Бренда Джойс - Завоеватель

— Это милорд! Его ранили, а он никого к себе не подпускает, требует вас!

Миновала неделя со дня ее свадьбы и памятной брачной ночи. Все это время Кейдре занималась делами либо в деревне, либо в старом доме — лишь бы не показываться Рольфу на глаза после унизительной сцены за господским столом.

Два дня назад Рольф во главе большого отряда отправился на охоту, прихватив с собой Гая. Сигнальные рожки известили всех обитателей Эльфгара, что охотники вернулись. Кейдре с помощью Летти меняла солому на полу в главном зале старого дома и сделала вид, будто не слышит грохота копыт по булыжникам внутреннего двора, зато Летти повела себя совсем иначе: с радостным воплем выскочила на порог и принялась махать своим многочисленным ухажерам из нормандского войска.

Кейдре продолжала заниматься своими делами. В конце концов ей удалось смириться с тем, что случилось в первую брачную ночь, и она почти не вспоминала о проклятом норманне. Тем не менее она с удивлением ощутила, как часто колотится ее сердце при упоминании его имени.

— Я только загляну в буфетную и возьму бальзам! Кейдре понеслась как на крыльях и мигом вернулась.

Мэри горестно причитала и заламывала руки.

— Да что случилось, расскажи толком? — нетерпеливо спросила Кейдре, не в силах подавить волну тревоги.

— На него напал медведь! Он растерзал его! — Мэри снова разразилась рыданиями.

Надо же, растерзал! Эта служанка всегда была истеричкой! И все же Кейдре торопилась — она и не заметила, как оказалась в главном зале цитадели, где толпились встревоженные рыцари. Господи, почему эта сцена вдруг напомнила ей похороны?

Мужчины расступились, давая ей дорогу, но у входа в хозяйскую спальню Кейдре вынуждена была остановиться — слишком неожиданной была эта встреча с Рольфом.

Возле его кресла суетились Алис и Бет, здесь же стояли Дтельстан и Гай. Ей были видны лишь его затылок и плечи. Он что, раздет? Слава Богу, хоть не лежит при смерти, а сидит в своем кресле с тем упрямым выражением на лице, которое было ей слишком хорошо знакомо. Сердце Кейдре сладко замерло при виде его божественной, неотразимой наготы. Она уже забыла, с какой силой ее влекло к этому человеку.

Их взгляды встретились, и у Кейдре перехватило дыхание. Далеко не сразу она овладела собой настолько, чтобы испытать праведный гнев. Судя по его откровенному взгляду, перед ней был отнюдь не растерзанный медведем страдалец, а вполне здоровый мужчина, однажды переспавший с ней и сейчас прикидывавший; как бы повторить это приключение еще раз.

— Поди сюда. — Его голос прозвучал как приказ. — Я ранен!

«Если ты ранен, то я — ведьма!» — сердито подумала Кейдре. Однако ей пришлось подчиниться. Остальные предпочли отойти в сторонку — все, кроме Алис, которая демонстративно, по-хозяйски положила руку Рольфу на плечо, чем вызвала у Кейдре новую волну раздражения.

Рольф жестом приказал ей подойти еще ближе. Только теперь Кейдре увидела его рану и испуганно вскрикнула. Она мигом позабыла о том, что норманн сидел перед ней совершенно голый. Его правое бедро оказалось распахано медвежьими когтями от ягодицы до колена, и из разверстой раны сочилась кровь.

— Приготовьте воду и чистое полотно! — Опустившись на колени, она осторожно ощупала края раны, стараясь не обращать внимание на его пристальный взгляд. Края раны уже покраснели и были горячими, опухоль нарастала буквально на глазах. — Больно, когда я нажимаю вот так?

— Нет, — хрипло ответил рыцарь. — Ты вообще не способна причинить мне боль.

Кейдре невольно подняла голову и наткнулась на столь откровенный и возбуждающий взгляд, что на миг позабыла обо всем. Алис сердито дернулась, и шелест пышных юбок вернул ее с небес на землю, однако она успела заметить, как скривился Рольф, — значит, ему присутствие Алис также доставляло неудобство.

— Вам очень больно?

— Бывало и хуже!

— Нечего корчить из себя героя! — взорвалась Кейдре.

— Перед тобой мне всегда хочется быть героем, — вполголоса проговорил он.

— И напрасно! — заметила Кейдре, припоминая подробности брачной ночи.

— Так я и понял! — Рольф закрыл глаза и отвернулся.

— Милорд, — визгливо вмешалась Алис, — вам нельзя утомляться. Позвольте, я подложу подушку…

— Мне достаточно удобно, и не нужно трястись надо мной — я не младенец!

Алис отдернула руку и шагнула к стене. Кейдре сделала вид, что целиком занята раной, но успела заметить полный ненависти взгляд, которым наградила ее сестра. При ближайшем рассмотрении рана оказалась вовсе не такой глубокой, как ей представлялось вначале; тем не менее ее следовало немедленно прочистить и зашить.

Вернулась Бет с водой и тряпками, и Кейдре разместила все на полу так, чтобы любой предмет был под рукой, но Алис тут же закрыла все своим подолом. Подняв голову, Кейдре попросила:

— Ты бы не могла подвинуться? Мне нужно место.

— Нет! — с презрительной гримасой отрезала Алис.

— Леди, встаньте у камина! — неожиданно приказал Рольф.

Деваться было некуда — Алис отступила, оскорбленно надув губы.

Кейдре не могла не пожалеть сестру, с которой при всех обращались со столь откровенной небрежностью; на языке ее вертелся вопрос: если норманн терпеть не может Алис — то как он с ней спит? Впрочем, она на своем опыте успела убедиться, что похоть не имеет ничего общего с нормальной человеческой привязанностью. Тем более она не собиралась задавать свои вопросы вслух — это вообще не ее дело!

Выбрав из кучи подходящий кусок полотна, она предупредила:

— Мне придется сделать вам больно!

Рольф не проронил ни звука, но Кейдре чувствовала, как болезненно вздрагивает его огромное тело под ее осторожными прикосновениями. Мало-помалу дело захватило ее целиком. Убедившись, что рана прочищена, она, взявшись за иголку и нитку, ловко наложила ровные тугие стежки.

Норманн по-прежнему вел себя на удивление смирно, однако его дыхание стало частым и тяжелым.

Чтобы отвлечь его, она спросила:

— Охота была удачной?

— Да, очень! Мы взяли трех оленей. У одного на рогах целых шестнадцать отростков! Еще завалили волка — ну и, конечно, медведя!

— Полагаю, медведя поразило именно ваше копье?

— Ты не ошиблась.

Кейдре наложила последний шов и с облегчением вздохнула. Ей стало неловко из-за его наготы. Стараясь сохранять спокойствие, она приготовила повязку с бальзамом.

— Как вам удалось заработать такую рану?

— Видишь ли, медведи очень свирепы и непредсказуемы.

— Любой рассвирепеет, если на него охотятся, — заметила Кейдре, накладывая повязку. — Не понимаю, что хорошего мужчины находят в охоте ради забавы.

— Их привлекает опасность.

— Только незрелые мальчишки рискуют головой, чтобы доказать свое мужество! — с чувством воскликнула она.

— Ну, мое мужество вряд ли кто-нибудь назовет незрелым! — хрипло возразил норманн.

Захваченная врасплох его реакцией, Кейдре подняла взгляд от повязки — и увидела, как оживает его мужское копье. Окончательно смутившись, она вскочила:

— Я вижу, вам уже лучше!

— Не уходи! — Он удержал ее за руку.

— Я сделала все, что могла!

— Но мне больно.

— Вижу я, как вам больно! — фыркнула Кейдре.

— Ты могла бы унять эту боль — если бы захотела!

— Обратитесь к своей жене!

— Полагаешь, это поможет? Нет, мне поможешь только ты!

— Что вы болтаете! — прошипела Кейдре. — Оставьте меня в покое!

— Только если ты пообещаешь прийти снова! Повязку нужно менять, чтобы избежать заражения, не так ли?

— Да, но это может сделать любая…

— Это должна сделать ты!

— Ну, хорошо, — уступила Кейдре.

— Так когда ты придешь?

— Завтра.

— Нет, сегодня! Не позднее нынешнего вечера! А вдруг у меня будет жар? — Он многозначительно улыбнулся.

— Я приду, если успею закончить все дела по дому, — настаивала Кейдре.

— Да, конечно, у тебя теперь много дел, — Рольф моментально помрачнел, — ты должна заботиться о муже. Наверное, он требует тебя к себе каждую ночь? — Его голос звенел как сталь. — Я угадал? Ты скучала без него, пока мы охотились? Скучала?

Кейдре онемела, испуганная этой необъяснимой вспышкой ярости.

— Ну так вот, — процедил Рольф, скрипя зубами, — сегодня у тебя останутся обязанности только передо мной! Я хозяин над тобой и над твоим мужем! Надеюсь, ты не забыла? Это я отдал тебя Гаю — и, если захочу, могу забрать назад!

Кейдре до крайности возмутила столь откровенная заносчивость. Норманн сказал правду — он действительно был властелином Эльфгара, и его слово являлось законом и для Гая, и для нее, — но это только подлило масла в огонь.

— Позвольте мне уйти.

— Ступай. Но не думай, что ты сделала здесь все, у нас с тобой еще многое впереди!

От его улыбки Кейдре охватила странная слабость, но все же она заставила себя дойти до двери и закрыть ее за собой.

Нога опухла и сильно болела, но Рольф все же поднялся с кровати, доковылял до кресла возле камина и, усевшись в него, стал смотреть на языки пламени, чутко вслушиваясь в звуки за дверью. Он старательно ловил каждый шорох, но так и не услышал легких шагов Кейдре.

Собственная несдержанность только усиливала его досаду. Не стоило вести себя с ней так откровенно. И что на него нашло? У Рольфа вообще не было привычки изводить женщин двусмысленными намеками, но в присутствии рыжей ведьмы он просто потерял над собой контроль, возможно, потому, что не видел ее целую неделю, или потому, что ее ручки были такими легкими и осторожными.

Ладно, пусть тело вышло из-под контроля — но кто тянул его за язык? Судя по гримасе на физиономии Алис и бегающим глазам Гая, оба все отлично слышали. Рольф до сих пор не мог понять, почему Гай не разозлился на него. Впрочем, юный рыцарь мог просто скрыть свой гнев, не смея перечить господину. Попробуй кто-то другой сказать при Гае хотя бы десятую долю того, что Рольф наговорил его жене, он был бы убит на месте.

Норманн успел десять раз пожалеть о том, что приказал Кейдре явиться вечером, и еще больше о том, что она не явилась. В отчаянии он представил себе, что в эту минуту Кейдре наверняка отдается Гаю… и тут услышал ее шаги.

Он вскинул голову и оглянулся. Так и есть: на пороге стояла Кейдре в облаке чудесных золотисто-рыжих волос — живое воплощение юности и красоты. Пухлые алые губки были сердито поджаты, а в огромных фиалковых глазах сверкало дерзкое пламя. Рольф просиял, увидев ее.

— Насколько я могу судить, у вас нет жара, милорд, — сдержанно проговорила она. — Мне можно уйти?

— Иди сюда и проверь рану. — Все еще улыбаясь, он кое-как добрался до кровати и сел.

Кейдре подчинилась, хотя и не скрывала своего недовольства. Стремясь покончить с неприятной обязанностью как можно скорее, она решительно подняла край его туники. На Рольфе больше ничего не было, и ей открылось несомненное доказательство того, что он чувствует себя совсем неплохо — раз способен так откровенно возбудиться от одного ее присутствия.

— Что за глупые шутки! — Она отскочила от него.

— А я ничего не могу с собой поделать!

— Я не собираюсь наставлять рога своему мужу!

— Так ты вообразила, что я за этим приказал тебе явиться? — Рольф расхохотался. — Чтобы наставить рога своему лучшему рыцарю?

— Вообразила? — Ей стоило большого труда выдержать его леденящий взор. — О нет, милорд! Я это знаю наверняка!

— Ты сама выдала свои мысли, Кейдре! — Он схватил ее за руку и повалил на кровать — прямо на свою больную ногу.

— Скотина!

— Я не имею привычки наставлять рога своим солдатам!

— Тогда отпусти и оставь меня в покое!

— Ах, какая преданность! — Рыцарь усмехнулась. — Неужели ты его любишь?

— Что?

— Ты уже успела в него влюбиться? Не прошло и недели, как ты стала преданной женой. Ну же, отвечай?!

Она дрожала всем телом, не в силах вымолвить ни слова. Рольф увидел, как фиалковые глаза повлажнели от слез.

— Скажи, тебе было хорошо с ним? — Он не в силах был остановить свой допрос.

— Это вас не касается!

— Отвечай!

— Да, да! — выкрикнула Кейдре в отчаянии и разрыдалась. Никогда, ни за что в жизни она не откроет ему правду. Зачем ему знать, что даже собственный муж считает ее отвратительной уродиной, дьявольским отродьем и предпочитает находить облегчение в объятиях таких, как Летти или Бет.

— Нечего реветь, тебя еще никто не насилует! — Норманн оттолкнул ее с такой силой, что Кейдре чуть не грохнулась на пол. — Пошла вон! Я передумал. Мне не нужны услуги знахарки!

Вытерев слезы, Кейдре выпрямилась. Она как заколдованная смотрела в его потемневшие от необъяснимой ярости глаза.

— Ступай к своему мужу, — прорычал Рольф с отвратительной ухмылкой. — Можешь морочить ему голову сколько угодно! И не смей показываться мне на глаза!