После чая с пирожными – их тоже принес Бойко – бывший прапорщик деловито прошелся по квартирке Неонилы. В итоге в туалете появился свет (до этого без малого год хозяйку выручал лишь фонарик в мобильном телефоне), в унитазе перестала постоянно течь тоненькая струйка воды, а дверь в спальню, наконец, начала закрываться, причем без скрипа. Последним преимуществом влюбленному прапорщику воспользоваться практически пока не удалось, но он, помня старика Суворова, четко знал, что любую крепость можно взять. Если не штурмом, то осадой. Главное, чтоб правила осады соблюдались неукоснительно.


Постепенно квартирка Нилы преобразилась.

Нет, она не стала больше или роскошнее. Просто все в ней теперь работало, причем без запредельных люфтов и неприятных звуков. Отодранное было привернуто или приклеено обратно, а разболтанное свинчено и отрегулировано.


Неонила, конечно, не слепая. И не из детского сада. Все видела, все понимала. И не сказать, чтоб ей было неприятно.

Однако даже слегка жалела бравого военного пенсионера. Несмотря на теперешнее знание Кафки, вряд ли ему что-либо светило. Как девушка – пусть и не юная, но – честная, пыталась намекнуть на это обстоятельство, но прапорщик делал вид, что не понимает столь тонких намеков.

Библиотекарша не настаивала.

Во-первых, боялась обидеть.

Во-вторых – он же своим присутствием не отгонял от нее других, более достойных кавалеров. Которых, к тому же, просто не было.

И, наконец, было еще в-третьих. Она незаметно сдружилась с Петром Ивановичем. Пусть не как Ромео с Джульетой. Скорее, как…

Вот с определением наметившейся дружбы было сложнее. Всплывали в памяти книжные примеры: Дон Кихот с Санчо Пансой, Д,Артаньян с Планше. Лезли в голову даже Робинзон с Пятницей, впрочем, последнюю аналогию она старалась от себя отгонять.


В общем, замуж конкретно за данного представителя мужского пола Неонила по-прежнему не хотела, а вот поехать отдохнуть к знакомым на дачу – к тем же Рожковым, в лесу побродить да в озере искупаться – библиотекарша была уже вполне готова.

Единственно – Бойко сначала предложил ей прогулку на природу вдвоем. На это она пойти не могла. Но и просидеть очередные выходные в такую чудесную погоду было обидно.

Короче, несмотря на позднюю осень, решили пойти погулять в Парк Горького, сильно изменившийся за последние годы. Даже не так: ставший из унылой площадки с деревьями территорией, в которой каждый мог найти себе развлечение по душе. Деревья при этом тоже никуда не исчезли.

В итоге все равно поехали к Рожковым, о чем – ниже.


Петр Иванович заехал за ней ровно в десять утра, как и договаривались. Неонила, будучи настоящей женщиной, была готова к выходу в 10.45. Соответственно, сорок пять минут Петр, не выказывая никакого неудовольствия, просидел на кухне, попивая чаек. Еще точнее, чаек он попивал треть указанного времени, за оставшееся успев починить отказавший утюг и заменить прокладку в допотопном кухонном кране.

– Зачем? – не поняла Нила. – Подумаешь, три капли в час.

– Не положено, – не оригинально объяснил прапорщик. – Тем более, у тебя водомер стоит индивидуальный. – Он, кстати, путался с «ты» и «вы», не зная, на чем уже можно остановиться. Нила принимала любой вариант, однако поводов к сближению не давала.

– А если б не индивидуальный? – подколола она. – Тоже не положено?

– Тоже, – подтвердил Бойко. – Вода – достояние человечества.


Когда он так вот, невзначай, впаривал ей какую-нибудь банальность, она слегка дергалась. Но, уловив однажды его незлую усмешку, сделала предположение, что в данном случае скорее проверяют ее стандарты юмора, чем используют свои стандарты общения.


День выдался солнечный, дождя не предвиделось, так что, пусть и с запозданием, но такая осенняя прогулка обещала быть приятной. В слякоть-то не погуляешь.

– Я готова, – наконец, объявила женщина.

В коридоре мельком оглядела себя в большое зеркало. А что, есть что показать мужчинам. Собственно, она и показывала, в рамках своего понимания приличий: стройные ноги, аккуратная фигурка, обтянутая платьем так, чтобы все, что надо, демонстрировалось, однако обвинений в легкомысленности (или, не дай бог, в несоответствии возрасту) не вызывало. То, что она одета правильно, подтвердил и пойманный ею взгляд Бойко.

Впрочем, все давно шло к тому, что одень она на себя мешок из-под картошки, прапорщик все равно будет приятно впечатлен.

«Эх, почему ты, Петр Иванович, не принц?» – привычно вздохнула Нила. И так же привычно отогнала от себя эти мысли: впереди были приятные четыре часа, зачем их омрачать вопросами, на которые нет ответа?


Она закрыла квартиру, легко и без усилий провернув ключ на два оборота. Об этом стоит упомянуть, потому что ранее закрывание двери было процессом творческим и не быстрым. Открывался замок всегда сразу, легко, а вот закрывался в прямом смысле слова со скрипом. Порой вообще не закрывался, тогда Нила звонила начальнице, что задерживается, и возвращалась плакать в подушку. Погоревав – не столько про ключ, сколько про жизнь – она снова шла к проклятой двери, и чертов ключ немедленно проворачивался.

Нила уже думала, что есть в этом нечто мистическое. Однако появившийся как-то в подобный момент прапорщик отобрал у нее ключ, рассмотрел его внимательно, достал из кармана всегда бывший при нем универсальный набор, выполненный в виде складного ножа, только с очень толстой ручкой и большим количеством начинок.

Начинки пошли в ход, от плоскогубцев до надфилей. В итоге мистика умерла – ключ работал безотказно: и на открытие, и на закрытие.

И хотя итог не мог не радовать, Неониле было чуть жалко несостоявшейся тайны.


Вот и теперь, закрыв дверь без усилий, она вновь испытала свое странное ощущение. Мельком глянула на Петра Ивановича – не заметил ли? А то Кафка в книжке – еще куда ни шло. Но вот Кафку в жизни бывший прапорщик вряд ли вынесет без потерь.


Но нет, он был занят, отвечал на звонок мобильного.

– Да, Виталь, слушаю.

Там пошел какой-то текст, не слышный Неониле. Однако она видела, как Бойко напрягся.

– Не очень, Виталь, – ответил тот. – Если только не архиважное. Мы тут на прогулку собрались. В парк Горького.

В следующую паузу Нила поняла, что неведомый ей Виталий все-таки говорил про архиважное. А потом, из реплик Бойко, и Виталия вычислила, и ситуация нарисовалась. Похоже – крайне неприятная ситуация.

– Мальчик укусил собаку? – переспросил Бойко. – Собака мальчика? Господи, за лицо!

Дальше опять пауза.

– Сейчас спрошу, – наконец, поникшим голосом сказал прапорщик и зажал микрофон ладонью.

– У Рожковых беда. Мишка, помнишь его? Волчонок из Стожков. Ел котлету у них. Аргентум подошел на запах. Мишка укусил его за нос, а тот в ответ цапнул в лицо. Валентина в истерике, Виталик тоже паникует. «Скорую» вызвали. Просят подъехать. Что делать?

Неонила оценила его вопрос.

Для прапорщика Бойко помощь друзьям, да еще в экстренной ситуации, была вопросом необсуждаемым. Но он шел гулять с любимой женщиной, и все его принципы дали трещину.

– Поедем вместе, – сказала Нила. Бойко сразу расслабился, и если б не ситуация с покусанным ребенком, наверное, вообще расцвел бы от счастья.

– Поехали, – сказал он.


Они спустились вниз, к машине Петра.

Автомобиль тоже достоин отдельного рассказа. Ездил бывший прапорщик на черной «Волге» ГАЗ-24. Тоже бывшей – раньше возила какую-то важную номенклатурную единицу. Потом лет двадцать гнила в разных гаражах, пока, наконец, не стала личной собственностью Петра Ивановича.

Он относился к ней точно не как к средству передвижения.

Впрочем, к «Волге» с почтением относятся, наверное, все, кто пожил в Советском Союзе. Прежде всего эта машина определяла статус владельца. Лучше и дороже автомобиля в СССР не было. По крайней мере, из продаваемых обычным гражданам.

А цена ее в ту пору равнялась – Петр Иванович сам видел в автомагазине в Южном порту, на крутящемся подиуме – 15 650 рублей. Для сравнения, первый оклад Петра Ивановича был 150 рублей. И это далеко не самый низкий оклад для молодого человека. Выпускники вузов получали от 90 до 120 рублей в месяц.

Так что большинству граждан оставалось лишь разглядывать красавицу в магазине. Испытывая, тем не менее, нескрываемый пиетет к этому топ-сегменту советского цивильного автопрома.

А поговорки какие бытовали!

Например, на «Волге» не ездили, а рассекали. И зачастую не на «Волге», а на «Волжанке». Так почему-то казалось круче.

Или другая, тоже широко распространенная идиома: «Волга» – живет долго!». В сравнении с «Москвичом», «Запорожцем» и недавно появившимися «Жигулями» (бывшим «Фиатом-124») – истинная правда. Мощный двигатель легко таскал толстый металл.

Злопыхатели, правда, указывали на то, что «Волгой» должен рулить не просто водитель, а механик-водитель. Все требовало чуть не ежедневного смазывания, подкручивания и проверок. Но в России никогда не было проблем с механиками-водителями. Зато смазанное, подкрученное и проверенное гарантированно доезжало даже до Берлина.


В общем, как только предложили Петру Ивановичу это чудо, так он сразу и согласился, тем более, что нынешняя цена авто на ходу была меньше, чем у хорошего велосипеда. И поскольку руки у прапорщика были приставлены как надо, то сегодня его «Волга» казалась скорее ухоженным дорогим ретро-автомобилем, чем недобитым осколком прежней роскоши.


Нила с удовольствием впорхнула в предупредительно раскрытую дверь, на удобное и широкое пассажирское место. Снаружи машина была черной, изнутри – шикарной черно-красной. Да и ездила очень прилично: быстро, ровно, легко держа курс. Про расход топлива Неонила не спрашивала: в доме повешенного не говорят о веревке.


По случаю выходного выбрались за город легко, уже обратный поток потихоньку начинался.

– Я все-таки не поняла. Мальчик действительно укусил собаку? – спросила Нила.

– Не удивлюсь, если так и было, – мрачно ответил Бойко, легкими движения руля удерживая машину на заданной траектории.

– Да, помню его глаза, – вздохнула женщина. – А ведь это ребенок. – И вдруг, не по теме:

– Бедная Белла!

Хотя – почему не по теме…

Прапорщик только вздохнул невесело.

– А у вас дети есть? – вдруг спросила, непонятно с чего, Неонила. Сам Бойко о своем прошлом никогда не рассказывал.

– Нет, – односложно ответил тот. Потом добавил:

– Женщина, которая мне очень нравилась, не поехала со мной. Развелась.

– Куда не поехала?

– На Севера́. В Мурма́нск, – прапорщик в обоих словах ударение делал на букву «а».

– А вам обязательно было ехать? – очень по-женски спросила библиотекарша.

– Мне – обязательно, я присягу давал, – непривычно жестко ответил Бойко. И, испугавшись собственной резкости, попытался объяснить:

– У нас с вами разные принципы.

– У кого? – не поняла собеседница.

– У мужчин и женщин. У нас главное – слово и дело.

– А у нас? – подумывая, не обидеться ли, спросила Неонила.

– А у вас – не знаю.

– Вот и поговорили, – усмехнулась Нила. Потом, решив все-таки не обижаться, высказала волновавшее:

– Отдать бы этого Мишку Белле. Было бы справедливо.

– Не положено, – опять проявил строптивость прапорщик.

– Почему не положено? – теперь уже Неонила рассердилась всерьез. Что он о себе думает, этот Бойко?

– По закону. При живой матери. Да и не справится она, – неохотно ответил тот.

– Почему не справится? – еще раз спросила Нила, хотя уже сама поняла, почему.

– У Беллы, кроме любви, ничего нет. А с волчатами одной любви мало.

– Что, еще плетка нужна?

– Если кого любишь, то плетка никогда не нужна, – снова спокойно не согласился Петр Иванович.

– А что же тогда? – допытывалась Нила. Ей действительно стало интересно.

– Понимание, за что берешься. И готовность к проблемам.

– А вы, значит, готовы к проблемам? – Ниле все это начало напоминать какие-то сексистские выпады.

– Нет, не готов, – неожиданно ответил Бойко. – Потому и не берусь.


Дискуссия затихла.

Под мощный гул движка Нила задремала, а проснулась оттого, что Петр Иванович выключил мотор.

Приехали.

Сразу увидели «Скорую», сельский вариант – серый УАЗ-буханка, с красным крестом.

Вышли из машины. Зашли в калитку.

Врач – точнее, как выяснилось, женщина-фельдшер – работал в домике.

Обрабатывал малышу лицо.

Все действительно оказалось серьезно. И именно так, как рассказал Виталий.

Голодный Мишка пришел, как всегда, поесть. Ему дали свежеподжаренную котлету. Аргентум не удержался, подошел поближе. Огромный ротвейлер, раза в три тяжелее ребенка, никак не ожидал, что его инстинктивное любопытство вызовет такое же инстинктивное нападение.