Не выбрали – меняй профессию. И, бывает, меняют: уходят в юрисконсульты или даже в бизнес. Ольга знала одного бывшего адвоката, который возглавил… ритуальный сервис. Такое тоже бывает.


А вот Шеметова никогда свою адвокатскую жизнь ни на что не променяет.

И дело вовсе не в деньгах. Дело в том, окрыляющем душу, чувстве, когда идешь на работу, а сердце поет от предвкушения.

Ольга – защитница по жизни. Такой родилась, такой и останется. Так что причем здесь деньги?

Да и Олег такой же.

Адвокат сумасшедший. Трибун пламенный. Защитник униженных и угнетенных.

Вот он, рядом дрыхнет. Вчера допоздна работал.

Тоже сегодня денек выкроил, чтобы с Ольгой побыть.


То, что он ее любит – сомнений не вызывало.

То, что Багров для Шеметовой – лучший мужчина в мире, тоже было непреложным фактом.

Единственное, чего не хватало Ольге – того самого пресловутого штампа в паспорте. Нет, конечно, вслух она говорила ровно обратное. Что, мол, штамп ничего не решает, что любовь – она в сердце, а не в синей печати. Да мало ли чего умного и красивого может наговорить профессиональный адвокат?

Но на детектор лжи она бы с этими утверждениями пойти не рискнула.

Потому что не просто хочет этого самого штампа, а ОЧЕНЬ хочет.

И ей непонятно и обидно, почему такой умница и тонкий психолог, как Олег Всеволодович Багров, этого не понимает.

Почти десять лет жить вместе – запросто.

А отнести жалкую бумажонку-заявление в ЗАГС – все как-то руки не доходят. Точнее – ноги.

Эх, Олежка! В чем-то – такой умнющий. А в этом – дурак-дураком!


Негромко зазвонил домашний, стационарный телефон.

Чтобы не будить любимого, стрелой метнулась к столику с аппаратом. Большое Ольгино тело никогда не мешало ей быть быстрой.

– Доброе утро, Ольга Викторовна, – из динамика донесся знакомый голос уверенной в себе женщины. Ольга не смогла сразу его вспомнить, но точно знала, что вот-вот вспомнит. А еще – с этим голосом были связаны какие-то приятные воспоминания.

– Доброе утро, – ответила она.

– Я вас не разбудила?

– Нет, Наталья Игоревна, – наконец, вспомнила Шеметова. – Что, у вас какие-то проблемы?

– Нет, нет, со мной все нормально, – успокоила та.

– Деньги вам выплатили?

– До копеечки, – усмехнулась невидимая собеседница. – Даже расходы на поминки.

– Отлично! – искренне обрадовалась Ольга. У нас ведь уже принятые судебные решения не всегда исполняются. А тут к тому же прецедент: впервые суд согласился с тем, что виновник смерти человека обязан оплатить и расходы по его поминовению. И автор этого прецедента – адвокат Ольга Шеметова!

То есть, вообще-то, автор – решение очередного Пленума Верховного суда, в котором четко указано, что потерпевшему должны быть возмещены виновником все расходы. Но, разумеется, такие детали, как устройство поминок, в тексте перечислены не были.

Ольга же – перечислила. И судья районного суда согласилась, разве что спиртное из перечня удалила, несмотря на шеметовские возражения о русских традициях.

Даже Олег оценил, между прочим. А уж он-то подруге-коллеге лишнего доброго слова не скажет, этакая ревность профессиональная.

– Да, спасибо вам еще раз, – поблагодарила Наталья Игоревна. – Выручили вы меня.

– Да не за что, – отмахнулась Ольга, хотя как раз было за что.

Тут Шеметова и фамилию своей доверительницы вспомнила – Фадеева. Начальница всей медицины в маленьком, километров за сто от Москвы, городке.

– Ольга Викторовна, можно я ваш телефон еще одной девушке дам? – спросила Фадеева. – Она очень просит.

– А она меня знает? – удивилась адвокатесса. (Надо сказать, что слово адвокатесса в официальном русском языке отсутствует. Но поскольку оно широко употребляется в народе, то оставим так, как хочет народ – прим. авт.)

– Вас теперь пол-города знает, – усмехнулась та. – По крайней мере, в медицинских кругах. В общем, она хочет стать вашей клиенткой.

– У нас не бывает клиентов, – мягко поправила Шеметова. – У нас по гражданским делам – доверители, а по уголовным – подзащитные.

– Да, вспомнила, – улыбнулась та. – И это правда, вы ко мне не как к клиентке отнеслись.

– Я просто люблю свою работу, – спокойно ответила Ольга.

– Вот этой девушке сейчас очень нужен адвокат, любящий свою работу.

– А что с ней случилось?

– Ее муж обвинен в убийстве, – как-то суховато ответила Наталья Игоревна. Она явно не хотела вдаваться в подробности.

– Я не занимаюсь убийствами, – слегка расстроилась Шеметова. Ольга была вовсе не против тринадцатого дела в своем активе. Но не с убийством.

– Почему? – удивилась та.

– Мне не всегда их жалко, – честно созналась адвокатесса. – Нет куража. Разве что невиновного обвиняют.

– Здесь именно тот случай, – почему-то шепотом сказала Фадеева.

– Почему вы так думаете?

– Я не могу говорить, у меня сейчас совещание начнется, – вместо ответа торопливо произнесла та. – Так можно я ваш телефон дам?

– Пожалуйста, – сказала Шеметова. Телефоны адвокатов – информация совершенно открытая. Ее мобильный и домашний висят даже на информационном стенде адвокатской конторы.

– Спасибо еще раз, – сказала Наталья Игоревна и повесила трубку.

Все это было немножко странно.

Как будто Фадеева чего-то боялась.

Чего можно бояться, давая телефон адвоката третьему лицу?


С этим еще предстояло разобраться. Если, конечно, попавшая в беду девушка позвонит. И если Ольга, при всем своем желании увеличить адвокатский портфель, возьмется за дело, связанное с убийством.


Спать уже расхотелось, странный звонок разогнал сон.

В постель ложиться не собиралась, а пришлось.

Впрочем, Ольга не сильно сопротивлялась рукам проснувшегося Багрова. Чего ж сопротивляться, если любишь?


Немножко отдохнули, полежав в обнимочку.


– Ты просто супер, – наконец, оценил подругу отдышавшийся Олег.

– Ты тоже ничего, – слегка съязвила Шеметова, а про себя подумала: “Лучше б в ЗАГС отвел”.

Но, если честно, комплимент от любимого мужчины никогда не бывает лишним.

А потому встала и пошла на кухню, готовить ему утренний омлет.

В плане приготовления пищи Ольга особо не заморачивалась, благо, и ее избранник не был избалован прежним опытом. Но, поскольку Шеметова была перфекционисткой по жизни, то и ее омлет был прекрасен.

Граждане, хоть раз его отведавшие, потом настойчиво набивались прийти на какой-нибудь Ольгин домашний праздник, дабы вкусить и прочие шедевры ее кухни.

Если это удавалось больше, чем один раз, то приглашенный испытывал сразу два противоположных чувства одновременно: первое – кайф от превосходной еды. Второе – некое разочарование от ее, скажем так, единообразия.

Короче, адвокатесса и в самом деле готовила великолепно. Однако – всего лишь четыре блюда: омлет (на завтрак), суп харчо – на первое, котлеты на косточках – на второе (настоящие котлеты – именно на косточках, это только в России котлеты делают из фарша) и обалденное монастырское варенье – из четырех сортов ягод и лимонной цедры – на десерт.

Теоретически Шеметовой еще следовало изучить приготовление какого-либо фантастического салата, и перфекционистская программа повара-минималиста на этом могла быть завершена.


– Кто тебе поутру названивал? – поинтересовался тоже поднявшийся – на шкворчание омлета – Олег.

– Ревнуешь? – уточнила Шеметова.

– Вот еще, – смутился тот.

«Ревнует, конечно», – с удовлетворением отметила адвокатесса.

– Помнишь дело с ДТП в Подмосковье?

– Где ты поминальный ужин включила в расчет?

– Ага. Все деньги получены с виновника аварии.

– Ничего сработала. Поздравляю.

– Спасибо, – усмехнулась Ольга.


Мог бы, конечно, и более развернуто поздравить. Все-таки не каждый день любимая-адвокат создает судебные прецеденты.

Ну да куда ж деть соревновательный азарт в творческой профессии? Теперь Олежка будет горы сворачивать, чтоб на ее прецедент ответить своим прецедентом. Так уж устроены хорошие адвокаты, даже если они почти что муж и жена. “Пусть и без штампа в паспорте”, – вновь с обидой вспомнила Шеметова. Вот дождется когда-нибудь, что теперь уже она не захочет. Найдет себе помоложе – Олег был на двенадцать лет старше ее.


– А чего звонила-то – поблагодарить?

– И поблагодарить, – кратко ответила Шеметова. Пусть спрашивает дальше, ему же интересно.

– А еще зачем? – до чего ж легко разгадывать линию поведения мужиков! И до чего трудно ею руководить…

– Спрашивала, можно ли дать мой телефон другой женщине.

– Конечно, можно, – рот Олега Всеволодовича уже был занят вкуснющим и горяченным омлетом, но, видать, утренние звонки любимой все-таки его волновали. – Чего звонить-то?

– У этой женщины муж обвиняется в убийстве.

– И ты не хочешь браться? – усмехнулся Багров. Он не одобрял ее привередливости. Назвался груздем – полезай в кузов. На всех адвокатов кристально честных подзащитных все равно не хватит.

– Не знаю.

– Тогда мне отдай, – ухмыльнулся Олег. – Все равно тебе меня не догнать. – У Багрова в портфеле на данный момент было двадцать одно дело.

– Не отдам, – разозлилась Шеметова.

Олежка, конечно, гениальный защитник. Можно сказать, ее кумир в начале карьеры. Но сейчас и она кое-чего стоит.

– Как хочешь, – рассмеялся Олег. Похоже, он тоже читал ее мысли, как раскрытую книгу.


После завтрака села было за компьютер, но чистить его от старых ненужностей оказалось необыкновенно скучным занятием.

А еще захотелось в контору. В ее сладковатый, “архивный” воздух. К друзьям.

Сегодня там все соберутся. И старик Гескин, который после своей онкологической операции не каждый день выходит. И Волик Томский, которого неделю не видела. И их бессменная секретарша-контороуправительница Валентина Семеновна. И даже шустрый Тошка Крымов, бывший их стажер (см. «Защитница. Гроздь винограда в теплой ладони» – прим. авт.), а теперь полноценный адвокат, также выйдет из отпуска.

– Олежка, а, может, съездим в контору? – предложила она.

– Давай, – сразу согласился Багров. Ему там тоже было комфортно.


Поехали на трамвае.

Он в это время не переполнен, можно посидеть, поглазеть в окно на постоянно меняющуюся и всегда любимую осеннюю Москву.

Впрочем, в этот раз мысли текли по руслу, заданному утренним звонком.


Дело тогда и вправду было нелегким.

Наталья Игоревна – не последний человек в своем Городке, начальница департамента здравоохранения – попала в настоящие жернова судьбы.

Ее муж, успешный индивидуальный предприниматель, инженер-архитектор, погиб в дорожно-транспортном происшествии. “Шкода-Октавия” мужа в результате лобового столкновения превратилась в кусок мятого и рваного железа.

Во втором автомобиле – роскошном огромном английском джипе – водитель отделался ушибами и испугом.

Поначалу знакомые гаишники объяснили Фадеевой, что виновник аварии – однозначно джип. Но уже через день все изменилось. Куда-то исчезли записи с видеокамер наружного наблюдения. Более того, пропал видеорегистратор из автомобиля мужа.

И теперь тот же самый гаишник, краснея, бледнея и запинаясь, объяснял Наталье Игоревне (только что вернувшейся с похорон мужа), что сделать ничего нельзя, что нужно смириться, и что все эти манипуляции уже не в его, майора, власти.

Фадеевой было жалко бело-красного майора, всю его семью она лечила, еще будучи больничным врачом, да и сейчас нередко помогала, но гораздо больше ей было жаль – своих маленьких детей, пяти и девяти лет. Они не только остались без любящего и любимого папы. Они еще и попали в группу риска по материальному признаку.

А над Натальей Игоревной замаячила страшная мысль о том, что с ними станет, если, не дай бог, что-то случится с ней самой.


Вот почему она не была готова прекратить борьбу, несмотря на советы многих умных людей, в том числе – мэра их Городка.

Тот честно пытался помочь Фадеевой, и даже договорился с истинным виновником аварии – большим московским чиновником из элитного коттеджного поселка за речкой – о довольно солидной разовой материальной компенсации.

Наталью не устроила разовость.

Пока она в норме, детей и сама прокормит. Но ей хотелось подстраховаться именно на случай, если она будет не в норме.


Именно поэтому в ее жизни появилась Ольга Викторовна Шеметова.

Вот уж кому было глубоко наплевать на чины ее процессуальных противников!

Используя все дозволенные законом средства – от дополнительных экспертиз, жалоб и ходатайств до вынесения истории на суд читателей популярной московской газеты – Ольга добилась своего. Суд первой инстанции стал на сторону истицы – дети Фадеевой получили осязаемую материальную поддержку, сравнимую с половиной заработка покойного отца, до их совершеннолетия.