиленным грохотом оконной рамы. А потом просто включил свет.

- Никит, поехали на речку, - дождавшись осмысленно-негодующего взгляда, негромко сказал он.

Я не знаю, что разозлило сильнее - что он не дал мне достаточно времени переварить вылитую информацию или что он срать хотел на мою утреннюю смену. И я не нашел способа лучше излить свое раздражение, чем сказать:

- Уебывай отсюда, пидорас.

Он, глядя куда-то в сторону, медленно кивнул, но продолжал едва уловимо улыбаться.

- Потом извинишься за это. Только не забудь. А сейчас поехали на речку, - он говорил так же тихо, но в голосе прозвучала непривычная для него жесткость.

- А если нет, кинешься в драку? - усмехнулся я.

- Нет. Я не стал бы тебя бить. И не позволил бы тебе бить себя. И закатывать истерики я не позволю ни тебе, ни себе. Я просто хочу, чтобы ты начал вести себя как человек, которого я знал до сих пор.

- О, похоже, цель моей жизни - оправдывать твои ожидания, - съязвил я, но уже сдавшись.

Встав с постели, я и не думал начинать скромничать, выпрямился, а только потом демонстративно начал одеваться. Это он тут гей, пусть он и решает, как должен вести себя в присутствии полуголого мужика. Но Сашка просто исподлобья продолжал смотреть мне прямо в глаза, ничуть не напрягаясь от этой фальшивой демонстрации.

В машине мы ехали молча, пока я не решился:

- Ладно. Ты это... извини меня. Я не должен был так говорить.

- Ого, быстро ты думать начал. Я в восторге. Извинения приняты.

Во всей ситуации сильнее прочего раздражало, что он оставался хозяином положения, несмотря на то, что все должно было быть иначе. Поэтому я решил уточнить с некоторой долей издевки: