«Это не обо мне, — подумала Лидия. — Я знаю, как мне повезло в жизни, как боги улыбались мне. Я не пролью содержимое своей чаши и не буду гоняться за несбыточными надеждами».

Но в таком случае почему Эмили смотрит на нее с такой печалью в глазах?

Глава 21

Когда Нед вернулся в арендованный городской дом, до утра было еще далеко. Его лакей крепко спал на скамье возле двери. Поскольку Нед никого не оповестил о своих планах, этому бедолаге пришлось бодрствовать всю ночь, ожидая его возвращения.

Нед и сам не знал, сколько времени и где именно он бродил, пока не обнаружил себя к востоку от лондонских доков, возле церкви Святого Георгия, возвышающейся словно черный обелиск в предрассветной мгле. Он бродил пешком всю вторую половину дня, весь вечер и большую часть ночи. Он подошел к реке и понаблюдал, как уличные мальчишки, воспользовавшись отливом, копаются в отбросах и их фонарики мелькают, как светлячки, над мелководьем. Так и не придя ни к какому решению в результате этой пешей прогулки, он снова повернул к Сент-Джеймс-сквер.

Разбудив лакея, он направился по коридору, коротко приказав через плечо:

— Кофе!

— Сей момент, сэр.

Войдя в библиотеку, он сорвал с себя шейный платок, снял сюртук и бросил его на спинку стула. Потом подошел к окну и окинул взглядом площадь, как будто надеялся найти ответ там.

Он был капитаном корабля в течение пяти лет войны и участвовал в трех дюжинах сражений. Он сидел на совещаниях, где обсуждалась стратегия, к его мнениям с большим уважением прислушивались в адмиралтействе. Он был известен рассудительностью, интеллигентностью и интуицией. Но когда речь шла о битве за сердце Лидии, он терялся и не знал, что делать. Не знал даже, следует ли вообще что-нибудь делать.

Она бы очень удивилась, если бы он сказал, что любит ее, независимо от того, богата она или нет. Она бы, конечно, усомнилась в его словах и приписала их хорошим манерам. Если он правильно понял ее реакцию на его слова о том, что он удовлетворится ее дружбой, она решила, что его «страстные чувства» по меньшей мере весьма скромны.

Печальная улыбка тронула его губы, когда он опустил взгляд вниз. Чтобы не схватить Лидию в объятия и не продемонстрировать, насколько в действительности «скромны» его желания, он изо всех сил ухватился за ветку бука, которая сломалась и поранила ему ладонь. В тот момент он этого даже не заметил.

Его напряженная улыбка смягчилась. Она так мило выглядела в этом лабиринте с ее рассыпавшимися по плечам волосами, с застрявшими в них листочками, с ее веселыми фиалковыми глазами. Она была красивее всего тогда, когда меньше всего думала об этом. Но этому она бы тоже не поверила.

«Мы все еще друзья, не так ли?»

Легко задать такой вопрос, но мучительно предположить, что тебе придется остаться всего лишь другом Лидии. Но он не мог отказать ей в своей дружбе, как не мог запретить сердцу биться. Поэтому он остался, чтобы составить ей компанию, как это сделал бы друг, и был крайне удивлен, когда она, демонстрируя свое дружелюбие, предложила найти ему богатую невесту.

Он даже разозлился, потому что она, как видно, считала его бесчувственным чурбаном, который позволит ей подыскивать для него жену. Неужели его поцелуй ничего не сказал ей? Неужели она не поняла, как ему приходится сдерживаться, чтобы держать в узде свою страсть? За кого она его принимает, если он, по ее мнению, может, только что поцеловав ее, тут же позволить ей подыскивать ему супругу?

Но уже собравшись ответить, он заметил, как в ее темных фиалковых глазах промелькнуло что-то такое, что пытались скрыть ее голос, манера держаться и выражение лица. Именно в этот момент он понял, что леди Лидия Истлейк никогда не сделала бы столь бестактного предложения, если бы не пыталась подавить свое, причем весьма сильное, чувство. У него появилась хрупкая надежда на то, что она, возможно, разделяет его чувства. Но что делать теперь?

Если он попросит ее руки, она, конечно, ответит отказом. Она совершенно ясно заявила, что ей требуется муж, который мог бы создать для нее такие условия, в которых она привыкла жить. И даже если ему удалось бы убедить ее сказать «да»… Но следует ли ему это делать? Сможет ли она быть счастлива, если станет женой безупречного отставного флотского капитана?

Он представил себе Лидию в шелках, с бриллиантами на шее и запястьях. Блеск ее глаз соперничает с их блеском, когда она танцует вальс или обменивается с кем-то остроумными замечаниями. Ею восхищаются, ей подражают, ее везде хотят видеть. Имеет ли он право просить ее оставить ее мир и все, к чему привыкла, ради незнакомой жизни с ним?

Он взъерошил рукой волосы. Остается к тому же, хотя и не такой важный, вопрос о его собственных обязательствах. Джостен-Холл, его дом, фамильное гнездо многих поколений Локтонов. Что станется с Локтонами без Джостен-Холла?

— Капитан? — вывел его из задумчивости голос лакея.

— Входи.

Лакей вошел в комнату спиной вперед, потому что в руках у него был поднос с кофе.

— Прошу прощения, сэр, это послание пришло вам вчера во второй половине дня, после того как вы ушли. Курьер ждал ответа до полуночи, а потом ушел.

— Спасибо, — сказал Нед. Он взял письмо и вскрыл печать. — На сегодня все, можешь идти.

— Слушаюсь, сэр, — услышал он слова лакея и щелчок закрываемой двери.

Он стал читать письмо, и усталость на его лице постепенно сменилась раздражением.

«Капитан Локтон, из уважения к вам и вашей семье я чувствую себя обязанным сообщить вам о намерениях вашего племянника, лорда Гарольда Локтона, который прошлым вечером вызвал на дуэль Элсуорта Туида, чтобы защитить свою честь. Мистер Туид принял вызов, и они собираются встретиться на рассвете на Примроуз-Хилл. Филипп Хикстон-Таббс выступает в роли секунданта лорда Локтона. Ни о какой защите чести речь там не идет. Я сделал все, что мог, чтобы отговорить обе стороны от поступка, который может закончиться трагедией, но безрезультатно.

Остаюсь вашим покорным слугой,

Джордж Бортон».

Нед смял послание в руке, швырнул в огонь и схватил сюртук. Просовывая руки в рукава, он взглянул на каминные часы. Четверть пятого. Если он поскачет, как будто за ним гонится дьявол, то должен успеть. Схватив со спинки стула шейный платок, он направился в конюшню.

Когда слабый утренний свет, словно расплывающееся винное пятно, начал спускаться по склону, Примроуз-Хилл, несмотря на свое красивое название, выглядел весьма подходящим местом для трагедии, которая должна была здесь разыграться: здесь было туманно и ветрено. Холм был покрыт грубой травой, на его склонах не росли деревья, не считая низких кустарников, среди которых бродили овцы, напуганные нашествием людей в экипаже и нескольких всадников.

Остановившись там, где дорога поднималась к гребню холма, он взглянул вниз, на экипаж, и остановился. Страх у него сменился раздражением. Что за болваны! Случись что-нибудь с одним из них, Надин и Беатрис не переживут этого.

Сжав коленями бока лошади, он послал ее вперед, увидев, что Гарри — а это был, несомненно, он, судя по блестящим золотистым волосам, — спешился и исчез за стоявшим экипажем. Туид тоже спешился. Отдав сюртук одному из своих дружков и отойдя на некоторое расстояние, он несколько запоздало обменялся с ними рукопожатиями. К этому времени Пип вместе с подошедшим к нему молодым человеком наклонился над шкатулкой, которую извлек из недр экипажа. Бортон разговаривал с кем-то, кто сидел в экипаже.

Нед прибыл в тот момент, когда Пип и секундант Туида закончили заряжать пистолеты. Когда он появился, оба тревожно взглянули на него. Неду показалось, что они почувствовали бы облегчение, если бы вместо него увидели магистрата, прибывшего, чтобы арестовать их всех.

— Доброе утро, Пип, — вежливо сказал он, спрыгивая с седла и бросая поводья кучеру, стоявшему рядом. Сняв кожаные перчатки для верховой езды, он хлопнул ими о бедро и заткнул за пояс. — Ты, как я вижу, времени не теряешь: сначала лабиринт Морроу, теперь это.

Филипп смотрел на него открыв рот словно рыба, вытащенная из воды. Неду показалось, что его вид не понравился бы Дженни Пиклер.

— Добрый день, Бортон, — сказал он соседу по Джостен-Холлу. — Где Гарри?

— Что ты здесь делаешь? — умудрился наконец изречь Пип.

— Я приехал ради дуэли, конечно.

Он оглянулся, надеясь увидеть Гарри, который еще не появился из-за экипажа, и заметил седовласую голову, выглядывающую из экипажа. Это, несомненно, был врач.

— Прошу прощения, джентльмены, — сказал Нед и обогнул экипаж с другой стороны. Там, как и следовало ожидать, он увидел согнувшегося пополам Гарри, которого рвало на траву. У Гарри был невероятно чувствительный желудок. Даже упоминание о крови могло вызвать рвоту.

— Привет, Гарри, — миролюбиво сказал он.

Гарри вскинул голову, его глаза чуть не вылезли из орбит, но тут же снова согнулся пополам, расставшись с еще одной порцией ужина. Он прижал к губам носовой платок и выпрямился, дрожа, но не утратив отваги. Несчастный пьяница.

— Черт возьми, Нед, — сердито сказал он. — Посмотри, что ты наделал. — Он указал на свои сапоги. — Не могу я драться на дуэли, когда сапоги испачканы рвотой. Ради Бога, найди мне носовой платок, чтобы я мог их почистить.

Нед широко раскрыл глаза. Гарри всегда проявлял к нему здоровое уважительное отношение, но сейчас в его голосе звучали повелительные нотки его отца, и если он унаследовал от Джостена эту черту, то об этом можно было лишь сожалеть.

Нед сорвал с шеи платок и протянул ему, и Гарри, опустившись на одно колено, принялся тщательно отчищать свой сапог.

— Почему ты здесь, Нед? — возмущенно спросил он.

— Пользуюсь своим семейным правом не быть равнодушным. Я могу спросить то же самое у тебя: что ты здесь делаешь, Гарри?

Гарри поднял голову и взглянул на него. Его голубые глаза потемнели от избытка эмоций.

— Я защищаю честь семьи, которая тебе, судя по всему, безразлична.

Вот оно что? Молокосос считает его виноватым в этой истории.

— Понятно. Какое же оскорбление нанес тебе Туид?

Отвечая на его вопрос, Гарри покраснел до кирпичного цвета и что-то невнятно пробормотал.

— Извини. Из-за пушечной канонады у меня немного ухудшился слух. Что ты сказал?

Гарри взглянул на Неда горящими глазами.

— Он сказал, что моя собака — гермафродит.

Нед редко чему удивлялся, но Гарри удалось удивить его. На мгновение Неду даже показалось, что тот шутит, но одного взгляда на его обиженную физиономию было достаточно, чтобы понять, что он абсолютно серьезен.

Нед прокашлялся, чтобы не расхохотаться.

— Извини, конечно, но в данном случае не будет ли это защитой собачьей чести?

Гарри закончил счищать с сапога рвоту и встал, швырнув грязный платок в траву.

— Собака — это метафора, которую использовал Туид, чтобы оскорбить честь нашей семьи.

— Метафора? — произнес Нед, пораженный скорее тем, что племянник знает слово «метафора», чем ее смыслом. К тому же он сильно сомневался в том, что Туид способен использовать метафоры.

— Да! — сердито сказал Гарри. — А у меня даже нет никакой собаки. И он назвал собаку Капитаном.

Нед расхохотался. Он уже не мог удержаться от смеха, хотя Гарри побагровел и так сжал губы, что они вообще исчезли из вида.

— Я рад, что тебя забавляет, когда тебя называют гермафродитом, — холодно произнес Гарри.

Усилием воли Нед заставил себя не смеяться.

— Извини. Но это действительно смешно, Гарри. Почему ты позволяешь с такой легкостью манипулировать собой?

Ему хотелось, чтобы парень понял, что дуэль эта ниже его достоинства. Но, глядя сейчас на своего племянника, он осознал, что ему удалось лишь оскорбить его.

— Ты не имеешь к этому отношения, Нед, — чопорно произнес Гарри. — И я был бы благодарен, если бы ты уехал отсюда до начала дуэли.

— Боюсь, что я не могу так поступить, Гарри. Твоя матушка снимет с плеч мою голову, если я, стоя рядом, допущу, чтобы с головы ее синеглазого мальчика упал хотя бы один волосок.

— Ну что ж, ты бессилен что-либо сделать. Я буду стреляться… — Эти слова вызвали новый приступ рвоты. — Проклятие!

Нед не стал с ним спорить. Наклонив голову, он отошел, оставив Гарри чистить другой сапог. Его раздражение постепенно сменилось гневом. Он начал думать, что парню пошло бы на пользу, если бы он описался, посмотрев в дуло дуэльного пистолета. Возможно, тогда он не позволил бы такому мерзавцу, как Туид, третировать себя, вовлекая в подобные ситуации.

Нед прищурил глаза. Объектом враждебности Туида был не Гарри, а он. Туид надеялся причинить боль ему через племянника, что, по меркам Неда, было значительно более серьезным оскорблением, чем обозвать его собакой или предположить, что он мошенничает за карточным столом.