Джорджетт Хейер - Завоеватель сердец

– Я бы хотела, чтобы ты поступил так, как они предлагают, – со сдержанной страстью заявила Матильда, и пальцы ее сжались в кулачки. – Я хочу, чтобы ты сразился с королем и победил его.

А Вильгельм следил за Раулем, который читал доклад Жиффара.

– Мадам супруга, управляйте своим ребенком, а мне предоставьте править моим герцогством, – беззлобно отозвался он.

– Тебя называют Воинственным Герцогом, – настаивала она. – Мне нравится, когда мужчина ведет сражение с судьбой до последнего.

– Именно так я и делаю, – сказал Вильгельм, не сводя глаз с Рауля.

– Встреть короля лицом к лицу, – упорствовала она. – Не позволяй ему вступить в пределы Нормандии. Ах, если бы я была мужчиной!

При этих словах герцог повернулся и с некоторым изумлением уставился на супругу. В глазах ее горело прежнее голодное пламя. Заметив его, он рассмеялся и взял ее за тонкое запястье.

– Святая Дева Мария, а ты жестока, девочка моя! Успокойся, я прогоню короля прочь.

– Но вы не намерены драться с ним, монсеньор, – негромко проговорила она. – От меня не укрылось это ваше намерение.

Герцог начал раскачивать ее руку взад и вперед. В глазах у него появилось хорошо знакомое сосредоточенное выражение, как будто он пытался заглянуть в будущее.

– Да, я не хочу сражаться с Генрихом, – подтвердил Вильгельм.

Она впилась взглядом в его лицо, силясь понять, что он имеет в виду.

– Значит, он должен отобрать у твоего сына его наследство? – спросила Матильда. – А я говорю, ты не должен уступить ему ни пяди земли, ни единой пограничной крепости!

– Так я и сделаю.

– И что дальше? – Герцогиня наклонилась к Вильгельму, коснувшись платьем его руки.

– Если мне удастся рассеять бельгийское войско принца Эда, – медленно проговорил герцог, – я смогу избежать столкновения с самим Генрихом. Я хорошо знаю его. Помяни мое слово, он со всех ног бросится бежать обратно во Францию. – Пальцы Вильгельма машинально стиснули ее запястье, но она, похоже, не почувствовала боли. Внезапно герцог улыбнулся. – Доверься мне, мы заключим мир, который будет достоин нашего Роберта, – сказал он.

Матильда разочарованно покачала головой.

– Я хочу, чтобы ты сокрушил короля. Ты ведь можешь это сделать. Так почему же сознательно избегаешь его?

Вильгельм отпустил ее руку и вернулся к бумагам.

– Послушай, Мальд, он – мой сюзерен, – нетерпеливо бросил герцог. – Тебе этого не понять.

От двери прозвучал чей-то голос.

– Братец Вильгельм и сам сюзерен. Да хранит тебя Господь, сестра, и сжалится над дураком. – Из-за гобелена выскользнул Гале, уселся, поджав под себя ноги, на пол, усыпанный тростником, и принялся забавляться бараньими костями, бросая их перед собой и вглядываясь в узор, бормоча что-то себе под нос и кривляясь.

– Что это ты делаешь? – с любопытством, к которому примешивалось презрение, поинтересовалась Матильда.

– Предсказываю будущее, хозяйка, чтобы увидеть, какое наследство достанется милорду Роберту. – Склонившись над костями, шут внезапно сгреб их в кучу. – Э-э, оно слишком велико для меня, и слишком велико для него, чтобы он смог удержать его! – вскричал шут и, подпрыгнув, принялся выделывать коленца, пока Вильгельм читал бумаги, а Матильда с тревогой и дурными предчувствиями смотрела на разбросанные по полу кости.

Под звуки фанфар и барабанов, трепет серебристых, красных и голубых стягов король Генрих нарушил границу Нормандии. Он вел за собой цвет своего рыцарства; рядом с ним покачивались в седлах могучие принцы, а в ушах у него отдавался рев труб, звяканье лошадиной сбруи, скрип повозок и тачек.

Под его штандарт стекались вассалы изо всех уголков его доминионов. Здесь были Тибо, великий граф Шампани; молодой герцог Аквитании; принц Невер; вон там трепещет герб Оверни, а рядом ветер развевает полотнище стяга Ангулема. Конные и пешие, лорды, рыцари, оруженосцы и рядовые дружинники стальной рекой текли через границу, разрушая все на своем пути. Они стремились к Руану, который был конечной целью кампании, а наградой в ней должны были стать позор и свержение герцога.

Весь мир, от Вермандуа до Пиренеев, обнажил меч против Вильгельма. Целых семь лет его вассалы наблюдали, как Нормандец сплачивает герцогство в единое целое, отнимает у Мартеля города в Мэне и дает отпор своему сюзерену с большими потерями для последнего, понемногу расширяя границы собственных владений. Те, кто, подобно Жоффруа, графу Гасконскому, и Гийому Овернскому четыре года тому засы́пали Нормандию панегириками и подарками, сегодня отправили туда вооруженных людей. Восхищение сменилось страхом перед растущей силой Вильгельма и черной завистью к его победам. И пусть Молот Анжу не отважился лично явиться на поле брани, его место заняли другие: могущественные графы со всех концов страны, во главе собственных дружин, на благородных конях, разодетые в шелка и бархат, бросающие в лицо Нормандии разноцветье своих стягов.

– Ха, сир! И где же укрывается сейчас Нормандский Бастард? – вскричал Рено де Невер. – Хэй! Хэй! Обложим Волка в его логове!

Под шлемом лицо Генриха выглядело изможденным и землисто-серым.

– Что, Вильгельма нигде не видно? – пробормотал он и принялся выдирать волоски из своей бородки. – Странно, клянусь Девой Марией, очень странно! Неужели он отказался от мысли встретить меня на границе? А ведь герцог – гордец, каких мало!

– Вильгельм отступил к Руану, сир, – уверенно заявил граф Сен-Поль. – Разве может он противостоять нашей армии? Если принц Эд не станет медлить и пройдет от Ко к Руану, мы возьмем Бастарда в клещи и раздавим.

Но в Руане нормандской армии не было; правда, король об этом не знал. К востоку от Сены старый Гуго де Гурней встал лагерем на холмах Дримкура, глядя на пожарища к югу, знаменовавшие медленное продвижение принца Эда; а лазутчики, отправленные графом Робертом д’Э вдоль реки Андель, каждый день доносили о передвижении войск противника, в то время как люди графа все сильнее выражали недовольство его политикой выжидания, наточив мечи едва ли не до остроты бритвы. Принц же Эд переправился вброд через Эпт, и его армия медленно потащилась далее, нагруженная награбленным добром, оставляя за собой кровавый след пожарищ и разрушений.

А к западу от Сены герцог Вильгельм медленно отступал перед королевской армией, одновременно беспокоя ее дерзкими налетами. Легкий успех опьянил французов. Женщин, которые попадались им на пути, они забирали с собой, мужчин, что не успели уйти из домов, убивали на месте или подвергали жесточайшим пыткам. Неудивительно поэтому, что бароны Вильгельма готовы были сорваться с цепи, которую он крепко держал обеими руками. Жизнь обычного жалкого серва не имела для них никакого значения, если только его не убивал чужеземный тиран; но когда такое случалось, нормандские мечи выхватывались из ножен, и сеньоры готовы были защищать соотечественников до последней капли крови. Они могли угнетать собственных холопов невозбранно, ежели им приходила в голову такая блажь, но ни один чужеземец не смел и пальцем тронуть раба либо свободного человека Нормандии. Французский король посмел, и они готовы были наброситься на него здесь и сейчас; даже виконт Котантен, поклявшийся, что последует за герцогом хоть к черту в зубы, полагал его безумцем, не дающим своей армии вступить в бой.

– Сеньор, – в отчаянии заявил он, – люди называют вас трусом!

– Неужели, Неель? – угрюмо ответил герцог. – Но они хотя бы не называют меня Торопыгой-дураком, и на том спасибо!

– Мы ведь можем рассеять врагов, монсеньор. Награбленное добро лишает негодяев свободы маневра, их люди стали неуправляемыми, а лидеры – беззаботными, слишком рано уверовавшими в легкую победу!

– Главный Сокол, сколько людей, по-вашему, мы можем потерять в этой стычке? – спросил Вильгельм.

Неель ответил ему непонимающим взглядом.

– Qi de ceo? Какое это имеет значение? – сказал он. – Мужчины должны погибать в бою. Какое значение будут иметь потери, если мы прогоним короля прочь?

– Отличный совет! – грубо отозвался Вильгельм. – Да подумайте же хоть немного о будущем, виконт! Что вы мне сможете предложить, когда король вернется со свежими силами, чтобы покорить и уничтожить меня, а половина моих солдат останется лежать на этих равнинах? – А потом, видя, что Сен-Совер пристыженно умолк, герцог добавил: – Верьте мне, Неель: я обращу короля в бегство, но это он должен потерять людей в стычке, а не я.

Они взглянули друг другу в глаза. Неель поднес руку к шлему и отдал честь.

– Монсеньор, правы ли вы или же ошибаетесь, я пойду за вами до конца, – сказал он.

Его речи почти слово в слово повторил Тессон Сингуэлиц, когда вернулся из вылазки против фуражиров французской армии; правда, он счел, что сейчас самое время нанести удар.

– Послушайте, монсеньор, мои люди вкусили крови, – сказал Сингуэлиц, снимая латные перчатки. – Как вы думаете, смогу я удержать их и не дать им вцепиться королю в глотку, а?

Но герцог слишком хорошо знал своего верного сподвижника.

– Они что же, чересчур сильны для тебя, Тессон? – с обманчивой мягкостью поинтересовался Вильгельм.

– Богом клянусь, нет конечно! – опешил владетель Сингуэлица.

– И ты для меня тоже не слишком силен, – продолжал Вильгельм. – И я говорю тебе: не дай им вцепиться Генриху в глотку.

Владетель Сингуэлица громко расхохотался.

– Я получил свой ответ. – Он повернулся, когда в шатер вошел Рауль, и кивнул ему. – Что ж, мессир Рауль, как видите, я вернулся. А вот тридцать человек короля к нему больше не присоединятся, – самодовольно сообщил Тессон.

– Да, я слышал, – улыбнулся Рауль. – Постарайтесь не сожрать все войско Генриха, пока я не вернусь, чтобы посмотреть, как вы это делаете.

– А, так вы отправляетесь на восток, друг мой? Вам нужен эскорт?

Рауль лишь отрицательно покачал головой, а Тессон продолжал:

– Что ж, да хранит вас Господь. Привезите нам хорошие известия от Роберта д’Э. – Сингуэлиц вышел, и полог шатра громко хлопнул ему вслед.

Рауль выехал из лагеря на закате, направляясь на северо-восток, в сторону Сены. Он уже не впервые исполнял роль связного между герцогом и командирами его восточных отрядов, но отцу, который провожал сына, вдруг захотелось, чтобы вместо него отправился кто-нибудь другой. Одинокого всадника, едущего по разоренной войной территории, могли подстерегать любые напасти, а его никак не покидало ощущение, что Рауль как раз из тех людей, кто с легкостью может угодить в лапы неприятеля. Отец смотрел Раулю вслед, пока тот не скрылся из виду, а когда медленно повернулся, чтобы идти к себе, то обнаружил – рядом с ним стоит Жильбер Дюфаи. Хуберт не хотел, чтобы кто-нибудь догадался о том, что он переживает из-за сына, посему лишь молодецки расправил плечи и небрежно заявил: надеется, Рауль не заснет и не свалится с коня, прежде чем доберется до лагеря графа д’Э.

Жильбер зашагал рядом с ним и с улыбкой сказал:

– Что за странное все-таки создание Рауль! Он уверяет, будто не любит драться, но, когда требуется доброволец для такой вот поездки, всегда вызывается первым. Ваш сын решил, что в начале года сам должен привезти сведения из Франции. Откровенно говоря, я не думал, что он выйдет из этого дела живым, а что до Эдгара, который считает, будто тот, кто не может поспорить с ним шириной плеч, вообще ни на что не годен, так вот, он принялся оплакивать его, не успел Рауль двинуться в путь.

– Ну, – заявил Хуберт, преисполнившись некоторой важности, – Рауль может, конечно, иногда придерживаться совершенно дурацких идей, но при всем при том у него есть голова на плечах, и, полагаю, он сумеет позаботиться о себе в случае необходимости.

– Вот именно, – согласился Жильбер. – Хотя по его виду этого не скажешь, а послушать его, так можно подумать, будто ему отроду не доводилось держать меч в руке или совершать что-либо необычное. – Он сделал паузу. – Наверное, именно поэтому его все так любят. Он не хвастает, подобно всем нам, и, несмотря на то что уверяет, будто ненавидит проливать кровь, дерется не хуже любого из нас. Я сам видел, как он перере́зал горло с такой легкостью, что залюбуешься, – добавил Жильбер и коротко рассмеялся.

– В самом деле? – спросил явно польщенный Хуберт. – А когда это случилось, мессир Жильбер?

– В прошлом году, под Сент-Обеном, когда мы гнали французов. Мы с ним подобрались к самым передовым позициям, чтобы посмотреть, как расположились французы, и в темноте наткнулись на часового. Рауль зарезал его, так что тот даже пикнуть не успел.

История эта приободрила Хуберта, и в собственные покои он вернулся в приподнятом расположении духа, представляя, как Рауль с легкостью перерезает глотки всем тем, кто вздумает помешать ему в его нынешнем опасном предприятии.

Тем временем французы тяжеловесно и неторопливо продолжали двигаться вперед. Их отряды фуражиров не могли найти зерна, а те, кто отправлялся в леса на поиски угнанного скота, редко возвращались обратно. Однако дома́, монастыри и церкви по-прежнему являли собой легкую добычу, там многим можно было поживиться, посему страх быть отрезанными нормандцами от основных сил не останавливал французскую солдатню, отправлявшуюся в подобные набеги.