Рен поднырнул под нее и схватил за ногу. Эмма вскрикнула, не сразу сообразив, что ее атаковало вовсе не морское чудовище. Рен со смехом выплыл из воды, отбрасывая с лица мокрые пряди.

– Попалась!

– Вы меня до смерти напугали!

Он притянул ее к себе и крепко обнял:

– Трудно представить, что великую Эмму Уорд может что-то напугать.

Он поцеловал ее медленным, чувственным поцелуем, как не целовал ни накануне, ни тогда, когда получал приз. Эмма подумала, что это тоже в своем роде рай: растворяться в его объятиях, наслаждаясь поцелуями и ласкающей тело водой.

Рен подхватил ее на руки и вынес на берег. Отыскав покрытый мягким песком участок, он уложил ее и склонился над ней. С его волос стекала вода.

– Похоже на сталактиты, – со смехом заметила Эмма, протягивая руку, чтобы выжать мокрые пряди. Глаза Рена, черные, точно угли, горели огнем желания, когда он накрыл ее тело своим, мокрым и скользким. – Но я не возражаю, – хрипло добавила она.

Рен припал к ее губам и, заведя ей руки за голову, сжал ладонью оба запястья, Эмма раздвинула ноги – ощущение было очень приятное, как будто Рен в самом деле принадлежит ей. Возможно, всему виной магия водопада, дарующая чувство сопричастности древнему миру пещеры. Эмма не просто хотела Рена, но сгорала в огне желания. Тело ее трепетало.

Он ласкал ее влагалище, но входить не спешил, растягивая игру, возбуждая еще сильнее. Припав ртом к ее груди, он стал легонько посасывать розовый бутончик соска. Не в силах выносить эту сладостную пытку, Эмма выгнула бедра навстречу Рену. Хватит тянуть, пришла пора действовать. Ее тело жаждало снова познать волшебство. Прошлой ночью она кончила в его объятиях не один, но два раза и теперь гадала, будет ли так всегда?

Посмеиваясь над ее нетерпеливостью, Рен покрывал поцелуями ее шею. Эмма почувствовала, что и он возбужден до предела, и пошире раздвинула бедра. Подобному приглашению было трудно противиться, и Рен вошел в нее. Эмма облегченно вздохнула, ощущая себя наполненной. Рен задвигал бедрами, и она быстро подхватила заданный им ритм, поднимаясь и опускаясь вместе с ним. Совокупление с мужчиной в древней пещере показалось ей самым грешным наслаждением – и самым восхитительным.

Ритм убыстрялся, подводя их обоих к экстазу. Эмма сильно взбрыкнула под Реном, стремясь вонзить ногти ему в плечи, чтобы обрести опору перед лицом надвигающейся маленькой смерти. Но Рен не дал ей этого, заставив погрузиться в наслаждение с широко открытыми глазами, и она повиновалась. В ее голове пульсировала одна-единственная связная мысль – оказывается, это возможно.

Глава 13

Выход под палящие солнечные лучи был сродни повторному – и очень трудному – рождению в новом мире. Рен предпочел бы остаться в водопаде, чтобы продлить наслаждение, но опасался, как бы лошадь не занервничала. Нельзя надолго сбегать от реальности. Не говоря друг другу ни слова, Эмма и Рен сели в двуколку и продолжили путь на пляж.

Рену не хотелось разрушать чары, и Эмме, вероятно, тоже. Он украдкой посмотрел на ее профиль под соломенной шляпкой. Тонкий нос и изгиб подбородка подчеркивали красоту лица. Также в нем чувствовалось напряжение. Каковы бы ни были причины ее молчания, она казалась глубоко погруженной в раздумья. Некоторое время спустя, очнувшись, она указала рукой на каменную гряду, тянущуюся к самой воде. Рену стало интересно, думает ли она о том же, о чем и он? То есть о них? Какое значение имеют для нее события двух последних дней? Или она размышляет о чем-то другом? Вчера вечером Гридли ее напугал, и сегодня утром она снова была напугана, хотя менее наблюдательный человек не заметил бы. Эмма мастерски пользуется дерзостью и бравадой, как щитом, за которым укрывается от страха.

Преодолев последний поворот, они оказались у океана, воды которого сверкали голубизной и зеленью в лучах солнца. Песок на берегу казался совершенно белым.

При виде этого великолепия Рен не сдержал улыбки.

– Я думал, что пещера восхитительна, но теперь вижу, что у нее появился соперник. Жителям Лондона подобный вид и не снился. Он такой естественный. Даже краски другие. Наш океан черен и холоден и совершенно негостеприимен.

Он спрыгнул на землю и распряг лошадь, решив, что в уединенной бухточке ей далеко не уйти. Потом помог Эмме выйти из двуколки. Он нарочно задержал руки на ее талии дольше положенного, внимательно всматриваясь в ее карие глаза в попытке угадать мысли. Эмма представлялась ему самой красивой и загадочной из всех женщин, кого он знал, но также и непостижимой и интригующей.

– Прогуляешься со мной, Эмма? – негромко спросил он.

Они разулись. Рен закатал бриджи, а Эмма подобрала подол платья и, завязав узлом, подоткнула повыше, чтобы не намочить. Бредя к океану по мягкому теплому песку, Рен думал о том, что здесь все другое, не только цвет воды. И Эмма тоже другая. Она без колебаний сняла обувь и подоткнула платье. Ни одна английская девушка не осмелилась бы на такой отчаянный поступок, и меньше всех наследница из Йорка. А на Барбадосе скромность – черта непрактичная. Рен представить себе не мог, чтобы Эмма не насладилась красотой океана лишь потому, что стесняется разуться. Незачем приносить такую жертву на алтарь пристойности.

– Даю пенни за твои мысли, – сказал Рен, чувствуя ласкающее прикосновение теплых волн к ногам. Его брат Тедди пришел бы в восторг.

– А я даю фунт за твои. Ты только что улыбнулся. О чем думал? – Эмма нагнулась, чтобы подобрать белую ракушку.

– О своем брате и о том, как бы ему здесь понравилось. Его было бы невозможно увести с пляжа.

Эмма бросила ракушку в воду.

– Скучаешь по своей семье?

Рен хохотнул:

– Пока нет. Но, уверен, скоро заскучаю. В Англии я видел их каждый день. Но человеку, привыкшему жить в одиночестве, непросто находиться в доме, где полным-полно женщин.

Эмма вопросительно вздернула брови, и Рен пояснил:

– Когда мой отец был жив, я обитал в отдельной квартирке в Лондоне, сохраняя таким образом некую дистанцию. Я люблю свою семью, но и личную сво боду очень ценю. У молодого человека случаются знакомства, которые следует скрывать от не в меру любопытных сестер. После смерти отца я перебрался в наш городской особняк, чтобы взять на себя заботу о семье.

Унаследованный им титул графа кардинально изменил его жизнь.

– За одну ночь я из беззаботного парня превратился в мужчину, на которого возложена ответственность.

Большая ответственность. Рену пришлось не только присматривать за семьей, но и управлять поместьями и инвестициями, разбираться с долгами, принимать решения, готовить светский дебют сестры Сары. То было четыре гора назад. Все это время он пытался свести концы с концами и пришел к выводу, что в его случае принятые в аристократической среде традиционные способы управления состоянием не работают.

Эмма посмотрела на него из-под полей шляпки. Взгляд ее был задумчив, но искренен.

– Жаль слышать, что твой отец скончался. Ты никогда об этом не упоминал. Вы с ним были близки?

– Да. – Рен улыбнулся, представив жизнелюбивого отца, высокого мужчину, со смехом шагающего по дорожке, или борющегося с Тедди, или поддразнивающего девочек. – Он любил нас. Никто в этом не сомневался. Отец понимал, что однажды я смогу занять его место, что мне достанет образования и жизненного опыта. Также он готовил к жизни и дочерей. Но его уход случился слишком неожиданно.

Рен замолчал, переполненный воспоминаниями о первых страшных минутах.

– Накануне днем я встретился с ним в клубе. Мы пропустили по стаканчику и обсудили лошадь, которую он хотел купить. Вечером я должен был присоединиться к семье на балу, но отец плохо себя почувствовал и был вынужден остаться дома. На следующее утро его не стало.

Эмма сжала ему руку и произнесла тихим голосом:

– Мы никогда не бываем готовы к уходу близких, внезапно это случается или нет. – Она перевела взгляд на океанскую даль. – Здесь очень красиво, но и опасно тоже. Иногда я начинаю сомневаться в том, можно ли людям тут жить. Здесь случаются ураганы, смертельные укусы насекомых, лихорадки, и нам не по силам ничего с этим поделать. Мы не можем сдержать шторм или отвести болезнь. Мы чертовски уязвимы. – Мой отец был крепким человеком, – продолжила Эмма, – и многие годы переносил трудности военной жизни. И все же лихорадка забрала его за неделю. Говорят, что мне повезло, потому что у меня была возможность попрощаться с ним, а у него – отдать последние распоряжения. Мерри дни и ночи просиживал у его ложа и записывал, когда отец был в сознании, а когда нет – просто говорил успокаивающие слова. Но все это не имеет значения. Мне его недостает, я до сих пор оплакиваю его. Полагаю, в этом мы с тобой похожи.

Они прошли вперед по береговой линии, держась за руки. Рен ощутил с Эммой связь, какой прежде не было у него ни с одним другим человеком. Возможно, он открылся перед ней, находясь под впечатлением близости, которую они познали в пещере. Возможно, в том повинно что-то другое. В одном Рен был уверен: когда они спускались к воде, он не собирался изливать перед ней душу. Совсем наоборот, хотел вызвать ее на откровенность. Ему никогда не приходилось поверять кому-то свои чувства. Китт уехал до того, как умер Драйден-старший, а усугублять своими душевными терзаниями горе сестер Рен не хотел.

Они с Эммой двинулись в обратный путь, к двуколке и припасенной в ней корзине для пикника. У Рена урчало в животе. Завтракали они, казалось, давным-давно, в другом мире. Рен расстелил одеяло и помог Эмме разложить провизию. Ей хотелось узнать больше о жизни в Англии.

– Я не была там с детства, – призналась она, откусывая сэндвич с ветчиной. – И мало что помню, за исключением того, что там было сумрачно и часто шел дождь.

Рен рассмеялся:

– В таком случае твои воспоминания точны и исчерпывающи. С тех пор мало что изменилось. Внимания заслуживает только лето в английской глубинке.

Рен принялся потчевать ее историями из жизни своей семьи в загородном доме, где они собирали клубнику, скакали верхом и плавали в реке.

За историями они не заметили, как умяли приготовленные для них кухаркой сэндвичи, манго и бисквитный торт. Дожевав последний кусок бисквита, Рен отложил салфетку. Эмма уже растянулась на своей половине одеяла, опираясь на локоть. Волосы ниспадали ей на плечо, придавая невероятно соблазнительный вид. Тело Рена немедленно отреагировало. В действительности после интерлюдии в пещере оно еще и не успокоилось. Его возбуждали каждое движение Эммы, каждый взгляд, прикосновение и слово.

Рен лег подле нее, и она поощрила его улыбкой, так что ему едва удалось сдержаться и не перейти к дальнейшим действиям. Ее желания подождут.

– Думаю, нам нужно поговорить, прежде чем ситуация зайдет слишком далеко.

Она не сопротивлялась, хотя он ожидал возражений с ее стороны.

– Мы же все время только и делаем, что разговариваем, – с напускной жеманностью отозвалась она и потупилась.

– Да. И это хорошо. Нормально мы не общались с тех самых пор, как я приехал. Иногда я ужасаюсь при мысли, что почти ничего о тебе не знаю – впрочем, как и ты обо мне, – и это притом, что много времени мы проводим вместе. Ну и прочие обстоятельства.

Она посмотрела на него в упор:

– Под «прочими обстоятельствами» ты подразумеваешь занятие любовью?

– И это тоже, – не моргнув глазом, ответил Рен. – У нас есть плантация, которой нужно управлять сообща, хотим мы того или нет. – Он указал рукой сначала на нее, потом на себя. – Теперь у нас еще и это, такое сильное и пьянящее, что трудно подобрать подходящее определение. Что мы делаем, Эмма? – Рен замолчал. Эмма теребила складку на одеяле большим и указательным пальцами. – Это ни к чему не обязывающая связь ради развлечения? Движут ли тобой подлинные чувства или ты претворяешь в жизнь некий хитроумный план против Гридли? Ответь мне, Эмма.

– Ты слишком много думаешь, Рен. – Эмма улыбнулась ему, чтобы смягчить свой ответ и, возможно, отвлечь. – Разве это не может быть просто сексом? Очень, очень хорошим сексом?

– Хотел бы я, чтобы так и было, но ни на секунду не верю в такую возможность. Слишком уж много всего на нас давит.

Эмма пододвинулась к Рену и обняла его за шею. Он ощутил исходящие от ее волос истинно карибские запахи – воды и соли.

– Разве на нас что-то давило, когда мы были в пещере? – спросила она хриплым голосом, медленно покрывая поцелуями его подбородок.

Рен натужно сглотнул. Их разговор ни к чему не приведет, точнее, он ведет кое к чему очень приятному, но совсем не к тому, к чему он надеялся. И сопротивление бесполезно.

– Эмма, ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду.