— И что он хотел? — нерешительно спросила женщина.

— Приглашал меня сняться во второй части Потерянных. — Даша сознательно упустила все другие подробности. В том числе и вопросы Германа относительно ее «чистоты».

— И что ты ответила? — поинтересовался Ставр.

— Что это исключено. Что я могла еще сказать?

За столом ненадолго воцарилось молчание. Впрочем, есть никто не спешил. Подгоревшая курица остывала на столе. Видимо, Люба опять проводила свои эксперименты с готовкой.

— Почему? Ты боишься, что опять сорвешься, или…

— Кончено же, нет. Мне просто это не нужно.

— Ты очень талантливая… — Голос Любы становился все тише, теряя силу. Рука Ставра метнулась к ее ладони, лежащей на столе, и тут же сжала, делясь своей силой.

— Да ну… Брось. Это было сто лет назад. И я до сих пор не уверена, что тот успех был моей заслугой.

— А чьей же еще? — удивилась Люба.

— Наверное, Германа. Это ведь ему удавалось снять меня под кайфом так, что никто и не понял, в каком состоянии я тогда находилась.

— Говнюк этот Герман, — вставил свои пять копеек Ставр.

— Нет. Нет, Ставр. Ты ведь знаешь, как все случилось. И… давайте уже есть, а?

За долгие годы борьбы с самой собой, Даша так и не сумела научиться разговаривать с кем бы то ни было. Делиться тем, что было внутри. Даже сейчас, когда она была полностью уверена в абсолютной поддержке Ставра и Любы, она не могла отпустить вожжи своего контроля. Даже им она никогда не открывалась полностью. Наверное, Ставр все же догадывался о многом. Но и он ничего не знал наверняка. И слава Богу, конечно. Достаточно уже того, что ему было известно.

Они вернулись к ужину, но привычная легкость, которая обычно сопровождала все их застолья, бесследно испарилась. И даже в этом Даша винила себя. Иногда ей казалось, что все беды, с которыми столкнулись Ставр и Люба, так или иначе были связаны с ней. И в который раз она задалась вопросом, зачем они настолько усложнили собственную жизнь, впустив в нее неблагополучную Дашу Иванову.

— Зачем вам я? — слетел вопрос, который крутился на языке уже добрый десяток лет. Даша сама от себя такого не ожидала, поэтому совершенно бессознательным жестом прикрыла свой рот ладонью. Так, наверное, делают дети, в ожидании родительской реакции, когда сморозят какую-то глупость. Люба резко вскинула голову, Ставр, казалось, еще сильнее нахмурился, продолжая работать приборами. Кулинарный «шедевр» Любы поддавался ножу мужчины с большим трудом.

— Мясо опять, как подошва, — с сожалением заметила она, и тут же хмыкнула, когда муж стал переубеждать ее в обратном. Он всегда так делал. Сколько Даша помнила их отношения, Ставр делал все, чтобы не допустить даже малейшего расстройства жены. Он оберегал ее, как коршун.

— Эта курица совершенно несъедобная, — хохотала Люба. — Напомни мне, чтобы я тебя наградила за мужество в ее поедании.

Люба, женщина, которая стала ей практически матерью, забрав в неполные пятнадцать лет из приюта, была очень красива. Она была старше самой Даши на восемнадцать лет, но даже в свои сорок восемь выглядела намного лучше, чем сама Даша вообще когда-либо. Породу никуда не спрячешь. И стать, и привитое с детства чувство стиля. Даже серьезные проблемы со здоровьем не стояли на пути ее неувядающей прелести.

С каким-то восторгом Даша наблюдала за тем, как Ставр, отложив приборы, повернул к себе Любу и поцеловал. Коротко, но даже такая малость просто кричала о том, что между этими двумя происходит нечто, совершенно особенное. Даша уже не завидовала. И не мечтала о чем-то подобном. Понимала, что испытать такую любовь удается лишь единицам. И, наверное, люди, которым все-таки выпадает такое счастье, совершенно необыкновенные. Достойные этого удивительно прекрасного чувства. Вряд ли судьба раздает такие королевские подарки просто так. Даша Иванова — уж точно не заслужила таких щедрот. Да и вообще, Судьба — дама недобрая, и крайне капризная.

— Возвращаясь к твоему вопросу… — посерьезнела Люба. — Ты наша, понимаешь? Пусть не по крови, по духу… наша. Мы не представляем своей жизни без тебя, без Яна… Мы семья. Необычная, скажешь? Ну и пусть. Нас все устраивает.

— От меня куча проблем.

— Что ты прицепилась к событиям тринадцатилетней давности?! — возмутился Ставр.

— Прости… Просто Герман приехал, и столько всего всколыхнулось…

— Забудь, Дашка. Забудь все, как страшный сон. Мы все ошибаемся. Все… Главное — не повторять своих ошибок, понимаешь? И не важно, захочешь ли ты снова сниматься. Если тебе это до сих пор интересно — мы все поймем.

— Из-за этого проклятого фильма я стала наркоманкой.

— Точно из-за него?

Вот умел Ставр несколькими словами выбить почву из-под ног. Он вообще мало говорил. И только по делу. Мужчина, заменивший Даше отца, вообще был на редкость сдержанным.

— Да знаю я, что сама виновата! Знаю. Мог бы не напоминать. Думаешь, я хоть на секунду об этом забываю? Ты серьёзно? — вспылила Даша. Черт. Она ведь уже научилась сдержанности, так что ж ее опять подорвало? — Извини… — тут же сникла, под его взглядом. — Извини. Я знаю, что ты не стремился меня задеть.

— Не стремился, — подтвердил Ставр. — Мы просто желаем тебе счастья.

— Я счастлива. Здесь. На базе. С вами и Яном. Мне не нужен свет софитов для того, чтобы быть счастливой.

— Хорошо… А этот… Герман? Мне его выпроводить отсюда, или как?

— Зачем? Он мне не надоедает. Пусть себе отдыхает, сколько ему влезет. Если уж мы говорим начистоту, это не он подтолкнул меня к наркоте.

— Он закрывал глаза на то, что его несовершеннолетняя актриса нюхает!

— Не думаю, что он вообще что-то замечал в тот период. У него погибли жена и сын. Если бы это случилось с тобой, ты бы хоть что-нибудь видел?

Ставр поморщился. Да, Дашка затронула тему, которую в их семье старались не обсуждать. Они могли потерять Любу в любую минуту из-за ее болезни, поэтому замечание Даши было крайне неуместно и болезненно для мужчины. Но, как иначе ему объяснить? Она и сама не сразу поверила, что вины режиссера нет. Глупость совершила она, когда повелась на уговоры агента нюхнуть, чтобы, наконец, расслабиться в кадре. Волнение, которое ее переполняло, портило дубль за дублем, Герман нервничал, а она совершенно разуверилась в собственных силах. К ней снова вернулись страхи, что она недостойна. Дашу переполнял ужас от того, что Герман в ней разочаруется, и возьмет на роль другую актрису. Так что, во всем случившемся была только ее вина. Ну и агента, который, воспользовавшись ее психологическим состоянием, мастерски подсадил девушку на кокаин. Для чего ему это было нужно, Даша вообще старалась не вспоминать… Иногда ей снились кошмары с Вадимом в главной роли. И тогда она вставала с кровати и до утра сидела у окна, наблюдая за тем, как слезы дождя, сливаясь, образовывали на стекле тонкие реки.

Даша и сама долгое время злилась на Германа, считая того виновным во всех своих бедах. Она долгое время думала, что режиссер был в курсе всего того, что с ней, обдолбанной, вытворял Керимов… Она вообще ошибалась во многих вещах. И этот опыт стал не только болезненным, но еще и очень поучительным. А главное — что? Научиться извлекать уроки из жизни. Какой бы паршивой эта жизнь не была.

— Ладно. Пускай живет, — смилостивился Ставр. — До которого числа у него бронь?

— Без понятия. Я не интересовалась этим вопросом.

— Сам посмотрю, — буркнул мужчина. — И знай, что бы ты не выбрала… Люба все правильно сказала, мы поддержим любое твое решение.

— Спасибо… — У нее перехватило горло. И почему-то до спазма в горле захотелось добавить «папа». Даша промолчала. Она была подобна застенчивому дереву в огромном бескрайнем лесу. Вокруг было так много тех, к кому бы можно было прижаться, но девушка, по совершенно непонятной причине, оставалась одна…

Глава 3

Трудотерапия — лучшее средство от негативных воспоминаний. Это Даша усвоила достаточно давно. Поэтому сейчас, после очередной бессонной ночи, она, стоя на коленях, старательно драила пол. Убирать у Кости было не так уж и трудно. В отличие от неё самой, бессменный начальник службы безопасности их гостиничного комплекса отличался завидным аккуратизмом. У такого человека убирать — одно удовольствие.

— И что это за прелестная картина? — раздался знакомый голос за спиной. Даша обернулась — объект её размышлений стоял в дверях домика и задумчиво постукивал большим пальцем по подпирающему локоть костылю. Вернулся! Ну, наконец-то, все снова в сборе. Она терпеть не могла, когда кто-то из родных покидал их базу надолго. А Косте пришлось уехать на целую неделю — будь проклят этот перелом!

— И что же такого прелестного в моей тощей выпяченной вперёд заднице? — с привычной подначкой поинтересовалась Дашка.

— Все прелестно, Дашуля! Ты какими судьбами здесь, с тряпкой наперевес?

— Решила навести порядок к твоему возвращению. — Даша, наконец, встала и подошла к мужчине. Подхватила Костину сумку и, несмотря на его протесты, затащила её в небольшую спальню, продолжая свой рассказ. — Хотя, знаешь ли, здесь и без того все было идеально. Тебе никто не говорил, что так жить ужасно скучно? Все по полочкам разложено, носки нигде не валяются — я проверяла, и даже стульчак опущен. Ты прямо само совершенство!

— Жаль, не оценил никто, — хмыкнул Константин, кряхтя, усаживаясь в кресло.

— Болит? — тут же подскочила Даша, испытывающе заглядывая мужчине в глаза. Кто их разберёт, этих суперменов, что у них там?! Ставр тоже никогда и ни на что не жаловался. Только кривился изредка, когда желудок снова напоминала о себе. И этот такой же! А, между прочим, в его возрасте такой перелом — штука опасная. И последствия могут быть, какие угодно. Не мальчик ведь Костя уже. Скоро пятьдесят. Ужас, как быстро время летит. Дашка помнила его тридцатичетырехлетним.

— Жить буду. Что новенького случилось, пока меня не было?

— Ай! — отмахнулась она. — У парней своих спросишь. Ты мне лучше расскажи, как обследование прошло! Как нога? Тебе долго ещё с этой штукой ходить?! — Даша неопределённо кивнула в сторону Костиных конечностей.

— Да нормально все, Даш. На твоём юбилее спляшем.

Дашка скривилась. Лишний раз о предстоящем тридцатилетии вспоминать не хотелось. Жизнь утекала, как вода сквозь пальцы, а ей все чаще казалось, что она совершенно не поспевает за её стремительным бегом.

— Не понимаю, зачем Любе и Ставру понадобился весь этот шум. Было бы что праздновать.

— Они любят тебя, и хотят порадовать. Только и всего.

— Угу. — Как и всегда, когда речь заходила о чувствах, Дашка пробубнила что-то невнятное и отвернулась к окну. Она до сих пор не могла поверить, что существуют люди, которые бескорыстно любят её — Дашу Иванову. И до сих пор не научилась нормально реагировать, когда об этом, будто бы о чем-то, само собой разумеющемся, заходил разговор. В попытке скрыть собственную неловкость, Даша вернулась к уборке. Домыла пол, вылила воду и закрыла распахнутые настежь окна.

— Хорошо, что ты дома, Костя. Вчера Люба готовила ужин, и без вас с Яном было очень непривычно.

— А Ян где потерялся?

— В городе. Любовь там у него образовалась.

— Любовь — это хорошо, — протянул Константин, аккуратно выбираясь из своего кресла.

— Тебе-то, бобылю, откуда знать? — ухмыльнулась Дашка, вытирая руки о передник.

— Ох, и язва ты! Ещё бы добавила, что старому.

— Заметь, это не я сказала! — рассмеялась молодая женщина. Константин посмотрел на нее своим нечитабельным взглядом и похромал к крохотной кухоньке. Распахнул холодильник, изумленно присвистнул:

— О, да мне и продуктов какая-то фея натащила. Прямо чудеса.

— Ну, да. Феи — они такие. — Дашка снова отвернулась, быстро собрала инвентарь и пошлепала к выходу. Даже спустя столько лет, она так и не научилась достойно принимать от посторонних похвалу или благодарность. А хорошее к себе отношение зачастую оправдывала только одним — тем, что окружающие не знали обо всей грязи, с которой ей пришлось столкнуться по жизни. Иначе бы и не глянули в ее сторону. Костя окликнул Дашку уже у самой двери:

— Даш!

— Ммм?

— Спасибо тебе большое.

— Ага… Ну, в смысле… пожалуйста.

Дашка выскочила за дверь и торопливо зашагала к главному корпусу. Дел у нее было невпроворот, и на праздную болтовню совсем не оставалось времени. Вранье! Женщина резко остановилась. Было у нее время! Чего у нее не было, так это умения нормально общаться с людьми. А ведь она старалась. И с комплексами своими пыталась бороться. Пробовала меньше язвить, быть более открытой, училась доверять людям. Но все это давалось очень нелегко. Трудно ломать в себе то, что в тебя вбивали годами. Кто же виноват, что она сформировалась циничной, недоверчивой, не умеющей любить стервой? Хорошо было уже то, что она понимала свою проблему. Осознавала, что так жить неправильно, и стремилась стать лучше. И все, в общем-то, было нормально, пока на базе не появился Герман. Вот, кто всколыхнул муть в душе. Принесла же нелегкая!