— Нет ли у вас в Италии больного дедушки, принц? — спросил его Чайлд. — Такого, который одержим необъяснимым страстным желанием подержать на коленях вашего отпрыска?

Карвелли вздрогнул.

— Нет. А почему вы спрашиваете?

— У меня, например, такой имеется, и я подумал, что сегодняшняя ночь очень подходит для того, чтобы отыскать себе невесту. Я подумал, что, возможно, вы тоже… — Он не закончил фразу и скорчил ироническую гримасу.

— Осмелюсь напомнить вам, если вы забыли, друг мой, что у меня уже есть жена, — сказал в ответ Карвелли.

— Откровенно говоря, я действительно забыл об этом, — сказал Чайлд. — Вы так редко говорите о ней и о вашей семье.

— Все, что о ней можно сказать, укладывается в одно предложение: «Она святая», — сказал Карвелли и горько рассмеялся. — А я — увы! — грешник, о чем при каждом удобном случае мне напоминают и ее семья, и моя, а также, конечно, она сама. Стоит ли удивляться, что я так долго остаюсь в Англии, чтобы не давать им слишком много удобных случаев?

— Но в конце концов вы возвратитесь к ней и обзаведетесь кучей детишек. Должен же человек исполнить свой долг.

— Святые не размножаются, — грубовато сказал Карвелли, но, побоявшись, что пострадает его апломб, заставил себя улыбнуться. — Я не планирую уезжать отсюда в ближайшее время.

— Вы должны взять себе любовницу, друг мой, — сказал Чайлд, снова подумав о Китти.

Карвелли улыбнулся.

— Вы так думаете? Возможно, вы правы.

— Вне всякого сомнения. Возьмите себе любовницу, и все от этого станут счастливее.

— Возможно, я так и сделаю, — сказал Карвелли, хлопнув его по спине. — Я думаю, что пора начать отбор кандидатур на эту роль. Если вы считаете эту ночь подходящей для того, чтобы подыскать невесту, то почему бы не счесть ее подходящей для выбора любовницы.

С веселым смехом и огоньком, вспыхнувшим в его черных глазах, он вышел из комнаты и потребовал свои плащ и трость.

Чайлд мысленно выругался. А он теперь застрял здесь с Туидом, его приятелями и Бортоном с локтоновскими ребятишками, которые по крайней мере могут чем-то позабавить.

Ох, какое разнесчастное лицо было бы у доброго капитана Локтона, если бы он узнал, с кем якшаются его племянники! Хотя он, конечно, не вышел бы из себя и не высказал бы неодобрения. Если не считать их первой встречи в «Будлз», он никогда не слышал, чтобы этот парень сказал что-нибудь непочтительное. У Локтона было атлетическое телосложение и внешность греческого бога, но он не пользовался этими своими качествами. Не было у него ни высокомерия, ни стиля, ни щегольства, ни огонька.

Но что бы он о нем ни думал, а леди из высшего общества, видимо, не считали, что ему чего-то не хватает, потому что за последний месяц они бегали за этим человеком, словно свора гончих за первым весенним кроликом. Он был повсюду принят и получал гораздо больше приглашений на различные увеселения и рауты, чем даже сам Чайлд.

Локтон даже снискал расположение леди Лидии Истлейк. Ее интерес, конечно, будет недолговечен. Так бывало всегда. Чайлд был уверен, что выиграет пари, которое заключил с Карвелли. Но на трех разных суаре на прошлой неделе Локтон станцевал два танца с леди Лидией. Это приводило в некоторое замешательство…

Нет. Несомненно, это была всего лишь мимолетная прихоть со стороны леди Лидии, решил Чайлд. Она была слишком искушенной, светской, чтобы заинтересоваться всерьез бесстрастным морским капитаном, каким бы красивым и обаятельным он ни был и какими бы хорошими связями ни обладал. Если верить слухам — а Чайлд не имел оснований им не верить, поскольку их подтвердила сама опекунша леди Лидии, герцогиня Гренвилл, — красавица с фиалковыми глазами забавлялась идеей замужества. Это многое объясняло. За восемь сезонов с тех пор как она была дебютанткой, леди Лидия никогда еще не блистала ярче, чем в нынешнем сезоне, и даже сам воздух вокруг нее пьянил как шампанское.

Он задумался. Зачем ей тратить свою энергию на человека, который не способен оценить огонь? Чайлду показалось, что он знает ответ. За последние несколько сезонов леди Лидия иногда творила такое, что наиболее консервативные представители светского общества лишь удивленно поднимали брови. Нет лучшего способа восстановить уважение к себе, чем принять ухаживания респектабельного капитана.

Именно такой хитроумный замысел мог возникнуть в голове проницательной леди Лидии, и он уважал ее за это. Он понял, что такая, как она, могла бы стать для него хорошей женой. Она обладала превосходной внешностью, влиянием и достойным именем. Более достойным, чем его собственное, несмотря на некоторые нарушения светских традиций, допущенные ее родителями. Но это было давным-давно.

У нее также было состояние — хотя это интересовало его меньше всего. Состояние, которое он унаследует от дедушки, когда женится, будет втрое превышать ее собственное.

Как он уже заметил, она была также человеком искушенным. Она не будет возражать против Китти, потому что, как только родит ему наследника, она будет вольна делать все, что хочет и с кем хочет.

Подумать только! Она даже нравилась ему.

Эти интересные размышления были прерваны каким-то шумом. Дверь распахнулась и в комнату ввалились, ухмыляясь, словно пара обезьян, Филипп Хикстон-Таббс и лорд Гарри Локтон. Оба парнишки были красивы, как и все Локтоны, а Гарри придавал дополнительную привлекательность тот факт, что он наследник. Если через несколько лет им удастся приобрести некоторую элегантность, они станут завидными женихами. Если, конечно, не разорят к тому времени свои семьи.

Чайлд задумчиво смотрел, как эта парочка пытается преодолеть участок, как им казалось, качающегося пола. Ну что ж, если графу желательно и впредь оплачивать долги этих парнишек, то Чайлд был готов стать тем человеком, которому они задолжают. Он по крайней мере давал им время, чтобы собрать нужную сумму. Некоторые из его приятелей-картежников требовали погасить долг в течение одного дня. В прошлом году был печальный случай, когда юноша предпочел пустить себе пулю в лоб, не имея возможности ликвидировать задолженность. Бедолага.

— С вами все в порядке? — спросил Смит, поднимаясь на ноги.

Высокий, с золотистыми волосами и благородными чертами лица, лорд Гарри кивнул и, качнувшись, рухнул в свое кресло. Филипп, рыжеволосый и более субтильный, но тоже красивый, остался стоять, слегка покачиваясь и по-совиному оглядывая комнату.

— Где Туи… я хотел сказать — где Туид? Будь оно проклято! Человек должен дать другому шанс отыграться. Так принято.

— Я здесь, — сказал Туид с какой-то хищной ухмылкой, появляясь в дверях. — Вы меня искали? — Его зубы поблескивали в свете лампы словно волчьи клыки. В каждой руке он держал по бутылке джина. — Я просто позаботился о том, чтобы нам было чем утолить жажду. И не беспокойтесь. Я дам вам столько времени, сколько пожелаете, чтобы аннулировать ваши долговые расписки.

— Это очень благородно с вашей стороны, Туид, — невнятно пробормотал Филипп и уселся на стул.

— А как же иначе? — проговорил Туид, который имел наглость подмигнуть при этом Смиту, как будто считал его виновным в разорении этих ребятишек.

С него было довольно. Ему было безразлично, если Туид объявит его трусом. Он-то не был Туидом.

— Сдавайте, мистер Смит, — сказал Туид.

Если уехать сейчас, то можно было бы успеть на званый вечер в Холланд-Хаус, где непременно будет присутствовать леди Лидия. А потом… Его мысли снова вернулись к Китти.

— Я не играю, — заявил он и поднялся из-за стола.

Глава 14

Дворецкий появился за спиной Неда, когда тот, стоя в малой гостиной, критически изучал свое отражение в зеркале. Пора было отправляться к лорду Янгу, а он был не удовлетворен своим внешним видом.

Дворецкий деликатно покашлял.

— В чем дело?

— Еще один носовой платок, сэр. — Дворецкий протянул ему поднос, на котором лежал шелковый платочек, щедро отделанный кружевом.

Нед тупо взглянул на него.

— Кто его прислал?

— Как и остальные, сэр, он был прислан анонимно. Но, если позволите, я осмелюсь высказать предположение, что его прислала Хелин, маркиза Дюпон.

— Вот как? — Он не помнил эту леди.

— Это леди с золотисто-каштановыми волосами, которая отличается пристрастием к ношению тюрбанов, украшенных страусовыми перьями.

— Понятно. — Он вспомнил ее. — Ну что ж, отнеси его вместе с остальными в мою комнату.

— Слушаюсь, сэр. — Дворецкий поклонился и удалился, захватив с собой платок.

Он вернулся к своей попытке завязать шейный платок чертовски сложным, закрученным спиралью узлом, известным под названием «Трон купидона». Можно подумать, что вязать узлы — занятие не слишком сложное для моряка, тем не менее ему пока что это не удавалось. Он развязал платок, готовясь предпринять последнюю попытку.

Если он потерпит неудачу и на сей раз, придется признать, что он проиграл пари, которое заключила с ним леди Лидия, утверждавшая, что ни один джентльмен не умеет как следует завязать на шее собственный галстук. Он сразу же представил себе, как Лидия весело улыбнется, когда он нынче вечером признается ей в этом. Сразу же, потому что эта леди никогда не покидала его мысли.

Смешно так влюбиться в его возрасте, но факт оставался фактом.

Ее глаза, экзотически приподнятые к вискам, заискрятся триумфом, и она слегка вздернет подбородок. Он бы с радостью проиграл сколько угодно пари, лишь бы иметь удовольствие наблюдать, как приподнимаются уголки ее губ, прежде чем расцвести улыбкой. Если она почувствует себя совсем непринужденно, то поднимет изящную руку с узкими ноготками и поправит прядку волос на виске жестом, присущим очень юной девушке. Жест этот казался ему невероятно привлекательным.

Когда-нибудь она так же протянет руку, а он схватит ее за запястье, привлечет в объятия и поправит выбившуюся прядку своими губами.

Улыбка исчезла с его лица. Прошел месяц с тех пор, как он сопровождал ее в кондитерскую Гюнтера. И для него стало ритуалом появляться у ее дверей каждые понедельник и четверг намного раньше, чем допускал этикет, чтобы умчать ее к Гюнтеру в наемном экипаже.

Она никогда не предлагала воспользоваться своим знаменитым ландо, и Нед наконец подумал, что знает, чем это объясняется. Если увидят ее ландо, то заметят и их поездки, и короткие, драгоценные моменты, которые они могли провести вдвоем, перестанут существовать. Ее будут осаждать просьбами поехать на раннюю прогулку. Неда позабавила мысль о том, что она способна единолично изменить принятое в свете понятие о подобающем времени визитов.

Но пока что это короткое время, проведенное вдвоем, стало для него основным событием каждой недели.

Он нередко видел ее на других вечерах, на которые его приглашали, и она, судя по всему, всегда была рада его видеть, однако никогда не выделяла его и не баловала каким-то особым вниманием. Она с одинаковым вниманием и интересом относилась к каждому, будь то мужчина или женщина. Но ему было жаль ее времени, затраченного на других, ему хотелось, чтобы она уделяла больше времени ему. Не хотелось ни с кем делиться ее вниманием.

Он перестал посещать других одиноких леди и проводить время в их компании. В этом не было смысла. Его чувства были отданы только ей. Но чем больше он желал Лидию, тем острее ощущал настоятельную необходимость объяснить ей, в каком финансовом положении оказалась его семья.

Он боялся, что ей не понравятся причины, заставляющие его искать богатую невесту. Она была недостаточно уверена в своей способности вызвать любовь, поэтому он боялся, что не сумеет убедить ее в том, что изначально она сама привлекла и продолжает привлекать его, а не ее богатство. Это его очень беспокоило.

Ему было необходимо как можно скорее сказать ей о финансовом крахе его семьи.

Резкий стук в дверь прервал его размышления.

— Войдите! — крикнул он.

— К вам леди Джостен, капитан, — объявил лакей, и не успел он отступить в сторону, как в малую гостиную влетела Надин в развевающихся муслиновых юбках. Туго завитые, похожие на сжатые пружинки кудряшки так и подпрыгивали у нее на голове. Лакей поклонился и торопливо удалился. Нед его понимал.

— Ты должен что-то сделать, Недди, должен! — воскликнула Надин и рухнула на кушетку.

Нед взглянул на отраженное в зеркале страдальческое лицо своей невестки и продолжил возиться с платком. С тех пор как Надин и Беатрис приехали в Лондон с Мэри, чтобы «насладиться хоть немного настоящим сезоном», не проходило и четырех дней кряду, чтобы одна из них не появилась у него на пороге, возвещая о той или иной неприятности, в результате чего Нед еще раз убедился в проницательности старшего брата, упрямо остававшегося в Норфолке.