Иосиф Гольман - Защитница. Любовь, ненависть и белые ночи

– Наша задача, – жестко продолжила Шеметова, – найти в деревне его друзей. Понять вместе с ними, почему дружили. Чем он был хорош. И донести все это до публики и судьи. Образно говоря, вытащить Лешку из клетки, хотя бы виртуально, в их речах и рассказах. Увидят в парне человека – пусть и жестоко оступившегося, – появится шанс. Не увидят – не появится, уж больно статьи страшные.

– Ясно, – сказала Анна Ивановна. Она уже была, как всегда, в рабочем тонусе. – К утру будет список друзей.

– Отлично, – подытожила адвокатесса.

Есть уже не хотелось ни ей, ни Олегу Всеволодовичу. Так много вкусного сразу они давно не пробовали.

Решили, с разрешения хозяйки, пойти прогуляться по деревне. Дочки Куницыных начали было объяснять дорогу, но Анна Ивановна, видя желание гостей выйти на свежий воздух, оборвала многословных доброхотов:

– Не потеряются. Три улицы – вдоль, одна – поперек.

На всех четырех указанных улицах уже была ночь.

Отнюдь не кромешная – архангелогородцы не зря шутят, что в Петербурге белых ночей не бывает, только серые. А уж белые – это у них, на Северах. В домах даже света не зажигали. Да и чего его зажигать, когда большая часть деревенских уже почивала. В деревне всегда рано встают и рано ложатся, подчиняя свой график естественным жизненным ритмам.

На улице было прохладно, однако не настолько, чтоб возвращаться за курткой.

Зато достаточно, чтоб вспоминать о смрадном московском зное как о чем-то ужасном, но очень далеком.

Впрочем, здесь и в жару было бы не так душно, как в московских асфальтово-каменных джунглях. Здесь, в деревне, джунгли были натуральные, хоть и северные. Деревья росли гуще, чем в парке. А живые изгороди росли так свирепо и колюче, что забор при них представлялся ненужным.

– Красиво, – сказала Шеметова Олегу.

– Очень, – необычно кратко ответил он, неторопливо вышагивая рядом.

– Не заскучаем за выходные? – спросила Ольга.

– Здесь работы на неделю.

Несколько шагов прошли молча.

– А о чем ты думаешь? – спросила Шеметова.

– Я вообще не думаю, – получила неожиданный ответ. – Этот воздух меня алкоголизирует.

– Тебя не только воздух алкоголизирует, – съязвила Ольга: ее партнер, обычно непьющий, позволил себе «с устатку» пару стопок холодной беленькой.

– И воздух тоже, – улыбнулся Олег Всеволодович. Она не видела улыбки, все же не настолько было светло. Но почувствовала ее.

Воздух действительно был феноменальный. Прохладный, вкусный, напоенный ароматами трав и цветов.

А еще – как будто сгустившийся. Обычно человек дышит машинально, автоматически, не замечая своих вдохов и выдохов. Здесь же дышать этим «концентратом» значило получать ежесекундное удовольствие.

Они прошли по длинной улице до конца. Кстати, не по земле, влажной от недавнего дождика и вечерней росы. А по довольно широкому деревянному тротуару. Свернули на боковую улицу и еще раз свернули, возвращаясь к дому Куницыных по параллельной.

Опять навалилась тишина, мягко прерываемая лишь пением ночных птиц да шуршанием насекомых. Трассу не было слышно; то ли из-за удаленности, то ли по причине позднего времени по ней никто сейчас не ездил.

– Олег, – прервала молчание Ольга. – Как думаешь, мы его вытащим?

– Не знаю, – понял вопрос Багров.

Речь не шла об освобождении. Речь шла о сроке, после которого человеку еще возможно пожить. Да и смертная казнь, несмотря на мораторий, нависала тяжелой глыбой.

– Я ж не спрашиваю, знаешь ты или нет, – рассердилась Шеметова. – Я говорю, как думаешь?

– Думаю, шанс есть, – ответил Олег Всеволодович. – В общем-то, это была пожизненная травля младшего старшим. Нельзя ж ее менять на пожизненное заключение.

– И я думаю, шанс есть, – сказала Ольга.

Если честно, еще минуту назад она так не думала. Потому что ей вдруг стало страшно. Мгновенно привиделось, что все их с Олегом усилия, все эти перелеты, раздумья, все ожидания Анны и Виктора – впустую. Только потеря куницынских денег и нервов. Но Олег ответил, и уверенность снова заставила ее голову включиться в обдумывание вариантов действий.

«Все-таки я пока слабый адвокат, – самокритично решила Шеметова. – Сильный не должен испытывать страх». А вслух сказала:

– Уверена, что отобьем парня.

– Не отобьете, – ответила пустота. – Он убийца. И будет сидеть до самой своей смерти.

Они оба повернулись на голос, но не увидели ничего и никого. Только густые переплетенные ветви облепихи и ивовых кустов.

Ольга вновь испытала чувства страха и неуверенности. Вернул ее в реальный мир Олег Всеволодович. Он взял девушку под руку и жестко ответил невидимому собеседнику:

– Поживем – увидим. Тоже мне, пифия ночная!

Больше с ними разговаривать не захотели. Наверное, за пифию обиделись. Однако продолжать прогулку настроения уже не было.

Что ж, работка предстояла не из легких.

Впрочем, люди, прилетевшие в деревню Заречье из далекой Москвы, тоже были не из тех, кто ищет легких путей.

Встали рано утром, свежие, выспавшиеся, словно проспали не шесть часов, а все двенадцать. Похоже, волшебный воздух действительно сказывался.

После вкусного завтрака – гречневая каша, томленная в русской печи, и парное молоко – Ольга и вовсе почувствовала прилив сил.

Не терпелось тут же куда-то бежать, с кем-то беседовать, что-то готовить. Шеметова даже слегка обиделась, когда Олег Всеволодович сообщил, что никуда идти не намерен. Еще более поражало то, чем он собирался заняться. С помощью Виктора, который и в электронике чувствовал себя уверенно, они налаживали телефонный, но достаточно быстрый Интернет: «железо» Багров, как оказалось, привез с собой. Неужели в Москве не наинтернетился, чтобы еще и здесь, в самой гуще событий, выключаться из реала?

Олег в ответ на ее робкие возражения лишь улыбнулся. Типа отстань, женщина, мужчина знает лучше. Ну ладно.

У них по-прежнему ничего не продвинулось в отношениях, но Ольга начинала ощущать родство душ. Это и радовало, и грело. А еще давало уверенность, что пройдет время – и женщине уже не скажут «отстань». Ведь нелепо было бы представить, чтоб Виктор сказал такое Анне. Вот и у них будет так же, мечтала она. Однако, поскольку партнер в данный момент променял ее на Всемирную паутину, Шеметова решила идти в народ одна. Да и зла на Олега не держала: он намеревался подсобрать информации на основных участников процесса – и судья, и прокурор уже были назначены, а в Сети это сделать проще всего. Кроме того, Багров хотел поискать что-нибудь по убиенному майору Куницыну.

Дома он этим не занимался, потому что, во-первых, был предельно занят, а во-вторых, недооценил глубину проникновения айти-технологий в быт жителей медвежьего края. Теперь же выяснилось много интересного. Например, отдельные сайты имелись не только у райцентра Любино, но даже у некоторых деревень. До Заречья, правда, пока не дошло, тем не менее покойный Алексей Васильевич Куницын оперировал не только в Заречье. Так что представившейся возможностью не стоило пренебрегать.

Короче, партнеры повторили судьбу всех крупных разведок мира. Кто-то по старинке добывал информацию в плаще и с кинжалом, кто-то – с помощью компьютерной сети и перехватов. Второй способ, конечно, более прогрессивен и перспективен, однако и первый, особенно в масштабе отдельно взятой деревни, тоже пока себя не исчерпал.

Насчет плаща, кстати, была сущая правда: на небе солнце то и дело пряталось за серьезного вида тучами. Анна Ивановна не выпустила девушку «в поле», пока та не надела легкий белый плащик. От кинжала Шеметова бы тоже не отказалась, никак не могла забыть вчерашний голос, прозвучавший прямо из пустоты. Так и нервный срыв можно заработать.

Но днем совсем не было страшно. Солнце, хоть с переменным успехом, пока светило. Без ветра было совсем тепло, с порывами – терпимо. Хорошо, что навязали одежку, еще раз мысленно поблагодарила заказчицу Ольга.

Маршрут ее пролегал по деревне примерно так, как они вчера вечером гуляли. Сначала – по главной улице, сегодня совершенно сухой и сплошь поросшей свежей изумрудной травой. Покрытие было как на английских газонах – густое, ровное и короткое. Виктор успел объяснить почему: трава росла буйно и густо, у всех живность. Вот каждый и окашивал прилегающий участок.

Молоко получалось таким же чистым, как после лугового сена: машины по деревне ввиду малочисленности населения почти не ездили. К тому же с шоссе было два съезда, ближний и дальний – на последнем как раз и подстерег Куницын-младший своего губителя и одновременно жертву. Так что автодвижение, которое могло бы вытоптать зелень на деревенской улице, и в самом деле было минимальным.

Уже свернув с центральной налево, Шеметова приметила вторую схему создания «английского газона». Коза, как компьютеризованная газонокосилка, аккуратно и начисто скашивала всю, до травинки, зелень. Постепенно – примерно за пару часов безостановочного труда – она создавала космического вида окружность вокруг вбитого в землю колышка, к которому была привязана.

Ольга немного даже постояла рядом, с уважением наблюдая за работой столь совершенного агрегата. Коза, наклонив рогатую голову и почти касаясь тонкими губами земли, срезала траву на расстоянии не более двух-трех сантиметров от корня, после чего с явным удовольствием перетирала ее своими немаленькими зубами. Животное никуда не торопилось и не обращало никакого внимания на незваного гостя. Однако даже за те несколько минут, что Шеметова потратила на непривычное зрелище, сумела заметно продвинуться в своем полезном и приятном деле.

«Это и есть высокий профессионализм», – вздохнула Ольга. Чистые, ровные круги виднелись то там, то здесь, часто смыкаясь – земли в деревне было достаточно, но и коз тоже хватало. Шеметова с детства уважала высоких профессионалов. Однако, поскольку козой ей быть в этой жизни не светило, следовало срочно приступать к делам.

Для этого даже ничего не пришлось делать.

Баба Маня – как выяснилось, хозяйка суперкозы – подошла к девушке сама.

– Говорят, ты аблакатша? – в лоб поинтересовалась бабуся. Ей, навскидку, было никак не меньше девяноста: маленькая, ссохшаяся и сгорбившаяся.

– Да, адвокат, – подтвердила Ольга.

– Что ж они, ироды, с мальчиком делают! – вдруг громко, в голос запричитала старая женщина. – Креста на них нету! Столько лет этот боров Лешку мучил! А теперь ему всю жизнь сидеть?

– Вот, бабуля, этим и будем заниматься, – обрадовалась Шеметова возможному свидетелю со стороны защиты. – Нужно как можно больше фактов, что убитый издевался над юношей.

– Рот закрой, старая, – это незло пробурчал нарисовавшийся рядом дед, на вид еще лет на сто старше бабки. – Потащат в суд – будешь знать, – пригрозил он ей.

Бабка сразу испуганно примолкла.

– А почему же не сходить в суд? – мягко спросила Ольга. – Разве вам не жалко мальчишку?

– Всех не пережалеешь, – добродушно ответил старик, свертывая цигарку из кусочка газеты и табачной трухи, которую он хранил в специальном (не обычном, пластиковом, а полотняном) мешочке.

Шеметова во все глаза наблюдала за процессом: такого она не видела ни разу в жизни. Нет, понимала, конечно, что сигареты сами в поле не растут, как и булки. Но одно дело – понимать, другое – наблюдать воочию.

– Будешь? – спросил дед, неправильно расценив ее интерес.

– Не-ет, – испуганно замотала головой адвокатесса.

– А я слышал, все городские девки курят и пьют, – сказал он. Потом мечтательно добавил: – И распутничают.

– Не все, – сказала Ольга, тоном извиняясь за то, что разрушила сладостную картину.

– Ну, как скажешь, – не стал настаивать дед.

– Так почему ж за мальчишку не заступиться? – попыталась перевести разговор в нужное русло Шеметова.

– Потому что он убивец, – веско сказал старик. – Меня дед Андрей кличут.

– Меня – Ольга, – представилась адвокатесса и с удивлением обнаружила, что бабуля была явно недовольна завязавшейся беседой.

«Неужели ревнует?»

Оказалось, просто была не согласна.

– Так сколько лет он мальца стращал? – затараторила она. – Как напьется, так всем хвастает. Мол, этот бандюк на свободе долго не проходит. А бандюку-то и пятнадцати тогда не было!

– Ружья крал? – веско спросил дед.

– Господи, это что, ружья? – презрительно скривилась бабка. – Воздушки, пукалки. И не он был верховода.

– Много ты знаешь, кто был верховода! – А затем старик сказал фразу, многое объясняющую: – Алексей Васильич был власть. Не ты его ставила. И не я. И не нам его обсуждать.

«Господи, сколько ж еще лет наши люди будут так рассуждать? – расстроилась Ольга. – Или столетий?»

Но отпор раболепным настроениям деда Андрея незамедлительно дала бабка.

– Это ты так говоришь, потому что твой сын был власть, – сказала она. – А вот помер, бедолага, о тебе хоть кто вспоминает?