— Это еще почему? — спросила крайне изумленная Элинор.

— Мистер Смит не любит меня.

— Тем лучше, — заявила Элинор, не скрывая раздражения. — В таком случае он не будет вмешиваться в твои дела. Пока ты будешь вести себя осмотрительно.

— Не так, как Сара, — не удержавшись, сказала Лидия.

— Да. Не так, как Сара.

Все, что говорила Элинор, было правдой. Богатство и привилегии действительно лежали в основе ее существования; все, что она знала, было действительно в рамках правил, установленных в высшем свете, и это определяло ее поведение в обществе.

— Ты должна принять его предложение, — сказала Элинор. — Я понимаю твои тревоги. До сих пор ты жила, не отвечая за свои поступки ни перед одним человеком, и это тебя испортило. Да, Лидия. Ты человек избалованный. Однако нет причин ожидать, что твоя жизнь сильно изменится после того, как ты станешь женой Смита. Возможно, от тебя потребуют произвести на свет наследника, но даже это не обязательно. У меня, например, как тебе известно, детей не было. Ты выйдешь замуж и будешь продолжать жить точно так же, как сейчас. Если и будут изменения, то очень незначительные.

Нет, подумала Лидия. Нет! Впервые за все время этого разговора слова Элинор показались Лидии не только неискренними, но и неверными. В окружающем мире всегда происходят изменения. Умирают родители, умирают дети, так и не сделавшие своего первого вдоха, мужья бросают жен, поместив их в сумасшедшие дома, друзья разрушают свои жизни ради любви. Вот и Нед женится на ком-нибудь другом.

— Ты будешь жить точно так же, как жила всегда, — сказала Элинор. — Чайлд Смит будет тебе хорошим мужем. Вы подходите друг другу, — все настойчивее говорила Элинор.

Лидия вдруг поняла, что Элинор боится — боится, что она откажет Чайлду.

— Не делай глупостей, Лидия. Не отворачивайся от всего, что составляет твою жизнь. Не отворачивайся от меня.

— Я никогда не отвернусь от тебя, — возразила Лидия.

— Отвернешься, если не выйдешь замуж за Чайлда Смита! — воскликнула Элинор и, поднявшись с кресла, подошла к окну, чтобы взять себя в руки.

В дверь постучали, и в комнату вошла служанка с коробкой в руках.

— Прошу извинения, миледи, но парень, который принес это, говорит, что ему приказано ждать, пока не узнает, что это передано лично вам в руки.

Лидия, устало кивнув, взяла коробку.

— Дай ему шиллинг и поблагодари.

— От Смита? — спросила Элинор, бросая взгляд на коробку.

— Не знаю. Карточки нет. — Лидия развязала коробку, и у нее замерло сердце. Там, завернутая в несколько слоев рисовой бумаги, лежала золотистая перчатка из шерсти ламы. Ее перчатка.

«Значит, он знал, кто я такая».

Она остановилась в задумчивости, пока не поняла, что там лежит что-то еще. Она приподняла перчатку, заметив, что Элинор наблюдает за ней, прищурив глаза.

Под перчаткой находилась синяя с белым чаша, поверхность которой покрылась кракелюрами от времени. Это была китайская чаша, которую она нашла в лавке Рубале. Должно быть, тогда он тоже узнал ее.

Силы небесные!

Она нервно глотнула воздух и вынула из коробки прекрасную вещицу. Из упаковочной рисовой бумаги выпала записка. Она развернула ее дрожащей рукой. Записка была без обращения.

Элинор что-то говорила, но она не слышала. Она читала написанный уверенным почерком текст.

«…не хотел бы противоречить вам, но должен сказать, что я не смогу больше прожить и часа, зная, что вы считаете, будто я могу не узнать вас. Позвольте мне внести ясность: я никогда не принимал вас ни за кого другого. Какую бы маску вы ни надели, чем бы ни покрывали свою кожу, это не спрячет вас от меня.

Тысяча всяких мелочей позволит мне обнаружить вас: то, как вы поясняете какое-то замечание движением пальцев; то, как вы склоняете голову, слушая музыку; как быстро вдыхаете воздух, прежде чем рассмеяться; то, как вы молчите.

Стоит мне поднять руку, и я смогу изобразить покатость вашего плеча; стоит закрыть глаза, и я смогу нарисовать карту из голубых жилок на внутренней стороне вашего запястья; стоит втянуть воздух, как я смогу ощутить ваш аромат. Я настоящий эксперт по текстуре вашей кожи и большой знаток очаровательных оттенков ваших глаз, а также непререкаемый авторитет в области модуляции вашего дыхания. И все же мне не нужны ни зрение, ни слух, ни осязание, чтобы узнать вас. Я буду видеть, слышать и ощущать вас своей душой.

Вы в моем сердце, как луна на небе: светит ли она или предпочла сегодня не светить, она всегда находится там.

Поэтому умоляю вас, леди Лидия, никогда не думайте, что я могу не узнать вас.

Ваш самый покорный слуга,

капитан Эдвард Локтон».

— Лидия? Лидия, что там, в этом письме? — спросила Элинор, подходя к ней. — Это от него, не так ли? От Локтона? — Она с недоброжелательной интонацией произнесла это имя, глядя на склоненную голову задумавшейся Лидии. — Могу догадаться, что там такое. Какие-нибудь романтические бредни. Локтон забил тебе голову всякой романтической чепухой, а сам обманул тебя, воспользовался твоей доверчивостью и завлек тебя… и теперь ты страдаешь по нему.

Неужели Элинор и впрямь не видит, насколько нелепо ее обвинение?

— А что ты скажешь о моем поведении по отношению к нему, Элинор?

— Это совсем другое дело, — отмахнулась Элинор.

— Он любит меня.

— Он мерзавец, который имеет наглость преследовать тебя, хотя знает, что твои обстоятельства не позволяют даже подумать о браке между вами. Я не понимаю… Постой! Кажется, я поняла! — воскликнула она, и глаза ее сверкнули. — Знаешь, что все это значит? Он готовит почву для будущей интрижки. Возможно, у него все-таки больше здравого смысла, чем я думала.

Лидия наморщила лоб.

— Интрижка?

— Да. После того как ты выйдешь замуж, он по истечении какого-то приличного отрезка времени надеется возобновить ваши отношения.

Нет… Нет…

Лидия покачала головой. Только не Нед! Он слишком достойный человек, слишком честный. Такие беспардонные интриги показались бы ему, как и ей, отталкивающими. Она не была ни Элинор, ни Сарой, ни Эмили. На примере брака своих родителей она видела, чего можно достичь благодаря преданности друг другу и честности отношений. Разве не парадоксально, что именно их отношения были сочтены «скандальным браком»?

— Ты не права, Элинор.

И снова Элинор, ее самый лучший друг, с отвращением махнула рукой.

— Довольно говорить о Неде Локтоне. Он пройденный этап. Ты должна сосредоточиться на Чайлде Смите.

— Нет.

— Черт возьми, Лидия! — взорвалась Элинор. — Будь объективной. Перестань вести себя как ребенок. Возможно, Чайлд Смит не сделает тебя счастливой, но он и не сделает тебя несчастной. Он не разобьет твое сердце. Я говорю достаточно ясно? — спросила она, тяжело дыша. — Он понимает твой мир, его обычаи и условности. Он понимает тебя. Он знает тебя.

Лидия перестала злиться, на душе осталась одна пустота. Она не хотела спорить с Элинор. Возможно, она вела себя как ребенок, отказываясь принимать неизбежное, потому что это противоречило желанию ее сердца. И Чайлд действительно знал ее. По крайней мере он знал, кем она кажется. Да и было ли в ней что-нибудь большее, чем это?

Да. Было. Нед показал ей, что это. Лидия вспомнила, как сказала ему прошлой ночью, что он не знает ее и поэтому не может судить о том, что она хочет, а чего не хочет. Однако и перчатка, и чаша говорили о ложности этого обвинения. Он знал ее. Потому что любил.

Нед любит ее.

Что еще можно к этому добавить?

— Лидия, что с тобой? — спросила Элинор. — Ты как-то странно выглядишь. Зачем ты встаешь? Куда собираешься идти?

— Я… — Она покачала головой, с трудом вспоминая, зачем она встала, почему пришла Элинор, почему она сама все еще здесь.

Нед любит ее.

Она повернулась и направилась к двери.

— Извини меня, пожалуйста, — сказала она и, не оглядываясь, вышла из комнаты.

Лидия с горящими глазами промчалась мимо Эмили, не заметив ее, стоявшую в коридоре перед дверью в гостиную.

Эмили слышала последнюю часть разговора Лидии с Элинор. Она двигалась медленно. Иногда даже медленнее, чем было необходимо, потому что это давало ей возможность услышать какие-то обрывки разговоров. Особенно если то, о чем шла речь, могло, по ее мнению, в какой-то степени задеть ее интересы. Лидия даже не догадывалась, что Эмили в совершенстве владела «мастерством выживания».

— Явное безумие! — услышала она восклицание Элинор, открывая дверь.

— Этот диагноз я слышала и раньше, — сказала Эмили, входя в комнату.

Элинор слегка покраснела.

— Я не имела в виду тебя, Эмили.

— Я знаю, — сказала Эмили, садясь в кресло, чего она никогда бы не сделала, если бы в комнате находился кто-нибудь посторонний или если бы Элинор против этого возражала. Эмили знала, что она не возражает, пока никто этого не видит. Лидия не подозревала не только того, что Эмили была мастером выживания, но и того, что Элинор была большим снобом. Обе они вовсе не были плохими людьми, просто они были другими по натуре, чем Лидия.

Эмили хотелось бы думать, что это объясняется тем, что жизнь обошлась с ними сурово, но она понимала, что это было бы просто отговоркой. Лидии тоже выпало на долю немало боли. Конечно, не физической боли, но Эмили хорошо знала, что есть также боль иного рода. Любящее сердце могло иссохнуть в пустом уилширском доме.

Она ждала теперь, что Элинор что-нибудь скажет. Компаньонка не садится, прежде чем сядет герцогиня, и Эмили очень хорошо знала свое место и очень, очень дорожила им.

— Сядь, пожалуйста, Элинор.

Элинор чуть помедлила, глядя на сидящую в кресле Эмили, потом грациозно, несмотря на побаливающую спину, опустилась в кресло.

— Есть места и похуже Брислингтонского сумасшедшего дома, — сказала Эмили. — Пациентов там никогда не показывают ради забавы или для устрашения публики. У них строгий режим: физические упражнения, еда, отдых и какая-нибудь работа. Они чистые и сытые. Однако я была там несчастна.

— Конечно, — сказала Элинор, — ведь тебе там было не место.

Эмили радостно оживилась.

— Вот именно. Мне там было не место. Хотя некоторые говорят другое. Леди Пиклер, например, уверена, что Лидия совершила ошибку, забрав меня оттуда. И так думает не одна она.

Элинор раскрыла тонкие губы, чтобы что-то сказать, но Эмили заговорила первой.

— Я понимаю это беспокойство. Иногда я даже умышленно его вызываю. Да, мне трудно контролировать мои неприемлемые для окружающих импульсы. — Она наклонилась вперед и сказала, чуть поморщившись: — Кстати, в моей комнате сейчас лежит кусок мыла с герцогской печатью, изображенной на нем.

Элинор, давно привыкшая к пропаже мелких вещиц после визитов Эмили, даже глазом не моргнула.

— Да, я помню, что подарила его тебе.

Эмили рассмеялась.

— Ты действительно добрая, Элинор, и великодушная. — Ее смех затих, сменившись сочувственной улыбкой. — Я попросила бы тебя не забывать об этом, когда речь идет о Лидии, и быть по отношению к ней такой же великодушной, как ко мне.

Элинор закрыла глаза.

— Я хочу лишь сделать так, как лучше для Лидии.

— Ты хочешь сделать так, как лучше для тебя, — мягко поправила ее Эмили. — Как и я. Это естественно. Но мы должны преодолеть наш эгоизм, Элинор. Лидии не место с ними, как и мне не место в Брислингтоне.

Элинор начала было возражать, но Эмили ее остановила.

— Капитан Локтон дает ей шанс узнать такое счастье, какого ни мне, ни тебе, ни Саре узнать не довелось.

— Он хочет отобрать ее у друзей из высшего общества, в котором она родилась и выросла! — сердито оборвала ее Элинор.

Но Эмили в течение долгого времени уже вела эту борьбу сама с собой, стараясь проявить душевную щедрость вопреки собственным интересам. Так что ей были известны все аргументы Элинор. И все ответы.

— Он предлагает ей жизнь, фактически очень похожую на ту, которую вели ее родители. Я не имела удовольствия знать их, но я знаю их дочь, ее характер и ее любящую натуру и могу сделать вывод, что их союз был исключительно успешным и счастливым. Таким, о котором ни один из них не пожалел. Хотелось бы надеяться, что брак Лидии с ее капитаном будет таким же.

— Вздор! — отмахнулась Элинор. — Это совсем не одно и то же. Они все-таки оставались людьми влиятельными. Локтон же может предложить Лидий лишь бедность и безвестность.

— Возможно, они начнут совместную жизнь в бедности, — допустила Эмили, — но он, по-моему, не из тех, кто надолго останется бедным, если предоставится подходящая возможность. А что касается безвестности и высшего общества, то Лидия заслуживает того, чтобы узнать, какая она есть, когда за ней никто не наблюдает. Мы с тобой уже знаем, какого калибра она человек и каков у нее характер. Нам известны ее доброта, преданность и щедрость. Я уверена, что капитан Локтон тоже это знает. Он любит ее, Элинор.