— Правда? Что вы поете? — спросил он.

— Джеймса Тейлора, — призналась я, чувствуя, что от алкоголя у меня развязывается язык.

— Джеймс Тейлор! — повторил он.

— В Джеймсе Тейлоре нет ничего плохого, — вступилась я. — А что поете вы?

— «Аэросмит», — ответил он.

Я очень долго смеялась.

— «Аэросмит»! Ну и нахал же вы! Так потешаться надо мной!

Он возразил, сказав, что «Аэросмит» — короли рок-н-ролла.

Я же обратила его внимание на то, что эта корона принадлежала Элвису.

— Да, но он умер. — Как только эти слова сорвались с его губ, он спал с лица. — О боже, простите, я не нарочно… — Эй, все в порядке — то есть в детстве для меня это было ударом. Но Грейсленд [1] ведь остался.


Мы опять засмеялись, и я осознала: несмотря ни на, что мне весело. Мы были пьяны. Рон оставил машину в городе, и мы отправились на такси ко мне. Он попросил водителя подождать, пока он проводит меня до двери. Шел дождь, и я посоветовала ему не мокнуть, но Рон и слушать не хотел. Путь до двери составлял три метра.

— Мне было очень приятно с вами, — сказал он.

— Взаимно.

— Мы можем увидеться с вами снова? — спросил он.

— Я весьма не прочь, — ответила я, и у меня свело желудок.

Рон наклонился вперед и поцеловал меня. Я ответила, после чего отпрянула, понимая, что водитель такси наблюдает за нами.

— Я вам позвоню, — сказал он.

— Хорошо.

Я помахала ему рукой.

Такси отъехало, и как только они скрылись из виду, я поспешила проанализировать событие. Я поцеловалась с блондином по имени Рон на пороге дома, в котором жил Джон. Я вгляделась в дождливую ночь.

«Я все еще люблю тебя, Джон. Поцелуй не меняет этого. Передавай привет Элвису».

Я зашла в дом. Мое лицо было влажным от дождя. Как я и подозревала, Энн и Кло и не собирались уходить. Они так и заснули на неудобных стульях в гостиной. Улыбаясь, я поднялась к себе. Меня поцеловал парень по имени Рон.

* * *

Шон не звонил три дня. После работы я отправилась в город и заглянула к нему в офис. Он находился на совещании, и я осталась ждать. Я сидела в приемной и читала журналы до тех пор, пока он не появился. Вид у него был измученный. Я встала, но Шон не заметил меня. Я окликнула его. Он как будто удивился.

— От тебя ни слуху ни духу — я думала, мы выпьем как-нибудь вместе.

Казалось, он собирался отговориться, но не стал.

— Хорошо, я буду через минуту.

Я чувствовала себя неловко. Мы пришли в бар и заказали выпить, лишь после этого заговорив. Он начал первым: — И как прошло твое свидание?

— Хорошо, — ответила я.

— Кло сказала, ты целовалась с ним. — Между выражением его глаз и улыбкой не наблюдалось гармонии. Что-то Кло разболталась. — Я засмеялась и попыталась сменить тему: — Над чем ты трудишься?

— Над статьей о мазках.

Я пожалела о том, что спросила.

— Ясно, — отозвалась я, вспомнив, что так и не сходила к гинекологу.

— Так он тебе нравится? — допытывался Шон.

— Он милый.

Я сделала глоток.

— Милый, — повторил он.

Разговор начал раздражать меня. Шона бесило мое свидание, и это было очевидно, несмотря на жалкие попытки это скрыть.

— Ты ничего не хочешь сказать, Шон? — раздраженно спросила я.

— Нет — ответил он.

— Тогда к чему такое поведение? — сердито поинтересовалась я. — Или ты считаешь, что мне следовало уйти в долбанный монастырь?

— Нет, — повторил он. — Конечно нет.

— И в чем же тогда дело? Я встречалась с молодым человеком, и мы целовались. Подумать только! Прошел почти год с тех пор, как Джон…

Я не могла заставить себя произнести слово «умер в разговоре о поцелуе с каким-то мужчиной. Шон извинился, сказал, что ведет себя глупо и что он рад за меня. Я сказала, что ему не обязательно сразу радоваться за меня, потому что, то был всего лишь поцелуй. Он рассмеялся, и это было от души. Он объяснил, что этим вечером собирался на свидание с одним бухгалтером. Наступила моя очередь притворяться, но скрывать свои истинные чувства у меня выходило лучше. Я улыбнулась и высказала надежду, что они прекрасно проведут время. Перед уходом мы обнялись, и я почувствовала, что не хочу отпускать его. Он обнимал меня так крепко, что я ощущала себя как за каменной стеной, как это было с Джоном. Я знала, что испытываю эти чувства оттого, что Шон мой друг.

Я вышла на улицу, небо было серым, но свету удавалось просочиться сквозь облака, отчего картина напоминала серебристое шоссе, ведущее в иной мир, что находился над нами.

„Это ничего не означает, Джон. Это был просто поцелуй“.

Я испытывала тайную радость оттого, что поцелуй расстроил Шона. Всю дорогу до дома я убеждала себя, что моя радость вызвана не чем иным, как заботой Шона о памяти друга.

* * *

По прошествии двух недель знакомства и трех свиданий Рон пригласил меня к себе. Он приготовил ужин, а я принесла вино. Это приглашение означало лишь одно: секс. Он хотел со мной близости. Я не была уверена, что это желание взаимно. Не кривя душой скажу, что стала не менее сексуально озабочена, чем школьник в жаркий день. Столько времени у меня никого не было, но, с другой стороны, я не могла забывать о Джоне. Я выбрала четыре наряда и положила их на кровать, потом долго приводила тело в порядок.

На всякий случай.

Я вернулась в спальню и обнаружила, что мой выбор сократился до трех нарядов. На черном бархатном платье уютно устроился Леонард.

— Гаденыш!

Облачившись в зеленый шелк, я взглянула в зеркало. Джон, бывало, говорил, что этот цвет подчеркивает оттенок моих глаз. Даже Шон восхищался этим платьем. Дело не в том, что его мнение было важным для меня, просто он был мужчиной с хорошим вкусом. Мои темные волосы рассыпались по плечам. Я пожалела, что вовремя не сходила к парикмахеру. Я накладывала макияж медленно и аккуратно. Я должна была выглядеть идеально.

На всякий случай.

Я поправила бюстгальтер, выгодно подчеркивающий мои формы, приподняв грудь и выпятив ее вперед, и поцеловала Леонарда, который изо всех сил вырывался. Он спрыгнул с кровати и дал деру на случай, если я бы полезла еще и обниматься. По нему было видно, что он пребывал не в духе. Я взяла бархатное платье, покрытое кошачьей шерстью и бросила его в бак для грязного белья. В зеленом я действительно смотрелась лучше.

„О Боже, что я делаю?“

В такси меня трясло. Водитель оказался неболтлив, и это радовало меня. Не сказав ни слова, он включил обогреватель. Я молилась, чтобы не вспотеть. Он остановился у красивого многоэтажного дома в районе Доннибрук (один из самых престижных районов Дублина).

— С вас восемь фунтов, милочка.

Я стала искать деньги и протянула ему десятку.

— Сдачи не надо, пробормотала я, одновременно пытаясь взять сумку и открыть дверь. Меня охватило неловкое возбуждение. Отъезжая, водитель помахал мне рукой. Мне тут же пришла в голову мысль перезвонить ему, но я не стала этого делать. Вместо этого я наблюдала, как он удаляется. Я выдохнула, словно олимпийский бегун перед дистанцией. Так и было. Я ощущала себя, будто захожу в логово тигра. Я позвонила в дверь.

— Открывай от себя. Я на четвертом этаже. — В голосе Рона чувствовалась радость. Я надавила на дверь, и она с легкостью поддалась. В конце коридора висело большое зеркало, и я увидела, как вхожу. Лифт открылся передо мной, и я осторожно ступила в него. Я нажала на кнопку с цифрой 4. Двери закрылись.

Последний шанс уйти.

У его двери я почувствовала себя глупо. Рон ожидал моего стука. Я же ожидала знака от Джона. Ничего не происходило. Я прикусила язык и подняла руку. Дверь открылась до того, как я успела дотронуться до нее. На Роне был фартук с изображением утки в кепке повара. Он улыбался.

— Привет, — ухмыльнулся он, — выглядишь потрясающе.

Страха как не бывало. Дверь распахнулась, и на пороге меня встретил нежный поцелуй. Рон принял у меня пальто и провел в гостиную с высокими потолками, белыми стенами, темным деревянным полом. Стены были увешаны броскими картинами. В центре комнаты стоял дорогой диван, обитый бархатом шоколадного оттенка. Перед ним находился большой темный камин, отделанный деревом. Телевизор и музыкальный центр занимали целый угол комнаты. Больше в ней ничего не было. Сногсшибательно. Квартира была гигантской. В ней даже имелась отдельная столовая. Последняя оказалась меньше гостиной, однако тоже впечатляла. Мы ели блюда, какие может приготовить лишь самый знаменитый шеф-повар, а не адвокат. Я пребывала в некотором замешательстве оттого, что он видел, где я обитаю. Наверное, он подумал, что я скупаю дома под снос.

— И что скажешь? — спросил он с ухмылкой.

— Слов нет. Как в музее. Чертовски красивом музее.

Рон рассмеялся.

Я несколько возмутилась, ведь то была вовсе не шутка.

— Я имел в виду ужин, — сказал он, поняв мое смущение.

— Ладно, я тупица, — призналась я.

— Я очень рад, что дом тебе понравился. — Рон снова улыбнулся, и показался мне еще красивее.

Я бессознательно улыбнулась в ответ.

После ужина мы перебрались в гостиную, устроившись на мягком диване с бокалами вина. Я радовалась, что не пожалела на него денег.

Рон рассказывал мне о своем прошлом, о школе и причине выбора своей профессии. Было ясно, что он, как и мой друг Ричард, из богатой семьи. Однако в нем в той или иной степени жил бабник: это сразу бросалось в глаза. В тот вечер он хотел позабавиться со мной, а после второй бутылки вина и я уже была не прочь поразвлекаться с ним. Мы говорили о Мадонне. Не спрашивайте почему. Разговор достиг логического завершения, и мы оба ощущали нависший над нами поцелуй. Мы одновременно поставили бокалы на пол и повернулись друг к другу. Рон положил руку мне на шею, я ощутила его тепло. Он притянул меня к себе, и я поддалась. Это был нежный и долгий поцелуй. Его рука скользила по моей спине, и когда она оказалась на пояснице, я чуть не взорвалась. Мы медленно разделись. На диване было так приятно лежать. А его тело, прижимающееся к моему, делало это ощущение еще приятнее. „Боже, я делаю это. Я действительно делаю это!“

Мы перебрались в спальню — и я снова попала в сказку: в комнате горели свечи. Увидеть и умереть. Но это лирическое отступление. Рон положил меня на кровать, мягкую и манящую. Очевидно, он являлся примерным хозяином, и я отметила про себя, что пора бы обновить свое постельное белье. Потом я перестала соображать. Рон был мил, внимателен, страстен, сексуален, и нам было очень хорошо. Еще три недели назад мы не знали друг друга, а теперь находились во власти этой ночи музыки, свечей, вина, роз и великолепного секса.

Позже Рон заснул, а я сидела на холодном мраморном полу его ванной и плакала по мальчику, который почти два года ждал близости со мной. Романтика, дарившая мне наслаждение, улетучилась, когда я испытала оргазм. Волшебство оказалось всего лишь изощренным трюком. На меня обрушилась страшная, отчаянная тоска, словно меня сбил грузовик. Я не смогла вернуться в спальню, поэтому ушла среди ночи, словно неверная жена.

Рон позвонил следующим утром, и задачу выслушать его я предоставила автоответчику. Он надеялся, что я в порядке. Ему было несказанно приятно, и он хотел увидеться со мной тем же вечером. А я — лишь провалиться под землю. Я позвонила Кло и рассказала, что не испытываю большого желания видеться с ним снова. На что она ответила, что не испытывать большого желания и бояться — вполне естественно для человека и будто я получу по заслугам, если он вдруг бросит меня. Я не этого ждала от нее. Я хотела, чтобы она посоветовала бросить его. Поэтому, повесив трубку, я тут же набрала номер Энн. Она сообщила мне примерно то же самое и затем принялась описывать фантастические заслуги Рона, добавив, что из нас выйдет замечательная пара. Уж это я точно не желала слушать, поэтому позвонила Шону. Он сказал, что придет. Я ответила, будто в этом нет необходимости. Он все же пришел, прихватив бутылку вина. Я призналась, что провела ночь с Роном.

— Выкладывай, — сказал он, стиснув зубы и явно надеясь на то, что я не стану делиться с ним чисто женскими подробностями и деталями глубоко интимного характера.

Зная о его страхах, я начала разговор издалека. Я сообщила, что Рон мне очень понравился, что он прекрасный молодой человек, и мы славно пообщались. Оказалось, что Шон относится к этой тонкой теме с большим спокойствием, чем я сначала ожидала.

— Продолжай.

Я сказала, что больше не хочу с ним видеться.

— Почему? — спросил Шон без всякого намека на какие-либо эмоции или осуждение. До этого мне такой вопрос не задавали, и я не была готова ответить. Я задумалась.