Бронвин Скотт - Завидная невеста

Слова Китта были не лишены смысла. Гридли не перенесет остракизма, а Рен был готов не колеблясь поставить его перед выбором. Он подготовится и изложит суть Гридли, а тот уж пусть сам решает, как поступить. Сегодня ночью у Рена будет много времени обо всем подумать: он собирался дежурить у постели Эммы. Он соберет осколки ее мира в единое целое, потому что пообещал, что сделает это, невзирая на трудности.

А трудностей хватало. Лихорадка не отступала. Предполагалось, что нужно будет просто отогреть замерзшую Эмму, но на следующий день ее состояние ухудшилось. Ивовый чай и обтирание холодной тканью мало помогали. Рен сидел с Эммой, когда она бодрствовала, давая ей с ложечки бульон и питье, и рассказывал о поместье, уверяя, что все будет хорошо. Но она ни на что не реагировала и почти все время молчала.

– Подумай о свадьбе, – предпринял Рен последнюю попытку увлечь ее. – Какое тебе хочется платье? А цветы какие? Мы можем пожениться сразу, как ты поправишься, и в следующем месяце уже будем мужем и женой.

Он жаждал этого больше всего на свете, больше, чем возродить из пепла «Сахарную землю», больше, чем заставить Артура Гридли заплатить за свои злодеяния. Сильнейшее желание сделать Эмму своей женой лишь усиливало досаду на не отступающую лихорадку.

Эмма отвернулась от него.

– Нет, Рен, ты не можешь на мне жениться. Только не теперь. – Голос ее был хриплым и усталым, но хоть какой-то ответ! – Гридли никогда не оставит нас в покое. – Каждое слово давалось ей с большим трудом. – Я не хочу рисковать тобой. Он будет являться за тобой снова и снова, пока не добьется своего.

Рен схватил ее руку, такую горячую, в свои:

– Я разберусь и с Гридли, и с Девором, и с остальными, если потребуется. Они больше не будут мешать твоему счастью.

Он устал от этих негодяев, устал от того, что они проделывали с ней до его приезда.

– Рен, я этого не допущу. Я освобождаю тебя от данного тобой слова, – произнесла она безжизненным голосом, смежила веки и отняла руку. Потом все же с усилием снова открыла глаза и чуть слышно позвала: – Рен!

Он склонился к ней, улыбкой маскируя страх. Ему стало казаться, что она вот-вот исчезнет, растворится в воздухе.

– Что такое, Эм?

– Я люблю тебя.

– И я тебя люблю.

Он поцеловал ее в лоб, не будучи уверенным, что она его поняла. Он вдруг осознал, что никогда раньше не говорил этих слов ни Эмме, ни какой другой женщине. Но сейчас он сделал признание осознанно, а не просто в ответ на ее слова. Стало очень важно сказать ей, что она первая женщина, удостоившаяся подобного откровения. Его слова шли из самого сердца.

– Эмма? – Рен осторожно потряс ее за плечи, будто пытаясь разбудить. Никакого ответа, никакой физической реакции на встряску. – Эм? Ответь мне!

«Я освобождаю тебя от данного тобой слова. Я этого не допущу. Я не хочу рисковать тобой. Я люблю тебя».

Ее слова снова и снова звучали у него в голове. Она не заставит его смириться, не сможет контролировать его. Но она вполне способна… Нет. Рена захлестнула холодная волна страха, и ему вдруг стало ясно, что она намерена сделать. Она хочет дать ему свободу, перестав бороться с лихорадкой, позволив болезни забрать ее.

– Эм, нет! Останься со мной, слышишь? – Рен едва ли понимал, что кричит.

В комнату вбежала Хэтти, за ней Китт.

– Мы ее теряем. Нужен холодный компресс, больше чая, больше всего! – взревел Рен. Он посмотрел на Китта: – Бери ружья. Мы едем к Гридли. Пора положить этому конец.

Так или иначе, все должно закончиться. Эмма будет искать смерти до тех пор, пока существует опасность в лице Гридли.

Рен бросил на Эмму прощальный взгляд.

– Мы вернемся через пару часов, Хэтти. Не позволяй ей… э-э-э… покинуть нас.

Несколько минут спустя вооруженные до зубов приятели скакали верхом по подъездной аллее к главной дороге. К чести своей, Китт не задал ни единого вопроса. Рен все равно не смог бы на них ответить. Одно он знал наверняка: судьба Эммы таинственным образом переплетена с Гридли. Он не позволит ей умереть, в то время как Гридли будет жить. Вот зачем кузен Мерримор призвал его сюда: чтобы избавить Эмму от злодея любым доступным способом.

Особняка Гридли они достигли очень быстро. Спешившись и держа пистолеты наготове, поднялись по ступеням парадного крыльца. Слуги при виде вооруженных людей шарахнулись в сторону.

– Где Гридли?! – рявкнул Рен, схватив за ворот лакея, которого запомнил со времен званого ужина.

Лакей замялся, но Рен взмахом пистолета быстро развязал ему язык.

– Он у себя в кабинете, вторая дверь слева, – запинаясь, сообщил лакей.

– Ничто так не укрепляет преданность хозяину, как заряженный пистолет, – пробормотал Китт чуть слышно.

– Все средства хороши, – отозвался Рен.

– Напомни потом не злить тебя.

– Господа! Господа! – воззвал к ним слуга. – Он не один. С ним остальные. У них собрание.

Рен усмехнулся:

– Вот такая дипломатия под дулом пистолета.

– Я бы сказал, что люди Гридли не очень-то его любят, – со смешком заметил Китт. – Как ты намерен появиться?

– Сделаем сюрприз, – мрачно отозвался Рен.

Эффект неожиданности сравняет их шансы. Девор сражался бы, если бы Китт не прострелил ему ногу. Возможно, его здесь и вовсе нет. Гридли точно окажет сопротивление. Насчет остальных уверенности не было.

– Их там человек пять, не больше. – Вспомнив рассказ Эммы, Рен добавил: – И все эгоистичные мерзавцы, готовые предать друг друга ради спасения собственной шкуры.

Китт кивнул:

– Я выбью дверь, а ты сразу врывайся внутрь.

Одним мощным ударом ноги Китт распахнул дверь, и та с грохотом слетела с петель. Рен ворвался в кабинет, направив пистолет на Элиаса Блейкли.

Элиас был самым слабым звеном, который непременно струхнул бы от грубой демонстрации силы, а от прямой угрозы своему здоровью и подавно.

– Вы устроили пожар? – грозно спросил Рен, отлично зная, что это не так. Ему нужно было заставить Элиаса обороняться.

– Нет, конечно нет. – Блейкли всем телом вжался в спинку стула и поднял руки вверх. – Это сделали другие, не я. Я не причастен.

– Значит, вы обо всем знали? – не дав ему передышки, взревел Рен.

В глазах Блейкли промелькнул страх. Он слишком поздно понял свою ошибку. В попытке защититься он запаниковал и выдал свое соучастие.

Рен описал пистолетом круг по комнате.

– Как насчет вас, Каннингем? Это вы устроили пожар? Блейкли сказал, что это сделали «другие». Значит, вы виновны. Хотите предать своих друзей?

– Довольно! – гневно взревел Гридли и потянулся рукой под стол.

Рен развернулся в его сторону, но Китт среагировал быстрее и взял Гридли на мушку.

– Довольно чего? – холодно осведомился Рен. – Довольно болтовни твоих так называемых друзей? Боишься, что они признаются, что это вы с Девором устроили пожар, и вы с Девором пытались изнасиловать Эмму Уорд, пока плантация была объята пламенем? Вы с Девором планировали убить меня, если Эмма не согласится на ваши бесчестные условия.

Обвинения раззадорили Рена, воспламенили кровь. Если бы он держал Гридли на прицеле, тот был бы уже мертв.

Каннингем поморщился:

– Ты же обещал, что убийств больше не будет. Артур, я тебе говорил, это очень рискованно.

Рен тут же нацелил пистолет на Каннингема.

– Убийств больше не будет? Потрудитесь объяснить! Даю вам тридцать секунд.

Он знал, что за этим последует, и хотел, чтобы Китт услышал публичное признание, став тем самым независимым свидетелем, третьей стороной, помимо него самого и Эммы.

Стрельнув глазами в сторону Гридли, Каннингем снова перевел взгляд на Рена.

– Мерримор. Он так и так стоял на пороге смерти, ему оставалось не больше пары дней. Гридли подумал, что старик изменил завещание и назвал его владельцем «Сахарной земли», он не хотел рисковать. Вдруг Мерримор изменил бы его еще раз?

– Берегись, Каннингем, отныне твоя жизнь под угрозой, – яростно проговорил Гридли, привстав со своего места. Пистолет Рена заставил его сесть обратно.

– И твоя тоже, – напомнил ему Рен. – Эмма больна, при смерти, и все из-за тебя. Что я могу для нее сделать, так это избавить остров от тебя и тебе подобных. Убийство, поджог, нападение, покушение на жизнь – список можно продолжать до бесконечности, Гридли. И у нас есть свидетели. Уверен, суд благосклонно отнесется к тем, кто сделает чистосердечное признание. – Рен обвел глазами троих приятелей Гридли.

Гридли побледнел, осознав, насколько шатким стало его положение. Но сдаваться пока не собирался.

– Элиас отдает предпочтение мальчикам, чем моложе, тем лучше. Не так ли, Элиас? Как ты посмотришь на то, что этот факт будет обнародован в суде? Я дискредитирую твое признание. А ты, Майлз. – Майлз до сих пор хранил молчание, но Гридли решил раскрыть все грязные секреты приятелей. – Ты уже год как жаждешь продать свою плантацию. Скажу, что у нас возник конфликт интересов. Возможно, Драйден предложил выкупить ее у тебя взамен на лжесвидетельство в суде.

– Это неправда! – пролепетал Майлз Калверт.

Гридли лишь пожал плечами.

– Кто решает, что правда, а что ложь? Даже тень сомнения может сильно осложнить дело и испортить показания. Что же до тебя, Каннингем, скажу, что ты был соучастником, все знал, но предпочел закрыть глаза на происходящее ради того, чтобы основать картель. Что ты признаешься в чем угодно ради спасения собственной шкуры.

– Ты готов пойти на такой риск? – вмешался Рен, изо всех сил пытаясь сконцентрироваться. Нельзя ему сейчас отвлекаться, думать о том, что Эмма уходит в попытке защитить его.

– Иначе я не сидел бы здесь, позволяя держать меня на прицеле из-за шлюшки Мерримора. – Гридли скрипнул зубами, в глазах вспыхнуло пламя безумия.

– В таком случае беги, – предложил Китт. – Предоставлю в твое распоряжение судно. И дружков своих прихвати. Даю двенадцать часов. Судно доставит вас в любую точку мира, но с одним условием – без права вернуться назад. Если вы тихо-мирно уедете, никаких санкций применено не будет.

– В Англию ехать не советую, – подхватил Рен, обводя мужчин глазами и видя, что они просчитывают варианты. – Я отправил письма влиятельным друзьям и семье с описанием ваших похождений. Вас там нигде не примут.

– Ты нас погубил! – вскричал Каннингем.

Рен не знал, обращался ли он к нему или к Гридли.

– Вы сами себя погубили, преследуя невинную женщину и склоняя ее к повиновению. Если она умрет, я найду вас, в какой бы дыре вы ни спрятались, и прикончу.

– Не начать ли стрелять, Рен? – спросил Китт. – Господа, как я вижу, с принятием решения не торопятся. Девору я уже прострелил колено. На сей раз, пожалуй, сделаю мишенью плечо. Как вам это понравится, Калверт? Или, возможно, кому-то надоели его яйца?

Майлз поморщился:

– Я уеду. Так и так собирался это сделать. А что насчет плантации? Не думаете же вы, что я ее просто брошу? В ней все мое состояние.

– Еще как думаю. Вы были заодно со злодеем ради личной выгоды, – просто ответил Рен. – Забирайте, что можете унести, и считайте, что вам крупно повезло. Я не дам плантации пропасть. Помнится, мне говорили, что на Барбадосе нет земли, на которой свободные люди могли бы заниматься земледелием. Теперь будет. Для начала им хватит.

– Ты не посмеешь отдать землю рабам! – вскричал Гридли.

– Посмею. Они свободны, Гридли, уже два года, как свободны. Похоже, не все люди у тебя в услужении это знают, так ужасно ты с ними обращаешься.

Гридли не мог дольше терпеть. Одним мощным движением он перепрыгнул через стол, смахнув с него чернильницу и пресс для бумаг. В его руке мелькнул нож. Рену едва удалось увернуться в сторону от опасного лезвия. Подонок, должно быть, припрятал оружие в рукаве. Гридли снова атаковал его. С такого близкого расстояния трудно как следует прицелиться, но Рен был обязан выстрелить. Либо он, либо Гридли, а Гридли сражался с яростью одержимого.

Гридли набросился на него, и тут грянул выстрел. Вскрикнув, Гридли закатил глаза и осел на пол. Рен удивленно осмотрел свой пистолет. Никаких следов пороха или дыма. Значит, стрелял не он. Он перевел взгляд на Китта, но тот смотрел на Эмхерста Каннингема.

– Оружие у меня всегда при себе, – спокойно пояснил тот, кладя в карман сюртука маленький пистолет, из тех, какие имеются у незадачливого игрока на всякий случай. – Я согласен уплыть на судне, Шерард. Полагаю, все долги уплачены? Буду в доках в полночь.

Рен коротко кивнул Каннингему, и тот с поразительной невозмутимостью покинул кабинет Гридли. Остальные двое угрюмо поплелись следом. Эмма была права, говоря, что их моральные принципы сформировались в порту.