? Ну?

– Я узнал кое-что. Это, по-моему, должно заинтересовать вас.

На лице Годдарда появилось настороженное выражение, и Филипп не в первый раз заподозрил, что у этого юноши, похоже, есть какие-то тайны.

– Ну и почему вы думаете, что мне это интересно?

– Потому что это касается трубочиста по имени Таггерт.

Альберт облегченно расслабился, что еще больше заинтересовало Филиппа. Но первая реакция быстро сменилась горечью, ненавистью и страхом.

– Таггерт? – Годцард почти выплюнул это имя. Единственное, что мне надо о нем знать, – это то, что он сдох.

– Так и есть. Он умер в прошлом году в долговой тюрьме, где провел два последних года жизни.

В лице Альберта не оставалось ни кровинки.

– Откуда вы это взяли?

– Спросил у тех, кто знает.

– Кто знает? У вас с Таггертом не может быть общих знакомых, если только он не ограбил кого-нибудь из ваших богатеньких друзей.

– Я задавал вопросы не своим друзьям. Я нашел людей, которые знали Таггерта, в ближайшем к порту пабе.

– А с чего это вы стали задавать вопросы о Таггерте? – подозрительно прищурился Альберт.

– Потому что мне казалось, что вам надо об этом знать. Потому что, если бы я был на вашем месте, я бы очень этого хотел. Иначе я бы постоянно думал о нем, боялся бы встретить его на улице, боялся бы задушить его, если встречу. Теперь его власть над вами кончена, Годдард. Он мертв. Oн никогда больше не обидит ни одного ребенка.

– Откуда вы знаете, как я?.. – спросил Альберт в смятении.

– Потому что я сам чувствовал бы то же самое.

Руки Годдарда сжались в кулаки, а в глазах блеснула влага, и он поспешил закрыть их.

– Я хотел знать, – прошептал он. – Но я всегда боялся спрашивать. Я боялся, что он об этом узнает, если кто-нибудь передаст ему, и тогда он сможет причинить вред мисс Мэри, или Шарлотте, или Хоуп. Он был жестоким, бессердечным ублюдком, и я не мог допустить, чтобы он вмешался в нашу жизнь. Но я хотел знать, что с ним стало. Что, если я встречу его за ближайшим углом? Что, если он узнает меня? Я часто думал об этом. Видит Бог, я всегда хотел знать...

– Теперь вы знаете. И вы свободны, Годдард.

Молодой человек открыл глаза. Он не пытался вытирать слезы, которые текли по его щекам, и Филипп сделал вид, что не замечает их.

– Я не знаю, что сказать... Я... я благодарен вам.

– Я был рад помочь, – кивнул ему Филипп и повернулся, чтобы выйти из комнаты.

– Почему вы это сделали? – остановил его голос Годдарда. – Зачем вы рисковали, заходя в этот паб? Вы меня почти не знаете.

Филипп молча смотрел на него, раздумывая, сказать ли правду, потом вздохнул. Да, наверное, стоит.

– Потому что рассказ о том, как Таггерт обошелся с вами, сильно меня задел. Не только потому, что с вами так бесчеловечно обошлись, но потому, что по сравнению с этим те обиды и унижения, которые мне пришлось пережить в детстве, показались мелкими и незначительными.

– Обиды? – Альберт недоверчиво поднял брови. – Кто же мог обидеть такого богатого паренька?

– Другие богатые пареньки. Но есть и еще одна причина, Годдард.

– Что за причина?

– О вас заботится она, а я хочу заботиться о ней.


К тому моменту, когда Мередит вручила свою шляпку и кашемировую шаль встретившему ее в дверях Бакари, она справилась со своими эмоциями. Она твердо решила держаться на безопасном расстоянии от хозяина, поддерживать разговор только с другими приглашенными девушками и уйти как можно раньше.

Бакари шел впереди нее по коридору, и Мередит удивилась, когда, пройдя мимо дверей, ведущих в гостиную и столовую, они остановились у последней.

– Что это за комната? – спросила она, чувствуя себя заинтригованной.

– Малый кабинет. – Черные глаза Бакари смотрели на нее с выражением, которое Мередит не смогла разгадать. – Надеюсь, вам понравится.

Он постучал в дубовую дверь и открыл ее, не дав Мередит задать нового вопроса.

– Мисс Чилтон-Гриздейл, – объявил он торжественно. Заставив себя улыбнуться, Мередит вошла. И замерла на пороге.

Малый кабинет? Ей показалось, что она попала в пышно украшенный шатер. Десятки метров шелков самых ярких оттенков, сверкающими потоками ниспадая вниз от середины потолка, покрывали все стены и окна. Протянув руку, Мередит несмело прикоснулась к бордовой занавеске, за которой скрылась дверь. Такое изобилие великолепных материалов она видела раньше только в мастерской мадам Рене.

Она медленно осматривала комнату. Пол скрывался под великолепным ковром со странным, экзотическим узором. В камине уютно горел огонь, отбрасывавший на стены подвижные тени. На ковре было расставлено полдюжины низких столиков, в темной полированной поверхности которых отражалось пламя многочисленных свечей. Перед камином стоял еще один стол – побольше, но тоже низкий, а на нем – серебряные тарелки, покрытые такими же крышками, разноцветная керамическая посуда и сверкающие хрустальные бокалы. По всей комнате были разбросаны многочисленные подушки всех оттенков рубинового, изумрудного и сапфирового цветов, которые, казалось, так и манили опуститься на них, расслабиться и бездумно наслаждаться жизнью.

Остальную меблировку комнаты составляли всего два предмета: узорчатая раздвижная ширма в дальнем углу и изящное кресло-качалка у стены. Сердце Мередит громко застучало, когда рядом с ней она обнаружила Филиппа.

– Добрый вечер, Мередит.

От звука его низкого волнующего голоса у Мередит вдоль позвоночника забегали мурашки, и она потеряла дар речи, а когда наконец собралась с силами, чтобы ответить на приветствие, он вторично лишил ее равновесия, стремительно и неслышно приблизившись и вновь напомнив ей о грациозном хищнике из джунглей.

Тут же Мередит широко раскрыла глаза, разглядев его одежду. Вместо обычной льняной сорочки и галстука на Филиппе была широкая шелковая рубашка, оставлявшая открытой его загорелую шею, заправленная в... Мередит не могла поверить своим глазам.

Вместо традиционных панталон на нем были свободные ярко-синие шаровары, которые удерживались на талии одним лишь завязанным шнурком. Обут он был в мягкие кожаные сапоги. В такой одежде, с волосами, в беспорядке падающими на лоб, он показался Мередит странным и пугающе-привлекательным. Только очки напоминали о том, что этот опасный незнакомец, стоящий перед ней, – цивилизованный человек и ученый-историк. Вернее, могли бы напомнить, если бы карие глаза, смотрящие на нее через линзы, не излучали такую нецивилизованную страсть.

Филипп остановился, когда их разделяло не более трех футов. Не отводя от нее взгляда, он вежливо поклонился, а потом взял ее руку и коснулся ее теплым, невесомым поцелуем. Прикосновение его губ к пальцам подействовало на Мередит как удар молнии, но зато вывело ее из состояния оцепенения, в котором она находилась.

Вспыхнув, она выдернула руку и отступила назад. К сожалению, ей удалось сделать всего два шага, после чего она уперлась спиной в закрытую дверь. Один шаг длинных ног Филиппа – и он опять оказался так близко, что Мередит погрузилась в его чистый мужской запах. Она почувствовала что-то вроде паники, приправленной изрядной долей возмущения.

– Что вы себе позволяете, – прошипела она, вытирая руку о платье в надежде избавиться от жжения в том месте, которого коснулись его губы. – И почему ваш кабинет украшен таким... таким упадническим образом? И что такое на вас надето? Господи! Что подумают ваши гости? – Мередит быстро оглядела комнату. – А где ваши гости?

– Как много вопросов. Во-первых – что я себе позволяю. Это вы о том, что я поцеловал вашу руку, или о том, что я делаю в настоящий момент? Я поцеловал вашу руку, здороваясь с вами, а в настоящий момент я просто смотрю на вас и восхищаюсь тем, как прелестно вы выглядите. Комната ук – рашена так для того, чтобы походить на шатер одного богатого египетского купца, у которого я однажды был в гостях. Теперь, что касается моей одежды: я надел то, что привык носить за границей, и должен сказать, это гораздо удобнее и приятнее, чем одежда, которую носят в Англии. А мнение о ней своих гостей я надеюсь узнать от вас.

– Возмутительно и неприемлемо. Все это. – Мередит энергично обвела рукой помещение, нечаянно задев при этом Филиппа, и отдернула руку, словно прикоснулась к пламени. – Кто-нибудь из гостей уже видел это?

? Нет.

– Слава Богу! Немедленно идите и переоденьтесь в приличную одежду, пока все не собрались.

– Все уже собрались.

Облегчение исчезло так же быстро, как и появилось.

– Боже мой, если одна из благовоспитанных девушек хоть краешком глаза увидит эту скандальную и провокационную обстановку... – Мередит зажмурилась от ужаса, не в силах продолжать. – Где они? Я займу их разговором, пока вы переодеваетесь и...

Он остановил этот поток слов, приложив кончик пальца к ее губам:

– Мередит, все гости, которых я жду сегодня, уже здесь. В этой комнате.

Глава 12

Смысл его слов не сразу дошел до Мередит. Когда она наконец поняла, то сложила на груди руки и вздернула подбородок. Проклятие! Что за игру он затеял?

– И никто больше не придет? – спросила она, нетерпеливо постукивая туфелькой по толстому ковру.

? Нет.

– Никто не принял вашего приглашения?

? Да.

Стук по ковру прекратился, и раздражение сменилось растерянностью и сочувствием.

– Господи, они что – с ума все сошли? Я же слышала, как всем понравился предыдущий прием. Может быть, эта проблема с «сами знаете, что» не разрешилась так успешно, как нам показалось?

– Не знаю.

– А вы случайно не намекнули им на... м-м-м... тему предстоящего обеда? – подозрительно прищурилась Мередит.

– Ни словом.

Она озадаченно сжала губы:

– Тогда я просто не могу понять, почему все отказались. Одна или две – это еще понятно, но все шесть?

– Этому есть только одно логическое объяснение.

– В самом деле? Какое?

– Они не получили приглашений. Мередит не мигая смотрела на него.

– Вы сказали, что напишете их сами.

– Я так и сделал.

– Тогда почему вы думаете, что они их не получили?

– Потому что я их не отправил.

– Не отправили! Я...

Филипп еще на шаг придвинулся к Мередит, и она немедленно замолчала и попыталась еще сильнее вжаться в закрытую дверь. Бесполезно. Облокотившись одной рукой о косяк, он наклонился к ней так близко, что она разглядела мелкие янтарные искорки в его глазах. Почувствовала жар его тела. Она попыталась сделать глубокий вдох, чтобы успокоиться, но вместо этого только наполнила легкие его соблазнительным запахом.

– Хотите узнать, почему я не разослал эти приглашения, Мередит? – Она ощущала на своей щеке его теплое дыхание, и желание прикоснуться к нему вдруг стало таким сильным, что ей пришлось ухватиться за оборку юбки, чтобы удержать руки на месте. Она молчала, и Филипп прошептал: – Я не разослал их, потому что не хотел, чтобы пришел кто-нибудь, кроме вас. Я сделал это все ради вас одной.

Мередит с трудом сглотнула комок в горле, подняла глаза к небу и попросила Господа дать ей силы. Куда исчезло все ее негодование? Почему она не может сердиться на него? Почему не ругает за весь этот обман? Она тщетно искала в своей душе хоть признаки раздражения или злости. Вместо этого Мередит находила там тысячи других эмоций, которые совсем не должна была испытывать: удовольствие оттого, что ради нее он приложил столько усилий, любопытство и предвкушение удивительного вечера наедине с ним в этой экзотической обстановке. И что хуже всего, она чувствовала неимоверное облегчение при мысли о том, что ни одна из противных блондинок, как выясняется, не завладела его интересом. «Я сделал все это ради вас одной».

Внезапно Мередит охватил такой страх, что она задрожала. Она испугалась того, что не сможет уйти, что не сможет противиться ему. Того, что ей так не хочется противиться.

– Филипп, я не могу остаться.

– Пожалуйста, не говорите так. Я знаю, что это слишком смело с моей стороны, но мне так хотелось поделиться с вами тем, что я знаю и люблю. Я подумал, что вам понравится атмосфера и кухня дальних стран.

– Это так, но...

– Тогда останьтесь. Если не ради меня, то хотя бы ради Бакари. Он так старался, чтобы приготовить эту комнату и обед. Вы должны его попробовать. – Он наклонился к Мередит совсем близко – так что его губы почти касались ее уха. – Я прошу вас.

Эти слова, произнесенные чуть слышным шепотом, окончательно сломили ее сопротивление. Разум посылал ей тысячу тревожных сигналов, кричал, что никакие отношения, кроме отношений свахи и клиента, невозможны для нее с этим мужчиной; что ни в коем случае нельзя поощрять его очевидный интерес и симпатию; что этот вечер может привести к последствиям, разрушительным как для ее, так и для его репутации. Но сердце отказывалось слушать и предлагало множество разнообразных оправданий. Оно говорило, что уйти, после того как столько усилий было вложено в подготовку этого обеда, непростительно грубо. Что он был добр не только к ней, но и к Альберту и что она не может отплатить за эту доброту неблагодарностью. Кроме того, в доме находится Бакари и, несомненно, множество других слуг и, следовательно, нельзя утверждать, что они обедают наедине.