Элинор кивнула и поднялась из-за стола. Повернувшись к Лидии, она громко сказала:

— Послушайте, я не знаю никого из леди, которые не хотели бы, чтобы их узнали.

Не взглянув больше на Лидию, она выплыла из комнаты. Лидия отправилась в противоположную сторону.

У входа в бальный зал Элинор остановилась и поискала глазами Эмили. Она не сразу увидела ее, зато увидела очень напряженное лицо капитана, появившегося со стороны двора и направившегося в бильярдную комнату. Ее глаза задумчиво прищурились. От ее взгляда не укрылись и листочки, запутавшиеся в золотой сетке на подоле платья Лидии.

Это ей не понравилось. У капитана не было средств содержать Лидию так, как она того заслуживала. У него не было возможности вращаться в тех же кругах, что и Лидия. Или, например, как она сама. Это могут не многие.

Не может быть, чтобы девочка была так глупа, что…

Ее губы сжались в твердую линию. Пока никто об этом не знает, не имеет значения, воображает ли Лидия, что влюблена, или она влюблена на самом деле, и нарушила ли она правила приличия или не нарушила.

И никто не должен узнать об этом впредь.


К двум часам ночи толпа перед домом Спенсеров начала редеть: те, кто зарабатывал на жизнь своим трудом, разошлись по домам, чтобы выспаться, и уступили место игрокам, молодым щеголям с их кокетничающими подружками, стареющим дамам полусвета, старым пижонам и щеголям средних лет. Все они задерживались здесь по дороге в следующее игорное или питейное заведение, жаждая увидеть все, что еще можно было увидеть.

Какой-то мускулистый мужчина лет пятидесяти прислонился к воротам, пытаясь убедить очень молоденькую и хорошенькую шлюху, что у него действительно имеется монетка, чтобы оплатить несколько часов ее компании. Девчонка недоверчиво взглянула на него. Правда, у него был стиль и говорил он правильно, но, судя по порезам на подбородке, брился он сам, а его сюртук, хотя и сшитый из тонкого сукна, был перелицован. У него был шишковатый нос пьяницы, а когда он улыбался, глаза оставались холодными.

— Покажите-ка мне сначала монетку, о которой вы говорите, — настойчиво требовала девица.

Мужчина прищурил глаза.

— Ты думаешь, что я вру? — спросил он, презрительно усмехнувшись. Его несмеющиеся глаза превратились в узкие щелочки и стали очень злыми. Девчонка была готова удрать, когда дверь в Спенсер-Хаусе открылась и оттуда, словно пригоршня золотых монет, выплеснулись свет и музыка. Появились две женщины: одна была одета Матушкой Гусыней, а другая — Золотой статуей. Ее золотистое платье вспыхивало и мерцало словно светлячок. Лицо было скрыто под золотой маской.

Девчонка — а она еще была почти ребенком и не могла не поддаться очарованию — совершенно забыла о своем компаньоне.

— Вот это да! — в полном восторге выдохнула она.

Мужчина повернулся, чтобы посмотреть, что привлекло ее внимание, и увидел двух женщин, садящихся в экипаж.

— Ты знаешь, кто это? — спросил, обращаясь к девчонке, красивый златовласый юноша и указал на экипаж.

Девчонка взглянула на него, и взгляд ее задержался дольше, чем нужно: уж очень он был хорош собой.

— Не-а, — дерзко ответила она. — Ну и кто же она такая, милорд?

Парень глупо ухмыльнулся, явно не зная, что она называет милордом каждого потенциального клиента.

— Это леди Лидия Истлейк, — сказал он, тщательно выговаривая слова. — Она не только одна из самых прекрасных женщин в Лондоне, но и одна из самых богатых.

— А откуда вам это известно, милорд? — спросила девчонка, отвернувшись от пожилого мужчины и придвигаясь поближе к более приятному на вид юнцу.

— Потому что я видел этим вечером, как она выходила из дома леди Гренвилл на Кавендиш-сквер, когда я проходил мимо… — он замолчал и, оглянувшись вокруг, тихо добавил: — направляясь в игорное заведение.

— Вот это да! — сказала девчонка и, мотнув головой в сторону бутылки, которую парень держал в руке, добавила: — Угостишь?

Парень взглянул на бутылку, потом на нее и протянул ей бутылку. Она отхлебнула большой глоток:

— Если она такая богатая, то почему ездит в старом наемном экипаже?

Этот вопрос явно поставил юного красавчика в затруднительное положение.

— Чего не знаю, того не знаю, — признался наконец он, отбирая у нее свою бутылку.

К этому времени экипаж, в котором сидели золотая леди и ее компаньонка, подкатил к воротам и остановился, ожидая, когда лакеи откроют их. Он стоял так близко, что девчонка могла заглянуть внутрь экипажа. Женщина, которую юный щеголь назвал леди Лидией, отвернулась от толпы и разговаривала с Матушкой Гусыней, снявшей с головы чепец, под которым обнаружились тугие завитки седеющих рыжих волос.

— А кто другая женщина? Старая? — спросила девчонка.

— Кузина леди Лидии. И ее постоянная компаньонка.

— А ее как зовут? — спросил уже забытый потенциальный клиент.

Парень пожал плечами.

— Не знаю, — признался он, но вдруг вспомнил: — Говорили, что леди Лидия нашла ее в сумасшедшем доме.

Не сказав больше ничего, мужчина просто повернулся и ушел. Девчонка вздохнула с облегчением, поняв, что ей не придется испробовать на себе его крутой нрав, когда она ему откажет, и не придется ложиться с ним в постель, если у него действительно имеется крона. Она бросила кокетливый взгляд на красивого нового клиента.

— Ну а вас как зовут, милорд? — спросила она, отбирая у него бутылку и отхлебывая еще один изрядный глоток.

Парень глядел на нее с явным одобрением.

— Гарри, — сказал он.

Глава 26

Как и следовало ожидать от человека, посвятившего свою жизнь тому, чтобы контролировать всех членов своей семьи, дедушка Чайлда Смита, гнусный старикан, отказывался умирать, пока не увидит своего сына посвященным в рыцари, свою дочь — замужем за маркизом, а собственную жену — в могиле. Это была его третья жена — первые две, к счастью для них, уже умерли. Он достиг своего преклонного возраста, несмотря на то что ему не раз предсказывали не дожить до изгнания Наполеона. Единственным, кто отказывался подчиниться его требованиям, был Чайлд.

Иногда Чайлду начинало казаться, что именно его отказ жениться продлевает жизнь старого греховодника за пределы установленных природой сроков. Но Мартина Смита никогда особенно не интересовали порядки, установленные природой, как не интересовали желания и потребности других людей.

Но теперь наконец стало ясно, что даже Мартину Смиту больше не удастся обманывать смерть. Он действительно умирал. Нельзя сказать, что это сделало его более терпимым или менее неприятным. Не заставило это его и пересмотреть свою потребность подчинять всех своей воле. Как бы не так. Казалось, это даже усилило отвратительные черты его характера.

Записка, которую Чайлд получил во время маскарада у Спенсеров, была короткой и деловой. Дедушка Чайлда на смертном одре и требует присутствия своего единственного внука. Чайлд сразу же ушел с бала и направился к нему. Старик сидел в постели, обложенный подушками. Шелковый ночной колпак спустился на уши, ввалившиеся глаза помутнели.

— Этот прыщ еще не явился? — спросил Мартин, обращаясь к шеренге докторов и лакеев, стоявших в напряженном молчании.

— Я здесь, дедушка, — сказал в ответ Чайлд, заставляя себя подойти к кровати.

— Еще не женился? — прокаркал низким голосом старик.

— Нет, сэр.

Он махнул скелетообразной рукой в сторону Чайлда.

— Ты зря тратишь время, переча мне. Ты слишком любишь свою внешность, чтобы быть бедным.

К несчастью, старик был прав. Именно по этой причине Чайлд Смит стоял сейчас, в час дня, перед дверью городского дома леди Лидии Истлейк и готовился произнести небольшую изящную речь, которая могла бы убедить леди Лидию стать его женой.

Китти будет в ярости. Или, что еще хуже, у нее будет разбито сердце. Пусть уж лучше будет в ярости. Мысль о рыдающей маленькой Китти с разбитым сердцем была абсолютно невыносимой. Но ведь она разумная женщина. Она наверняка его поймет. Ведь он собирается жениться на леди Лидии не по собственному желанию. Отнюдь. Хотя она ему, конечно, нравится. Она такая остроумная, такая элегантная… и очень красивая.

Но она не Китти.

Она не могла бы заставить его сердце учащенно забиться, всего лишь мимоходом улыбнувшись ему, или прогнать заботы, просто поделившись с ним кусочком жареного хлеба с сыром, сидя перед камином. Она не могла бы заставить его забыть, кто он такой и где находится, просто положив хорошенькую головку к нему на колени и приказав кормить ее виноградом. Она не могла бы заставить его хохотать над своим умышленно утрированным акцентом или стонать от наслаждения, когда растирала его ноги.

Но все это не имело значения по сравнению со статусом, который он приобретет, став одним из пятерых самых богатых жителей Лондона.

Да, Китти просто придется принять все это. Ему надо было позаботиться о своем имени, а это означало подчиниться требованиям старика. И, судя по еле слышному, когда он уходил, дыханию старого мерзавца, ему следовало поторопиться.

Он резко постучал в дверь. Открывшая дверь служанка провела его в поразительно скромно обставленную утреннюю гостиную и, приняв у него шляпу и трость, сказала:

— Извольте подождать, сэр, а я узнаю, дома ли леди Лидия.

Чайлд с интересом огляделся вокруг. Для женщины, всегда окруженной роскошью, ее гостиная была поразительно пустой и лишенной декоративных элементов. И даже мебели. На стене висели несколько картин кисти неизвестных художников. Ничем не примечательные каминные часы отсчитывали время. Даже ковер под ногами был непропорционально маленьким, как будто замещал собой большого старшего брата.

Вернувшаяся служанка присела в реверансе и, сказав, что леди Лидия скоро спустится, спросила, не желает ли он что-нибудь выпить. Он отказался, и служанка ушла.

Не заставив долго ждать себя, появилась леди Лидия. Под ее знаменитыми фиалковыми глазами залегли тени того же оттенка, она была бледна, как после бессонной ночи. Ее губы едва заметно дрогнули в улыбке.

Он поклонился.

— Леди Лидия. Прошу прощения, что прошлой ночью я не смог станцевать с вами. Семейное дело потребовало моего присутствия.

— Надеюсь, не произошло ничего неприятного? — спросила она.

Он беззаботно махнул рукой, как бы отметая ее беспокойство. Она уселась в кресло и сложила руки на коленях.

— Ничего неожиданного, просто некоторое неудобство, — сказал он, понимая, что не ответил на ее вопрос. Но ведь если они поженятся, она должна знать, что он ведет жизнь, отдельную от ее жизни, в которой она не будет участвовать и задавать вопросы о которой ей не будет разрешено. Такую же любезность он был намерен оказывать и ей.

— Говорят, будто маскарад у Спенсеров соблаговолила посетить Аурелия, загадочная и легендарная, — сказал он вместо того, что хотел сказать. — Она, говорят, элегантно обмахивалась золотым веером филигранной работы. — Он улыбнулся и многозначительно погрозил ей пальцем.

Он думал, что комплимент придется ей по вкусу и они начнут перебрасываться кокетливыми фразами, но она лишь рассеянно улыбнулась в ответ.

— Да, — сказала она. — Жаль, что вас там не было. Вы бы одобрили мой костюм.

В ее словах не было ни капельки кокетства. Она посмотрела в сторону и прикоснулась к виску кончиками пальцев. Все шло не так гладко, как он предполагал. Вместо приятной блестящей собеседницы перед ним была усталая, озабоченная своими мыслями женщина, которой, кажется, не терпелось поскорее спровадить его.

Как будто заразившись от нее этим безразличием ко всему, он утратил даже тот небольшой энтузиазм, какой имел в отношении своей миссии. Возможно, это было к лучшему. Деловое соглашение — даже между друзьями — должно обсуждаться по-деловому. Конечно, вполне допустимо подсластить это парочкой комплиментов.

— Леди Лидия, я вами восхищаюсь, — сказал он. Это было правдой. — Я льщу себя надеждой, что за последние недели мы стали друзьями. — Это тоже было правдой.

Она не проявила ни интереса, ни нетерпения. У нее был вид человека, смирившегося перед судьбой.

— Да, мистер Смит. Мы с вами друзья.

— Леди Лидия, я счел бы себя самым счастливым человеком…

— У меня нет денег, — решительно прервала его она.

Он застыл, глядя на нее, пока не заметил, что сидит с раскрытым ртом. И захлопнул рот.

— Прежде чем вы скажете что-нибудь еще, я хотела бы, чтобы вы это знали. Моего состояния больше нет. У меня нет ни недвижимости, ни денег, ни ожиданий наследства. — Говоря это, она была не слишком расстроена, просто выглядела очень усталой. — Флотилию Истлейков захватили пираты, мои акции превратились в кучу ненужных бумажек, а большая часть моего личного имущества распродана, чтобы финансировать этот последний сезон. Мой последний золотой сезон, — иронично произнесла она нараспев.