«Пожалуйста, Господи, только не грипп», — молила я про себя, садясь в машину. На вечер был назначен девичник Кло, и мое присутствие на нем даже не обсуждалось. Я направлялась к школе, внушая себе, что, если я заболела гриппом, ученики тоже должны последовать моему примеру. Но дети были здоровы.

«Черт», — подумала я и приготовилась учить тридцать хулиганов.

* * *

После урока ко мне подошел Деклан.

— Вы в порядке? — спросил он.

— В полном, — улыбнулась я, чувствуя себя лучше.

— Вы больны? — не отставал он.

— Нет, — улыбнулась я.

— Хм, — сказал он шепотом.

— К чему это «хм»? — попыталась я улыбнуться.

— Вы зеленого цвета. — Деклан показал на мое лицо.

— Ты собираешься податься в медицину, Деклан?

— Нет, — ответил он прямо. — Я буду управлять поп-группами, заставлю их работать по — черному, заработаю миллионы и уйду на пенсию в тридцать пять лет. — Он улыбнулся и склонился вперед. — Вы когда-нибудь слышали, как поет Джеки Линч из третьего класса? — спросил он.

Я ответила, что не слышала.

— Миленький голосок и неплохо выглядит. Немного работы над ней, правильные шмотки — и она звезда.

— Деклан ухмыльнулся и сказал, что жалеет о том, что я не на десять лет моложе.

Я слушала его болтовню, потому что он всегда развлекал меня. Честно говоря, в самые горькие времена и до Шона, клянусь, были дни, когда я думала: какая досада, что Деклан не старше лет на десять. Я смотрела ему вслед и думала, через какое количество времени я буду читать о нем в журналах. К обеду мое самочувствие значительно улучшилось. Я поела, и надо сказать, зря. С Обедом я тут же рассталась, но потом опять почувствовала себя лучше. Стало очевидно что я подхватила какой — то кишечный вирус, и я молилась, чтобы он не свалил меня с ног до начала следующего дня.

* * *

Шон вернулся домой раньше меня и ждал у двери. Он улыбался. В одной руке он держал связку воздушных шаров, в другой — коробку моих любимых конфет, а в зубах — розу. Я рассмеялась.

— Ну? — подозрительно спросила я.

Ему пришлось выплюнуть розу, чтобы заговорить.

— Они согласны на две книги и на четыре в перспективе, сказал он сияя.

Я закричала:

— О боже, ну ты даешь!

— Знаю! — согласился он и тоже закричал.

Я прыгнула на него. Шон бросил шары и конфеты, к великой радости постройневшего и всеми забытого Леонарда. Пока мы рвали друг на друге одежду, Леонард исследовал содержимое сумок. Мы отмечали успех Шона в постели с шампанским с пяти до восьми. А потом у меня не оставалось выбора — нужно было отправляться на девичник Кло. Шон понимал меня, и, кроме того, впереди нас ждали все выходные. Мне повезло — я чувствовала себя великолепно, была полна любви, шампанского и готова идти. Кло не доверила нам организацию девичника, сказав, что мы превратим его в балаган. Она взяла все в свои руки, отметив, что попросит удалиться каждую, кто принесет пластмассовый фаллоимитатор или вибратор. Никаких париков, цепей, корон, футболок и угощений фаллической формы. Нас ждала ночь «для девушек», ночной клуб, пьяное веселые и съем на один вечер. Нас было десять. Мы оделись в маленькие черные платья, сделали пышные прически, наложили броский макияж и не забыли про высокие каблуки. Мы зашли в первый попавшийся паб, расположились в ряд у стойки, пропустили по рюмке, а затем еще по одной. Третья была за счет заведения.

Мы сели за столик с коктейлями. Мы болтали о Пош Спайс, бриллиантах, спа — салонах, налоговой системе, отдыхе на Карибских островах, мужчинах, Клинтоне, сексе по телефону, телешоу «Большой брат», Кид Роке, Палестине, Нострадамусе, детях, свадьбах, Кло и ее будущем. Она сияла, пребывая в хмельном восторге. Мы отправились в клуб, где протанцевали несколько часов, в то время как Энн стояла, корчась от боли, но при этом все же махала нам с другого конца танцпола. Затем мы совершили набег на следующий клуб, где сыграли в пули. Потом сидели на диванах, курили сигары и продолжали пить. Кое-кто умудрился даже упасть, но мы надеялись, что никто ничего не заметил.

В четыре часа утра управляющий вызвал для нас такси.

Энн стало значительно лучше. Хотя прежняя гибкость к ней пока не вернулась, однако алкоголь подействовал на нее положительно. Кло помогла ей забраться в машину, боясь, что ее девичник мог усугубить состояние больной подруги. Однако Энн была твердо уверена, что в такую ночь грех не повеселиться, и она не собиралась упускать ни единой секунды. Ричард уехал, поэтому она пригласила нас к себе на очередной тост. Она почти все время стояла, так как присесть было для нее настоящей проблемой. — Мы желаем тебе всего самого хорошего и даже больше! — сказала она Кло, улыбнулась, и мы чокнулись.

Кло тоже произнесла тост.

— За множество мужчин, которых я отвергла сегодня и которых буду отвергать все свою жизнь! Удачи одному и всем!

Мы рассмеялись.

— Одному и всем! — повторили мы.

Я ничего не говорила, так как занималась поглощением спиртного. Энн удобно стояла и пила из соломинки, так что ей не нужно было двигать головой. Мы сидели до шести, беседуя о прошлом, о подростковых временах, о Колледже и нашем лете, проведенном в Штатах. Людях, с которыми мы познакомились в своей жизни, и тех, кого потеряли. Кло напомнила мне о свадьбе моей мечты: Джон стоит у алтаря, а у входа поет Джордж Майкл. Я смеялась. Теперь все мои мечты были связаны с Шоном, и Джордж Майкл оказался бы лишним. Странно, как все происходит: мы побеждаем и проигрываем, мы не знаем того, что ждет нас впереди, и, несмотря на это, мы продолжаем строить планы. Мы переживаем горе и живем дальше. Это выживание несет в себе грусть, однако потом еще больше радости. Мы согласились, что Кло заслужила свое счастье, потому что для нас она являлась лучшей, самой умной, смешной и настоящей. И Том был хорошим мужчиной. И хотя мы трое давно поняли, что жизнь не всегда сахар и на каждое добро найдется проклятое худо, мы также знали, что всегда можем рассчитывать на помощь друг друга. И в конце концов, разве не для этого устраиваются девичники?

* * *

На следующий день я страдала. Я мучилась, как никогда. Не солгу, если скажу, что головную боль можно было сравнить с бомбой, взорвавшейся внутри под висками. В какой — то момент мне показалось, что у меня аневризм. Я даже подумывала вернуться в больницу. Почему бы и нет? Теперь меня там знали в лицо. Я лежала в постели, аккуратно положив на глаза влажное полотенце. Я застонала, чтобы проверить, что не потеряла дар речи. Мне было плохо, но этого и следовало ожидать. Я выпила почти столько спиртного, сколько во мне было весу. И как результат — боль в груди. На ощупь грудь стала очень нежной, но как будто немного увеличилась. Я расстегнула блузку и увидела коричневые круги вокруг сосков.

«Интересно».

Шон ушел в офис, чтобы закончить оставшиеся дела. Он часто так делал по воскресеньям. Я была одна, если не считать Леонарда, который играл в гляделки с котом старой миссис Дженнингс, который обитал через дорогу от нас. С постели мне удалось подняться только в третьем часу дня. Меня вырвало, и я тут же почувствовала себя лучше. Однако голова продолжала гудеть, когда зашла Дориан, желая услышать о ночных событиях. Она сделала чаю, а я была только рада поделиться ощущениями от похмелья, которым страдала. Ее это не взволновало.

— Что ж, так тебе и надо.

— Большое спасибо, Дориан.

— Да ну, сколько тебе лет? В самом деле, Эмма, порой я задумываюсь о вашем поколении.

Я задалась вопросом: и к чему я рассказываю ей все это? Я скорчила рожу, и она засмеялась.

— Это не смешно. Мои ученики должны были сегодня писать сочинение. Я плохо вижу. Меня тошнит. И затем я почему — то добавила:

— Странно, но грудь стала нежной.

— Как нежной? — спросила она.

— Просто нежная, но болит, — сказала я, желая покончить с ее вопросами.

— Как болит?

— О, ради бога, болит и все!

— Что еще? — спросила она.

Я подумала, стоит ли мне упоминать о коричневых кругах, а затем решила, что если не скажу, то потом пожалею. Тогда уже будет поздно, и я впаду в кому.

— Коричневые круги вокруг сосков.

Эта фраза была встречена молчанием, что совсем было не похоже на Дориан.

— Коричневые круги, — повторила она голосом, в котором послышалась тревога.

— Несколько странно, правда? — быстро спросила я. Круги могли быть вызваны слишком частым посещением солярия в двадцать лет.

— Как ты себя чувствуешь в последнее время? — спросила она.

— Отлично, — ответила я и задумалась. — Вообще — то не очень хорошо. Могу поклясться, что на прошлой неделе имела дело с пищевым отравлением, а вчера меня чуть не свалил грипп. У меня кружилась голова. — У тебя кружится голова, — вздохнула она.

— Прости? — переспросила я с пренебрежением.

— Эмма, это очевидно.

Но мне ничего не казалось очевидным.

— Когда у тебя последний раз была менструация?

Я принялась гадать, к чему она клонит. Я бы расхохоталась, если бы мне не было так больно смеяться.

— Около двух месяцев назад, — с улыбкой сказала я.

— Два месяца назад! — почти прокричала она.

— Я знаю, о чем ты думаешь, но это нестрашно. У меня месячные такие же нерегулярные, как дублинские автобусы. — Я говорила правду. В подростковом возрасте шесть менструаций в год можно было называть удачей. К двадцати годам цикл более или менее установился, но потом умер Джон. И все началось сначала.

— Эмма, несмотря на нерегулярность, не сделать ли тебе тест? — спросила она. История моих месячных не давала ей покоя.

— Нет.

— Что ж, я считаю, что надо.

Я не хотела слышать об этом именно сегодня.

— В самом деле, Дор, все в порядке.

— Я знаю, но это не значит, что ты не беременна, милая. Коричневые круги говорят сами за себя.

«Блин». Дориан нужно было отправляться на футбольный матч, в котором принимал участие ее сын, и, уходя, она ёще раз напомнила о тесте. Я сидела на диване, пытаясь выбросить из головы этот разговор. К четырем часам я не вытерпела. Я съездила в ближайшую аптеку, где купила таблетки от головной боли и тест на беременность.

«Ну вот, опять».

Когда я вернулась домой, Шон еще не приехал. Я направилась в ванную, открыла коробочку, с трудом распечатала упаковку из фольги, а дальше сделала все по инструкции.

«Три минуты».

Сначала в моей голове была пустота, и, видимо, причина заключалась в том, что прошлой ночью я убила миллионы клеток мозга.

«Две минуты».

Ну и дела, минута прошла так быстро.

Я подумала о Шоне и улыбнулась, потому что, несмотря на мое жуткое состояние этим утром, ему удалась рассмешить меня. И я даже не помню, каким образом.

«Одна минута».

Мне стало интересно, что я почувствую, если узнаю, что беременна. Но эта мысль была мимолетной, и, к своему удивлению, я обнаружила, что она не вызвала у меня беспокойства.

«Странно». Я посмотрела на часы. Три минуты прошли. Я не стала медлить и перевернула пластинку. И вот я увидела самую тонкую в мире голубую линию. Я долго сидела, зачарованно глядя на нее.

«Я беременна».

Я позволила этой информации впитаться. «Ух ты» описывало мои ощущения лучше всего. Я не волновалась, но меня должна была охватить тревога. Я была склонна к ней, но в это мгновение я чувствовала себя абсолютно расслабленной. Я ощущала счастье и поняла, что могу контролировать себя. Но потом я вспомнила, что предыдущим вечером выпила лошадиную дозу алкоголя. Я немного забеспокоилась, но это чувство жило во мне недолго. В колледже я была знакома с девушкой, которая лишь на шестом месяце беременности обнаружила это. И все эти месяцы она пила по — черному. Малыш родился целым и невредимым, и врачи сказали, что он абсолютно здоров. Одна ночь не принесет большого вреда, и я была уверена, что продолжения концерта не будет.

«Я беременна».

Я позвонила Дориан. Она прибежала, когда я еще не успела положить трубку.

— Я же говорила тебе, — радовалась она, обнимая меня. — Ты в порядке? — Он отпрянула от меня и убрала с моего лица волосы, чтобы я не могла спрятаться.

— Если не считать поганой головной боли, я в порядке, — призналась я.

— О, это так волнительно!

Я вдруг улыбнулась, ведь она была права. Волнительный момент.

— Я люблю младенцев. Их запах, крошечные ножки, ощущение, которое они дарят твоей коже, когда спят у тебя на груди. О, я так скучаю по своим малышам, — жаловалась она.

Я так скалила зубы, что у меня заболела челюсть. У меня будет ребенок, и я с радостью ждала этого события. Мы обнялись, и Дориан чуть не задушила меня. Она заставила меня поесть, хотя я настаивала, что не голодна. Она даже слушать не желала — видимо, теперь придется есть за двоих. Я не забыла спросить ее о том, как поделиться новостью с Шоном. Когда до меня наконец дошло, что он еще не в курсе, я признала свою вину, что первой рассказала ей.