Съемки заканчивались. Все шло настолько гладко, что это не могло не настораживать.

— Рада, у нас все готово?

— Уже давно. Ну, ты чего дерганый-то такой в последнее время?

— Не знаю. Предчувствие какое-то… Дашу уже подготовили?

— Все сделали… — мягко улыбнулась помощница.

— Пластины хорошо закрепили?

— Гера… Ты невыносим.

— Ладно, я сам проверю.

Финальная сцена с выстрелом напрягала Германа невероятно. Вызывала чувство какой-то фатальной неизбежности. Будто бы он сам накликал беду. Странные чувства. Особенно учитывая тот факт, что он никогда не был особо суеверным.

— Ну, ты как, готова? — поинтересовался у Дашки, заходя в трейлер.

— Ага. — Даша обернулась и одарила режиссера сияющей улыбкой. — Ужас, сколько скотча на меня намотали!

— Дай, посмотрю…

— Эй, — улыбнулась та, — ты всех своих актрис об этом просишь?

— Нет. Только ту, которую люблю. Ну же… Дай мне убедиться, что мы все сделали правильно…

Герман потянул вверх Дашкину футболку, прошелся взглядом по закрепленной на ней конструкции. Все было в полном порядке. И кожаная прокладка, и металлическая пластина, и сам сквиб — взрыватель, который сымитирует выстрел, и мешочек с искусственной кровью.

— Гриша сам все устанавливал?

— Сам, — кивнула головой Даша.

Герман немного успокоился. Григорий был одним из лучшего пиротехников в стране. Он полностью ему доверял.

— Под бдительным оком Кости, — добавила смущенно. — Не понимаю, почему вы раздули из этого рядового события такую проблему! Можно подумать, меня, и правда, убьют!

— Никогда, — серьезно глядя Дашке в глаза, прошептал Герман, — я никогда не позволю этому случиться.

— Герман Маркович! Все уже на местах. Ждем только вас.

— Иду… Сейчас, только… Проверю оружие.

— Костя уже проверял, — закатила глаза Дашка. — Вы оба невыносимы!

Камера. Мотор. Все, как обычно, но тревога на душе не отступала. Вот Елена хватает Дашку за руку, та вырывается и что-то говорит… Герман напряженно следит за сценой. Елена выхватывает из сумочки пистолет и стреляет. Даша подает замертво. В фокусе камер Дашкин расфокусированный взгляд.

— Стоп. Снято…

Герман выдохнул только тогда, когда Даша вскочила с земли и помахала ему рукой.

— Нужно еще пару дублей, — закричал оператор. — Здесь какая-то тень на лице!

Дашу снова переодели, установили новый сквиб, и все началось заново.

— Сцена сто сорок семь, дубль два.

Герман напряженно следил за Дашкой. Его сердце колотилось, как сумасшедшее. Не выдержав напряжения, затравленно осмотрелся. И тут же вскочил. Прямо в кадр на всех парах несся Костя. Но он был слишком далеко. Как в замедленной съемке, режиссер перевел взгляд на актрис в кадре. От одной к другой. Сумочка! У Елены была совершенно другая сумочка! Мгновение спустя, она выхватила из нее пистолет. На размышления не осталось времени. Все, что он мог, это рвануть вперед, в попытке предотвратить неизбежное. Его отчаянный крик поглотил звук выстрела. И тут же адская боль сокрушила тело.

Ничего не понимая, Дашка попыталась встать. К ней подбежал взволнованный Костя, и еще какие-то люди. Все кричали наперебой и о чем-то спрашивали. Но она не могла разобрать слов… На ободранных при падении коленях подползла к Герману. Кто-то уже снял с него залитую кровью рубашку. Расцарапанными в кровь ладонями коснулась родного лица.

— Герман… — закричала, что есть сил, но вышел едва различимый шепот. — Герман…

— Все хорошо… — прохрипел он, — все будет хорошо. Не волнуйся…

Даша громко всхлипнула и закрыла ладонью рот. Взгляд невольно скользнул вниз. И сосредоточился на маленьком отверстии в груди. Оно казалось почти безобидным, если бы не стекающие струйки алой крови — самое страшное из того, что она когда-либо видела.

— Ничего не говори! Даша, ты меня слышишь? Не позволяй ему говорить… Так только хуже.

Плохо соображая, женщина кивнула головой.

— Сейчас я наложу повязку. Задето легкое… — объяснял Костя, но Дашка уже ничего не слышала. Просто смотрела испуганными глазами на Германа. До рези в глазах смотрела. И ей казалось, что время остановилось. Только в голову пекло жаркое августовское солнце, и во рту горчило от терпкого запаха крови. В какой-то момент Герман потерял сознание, и страшный вопль вырвался из ее горла.

— Ну, что ты, девочка. Он жив! Жив, Даша?! Ты меня слышишь? Он жив!

Она кивнула. Подползла еще ближе, не замечая, как немилосердно жжет ободранные колени раскаленный вонючий асфальт.

— Я люблю тебя, — скулила искусанными губами, — я люблю тебя, слышишь?

Никогда раньше не говорила ему этих слов. Каждый раз что-то в последний момент останавливало. А теперь он не слышит… И в мозгу набатом стучит: «Слишком поздно!»

Люди редко думают о смерти. По крайней мере, до тех пор, пока она не забирает у них самых дорогих. И, наверное, это даже правильно — думать нужно о жизни, которая так быстротечна, и может оборваться в любой момент. А еще говорить… Чтобы успеть сказать что-то важное, пока еще есть такая возможность. Но понимаешь это обычно, когда уже слишком поздно. Когда ничего уже не изменить. Когда горло каленым железом жгут так и не произнесенные слова. Слова любви, слова прощения… Такие нужные слова. Так и не сказанные слова, которые вечной болью прорастут в душу…

— Даша, приехала скорая. Ну же, тебе нужно отойти.

Костя коснулся ее, привлекая внимание, но женщина сбросила его руку. Поднялась, опираясь на содранные ладони. Медики тут же принялись за работу. А Даша не могла отвести взгляда от лужи ярко-алой крови. От нее отделялись тонкие ручейки, которые стекали в трещины на раздолбанном асфальте. Будто бы уже сейчас земля по чуть-чуть забирала Германа к себе. Даша закричала.

— Ну, же, мелкая… Посмотри, он жив. Он пришел в себя! Дашка!

— Даша… — прохрипел Герман, и только звук его голоса привел ее в чувство.

— Я люблю тебя… — прошептала надорванным голосом.

Он смотрел на нее глазами, полным любви. Они казались такими бездонными на побелевшем от боли лице! Такими больными…

— Все будет хорошо… — прошептал перед тем, как снова отключиться.

— Грузим, ребята! — закричал кто-то ей прямо на ухо.

Не слушая никаких возражений, Даша забралась в карету скорой. Полубезумными глазами она наблюдала за тем, как ему на лицо надели кислородную маску и принялись что-то вкалывать. Потом измеряли давление, подключили капельницу. И она понимала, вроде бы, что медики все делают правильно, но все равно не могла равнодушно наблюдать за этими манипуляциями. Вдруг ему больно?

А потом наступили самые страшные часы ее жизни.

— Идет операция. Больше пока мне ничего не удалось разузнать.

Костя? Он тоже здесь? Зачем? Почему? А, впрочем, какая разница? Ей было так ужасно страшно, что ничего другое не имело значения. Зубы лязгали, дрожь пробирала тело, а на губах ощущался вкус крови.

— Тебе нехорошо. Присядь. Сейчас тебе обработают ссадины.

Даша покачала головой.

— Не нужно. Я сама… В туалете… Не знаешь, где он?

— В конце коридора, налево.

Даша кивнула и похромала в указанном направлении. Закрыла за собой дверь. Включила кран. Принялась остервенело тереть колени и содранные ладони. С каким-то удивлением заметила, что опять плачет. Странно… Откуда взялось столько слез? Зачерпнула пригоршню воды, опустила в нее лицо, смывая остатки грима. Медленно-медленно подняла взгляд на собственное отражение, отчаянно зашептав:

— Пожалуйста, господи… Я никогда и ничего у тебя не просила… И недостойна просить… Но, пожалуйста, пусть он выживет!

Глава 31

— Даша… Даш…

Даша подняла ничего не соображающий взгляд на Костю.

— Скажи, ты знакома с родными Германа? Нам нужно им сообщить, на случай…

— Не продолжай! И думать не смей! — прохрипела, задыхаясь. — Лучше найдите того, кто это сделал.

— Уже нашли, — тяжело вздохнул мужчина, — Ставр там и… Все под контролем.

— Хорошо. — Даша медленно кивнула головой и снова опустила взгляд. Подробности ее не интересовали. Прямо сейчас они не имели никакого значения… Ничего не имело. Только он…

— Даша… Нам нужно оповестить родных. Соберись, девочка… Подумай, что с ними будет, если они узнают обо всем из новостей?

— Хорошо… — качнула головой, лишь бы он только отстал.

— Давай я сам позвоню… Скажи только, кого нужно оповестить.

Дашка снова вскинула взгляд:

— Нет… Я должна сама это сделать…

Это было нелегко — объяснять, что Герман едва не умер, спасая другого человека. Спасая ее… Но Даша нашла в себе силы. Откладывая трубку телефона, женщина нисколько не сомневалась, что поступила правильно. Именно она была невольной виновницей случившегося с Германом несчастья. А значит, и объяснять все его родным нужно было ей. И просить прощения… Хотя, разве такое простишь?

В глубине коридора скользнула тень. Дашка вскочила, силясь что-то спросить у подошедшего доктора, но огромный ком в горле не давал ей произнести ни слова. Сквозь серый туман уплывающего сознания она пыталась себя убедить, что все будет хорошо, и только на этом еще и держалась. Из последних сил. Будто бы понимая состояние женщины, Костя встал за ее спиной. Страхуя от падения.

— Как он?

— Жить будет. Большая потеря крови из-за поврежденной артерии, раздроблено ребро, пробито легкое… но сейчас он стабильный. Вам повезло, что скорая приехала так быстро.

Даша судорожно всхлипнула. Покачнулась. Но Костя ее удержал.

— К нему… Пожалуйста… Можно к нему? Хоть на секундочку…

— Разве что ненадолго.

Он лежал на добротной высокой койке. Даша медленно подошла поближе и буквально упала на рядом стоящий стул. Влага в глазах мешала ей как следует рассмотреть любимого, и она сердито ее смахнула. Взгляд скользнул по сильной загорелой руке, в которую была воткнута игла капельницы, задержался на присоединенном проводе датчика, метнулся к монитору на тумбочке. Показатели на нем Дашке ни о чем не говорили, и только бесконечная кривая жизни давала возможность дышать и ей.

Она хотела его поцеловать, обнять, прижать к себе… Но Герман весь был перевит какими-то проводами, трубками, марлей… и было так страшно навредить. Поэтому Даша просто смотрела… Впитывала в себя его образ. Мужчина был бледен. Низ лица скрывался под кислородной маской. Чуть выше по щекам чернела двухдневная щетина. Он не успел побриться утром… Подумать только — сколько всего произошло лишь за один этот день… Да, что там… За миг. Вся ее жизнь могла перевернуться в какую-то долю секунды…

Даша все же осторожно погладила безвольную руку мужчины. А потом не сдержалась — прижалась к ней искусанными губами, заглушая горький, отчаянный всхлип. Он жив… Жив!

Пришел в себя Герман ближе к утру. И несмотря на то, что он едва мог шевелить языком, тут же потребовал к себе Костю.

— Елена? — поинтересовался он у вошедшего в палату мужчины.

— Нет. Елена вообще не причем. Ее единственная вина в том, что она не заметила подмены сумочки. Это все Керимов. Хромой, помнишь? Это был он. Черт! — Костя ударил кулаком по стулу, — он все это время был на виду!

— Костя, хватит… Ему нужен покой! — забеспокоилась Даша, так еще до конца и не веря, что все позади.

— Пусть… расскажет… — едва слышно прошептал Герман.

— Он устроился к вам по документам своего двоюродного брата. Удивительно, но они с ним очень похожи, а потому подлинность бумажек не вызывала сомнений. К тому же… его реально ведь не узнать! Ты сам видел… Он выглядит ровесником своего брата, хотя тот на десять лет его старше! А еще эти патлы седые… В общем, облажался я. По-крупному облажался.

— Трактор…

— Да-да. Я знаю, что Керимов не мог быть в тракторе. Это и отвело от него подозрения… Череда случайностей, которые, наложившись одна на другую, так надолго затянули расследование! За рулем трактора находился действительно не он. Покушения Керимова вообще никак не связаны с тем случаем на дороге. На тракторе Дашку протаранил местный. Я потом тебе расскажу детали… А сейчас отдыхай. Хватит с тебя уже полученной информации.

Видимо, у Германа совсем не осталось сил, потому, что спорить с Костей тот не стал. Прикрыл глаза и сразу же провалился в сон. Вот и хорошо. Он бы не стал ему все выкладывать при Дашке. Не хотел ее волновать.

Через пару часов в больницу приехали Ставшие, а ближе к обеду заявилась Марго. Они долго о чем-то шушукались с Дашкой, та плакала у нее плече, извинялась за что-то, и снова плакала.

— Тебе нужно отдохнуть, девочка… Ты совсем выбилась из сил.