Не знаю, что на меня нашло, но я тоже поддалась безумству толпы. Я тоже, подхватывая гальку с обочины дорожек, целилась в фонари. Тоже пихала ногами мусорные урны, опрокидывая их. И тут же, вместе с толпой единомышленников, переворачивала скамьи. Юрка, не принимавший участия в этой забаве, дернулся в мою сторону, чтобы оттащить от кучи веселых смеющихся ребят, повалившихся вместе со скамьей. Я с досадой замотала головой. Но тут другие, сильные и жесткие руки схватили и поволокли меня куда-то. Не успела я оглянуться, как еще с несколькими ребятами оказалась в милицейском «уазике». Искра разума вспыхнула вместе с недоумением: неужели это я бесновалась только что на дорожках парка? Я затихла и, утирая рукавом вдруг потекший от нервного перенапряжения нос, огляделась. В тесном кузове-клетке, кроме Юры, знакомых лиц не было. Машина покатила по темным улицам. Юрка сидел напротив меня, одной рукой зажимая другую руку. Она вспухла и чернела прямо на глазах. «Дубинкой задело», — морщась, сказал он. Что же, и в радости, и в беде — мы вместе. Я наклонилась через проход и погладила его ушибленную руку. У меня, кроме порванной куртки, повреждений не было.

Нас привезли в милицейскую часть и до утра заперли в камерах. Здесь нас с Юрой разделили. Его поместили в мужскую камеру, а меня в женскую.

Я проснулась, когда в зарешеченном окошке забрезжило хмурое октябрьское утро. Две какие-то немытые, с распухшими мордами девки с тупым безразличием смотрели мимо меня. Их соседство было мне неприятно. Одна хотела что-то спросить, но я снова быстро закрыла глаза. И тут я вспомнила — нет, не вчерашнее веселье. Я вспомнила, что, может быть, именно сейчас меня ждет в назначенном месте капитан Островский. Как все нескладно вышло! И снова мысли вернулись к собственному положению. Меня беспокоило, что нас теперь ожидает: долго ли нас будут держать,; оштрафуют ли, сообщат ли в техникум. Я была зла на весь мир и на себя: хулиганила, будто сопливая девчонка. Вот бы меня здесь увидел Островский!

Нет, такой стыд я бы не пережила.

К вечеру этого дня нас отпустили, заставив подписать заполненный милицией протокол. Мы с Юрой ушли поникшие и встревоженные неопределенностью кары. Дома я снова вспомнила об Островском, но телефона его я не знала, да и не было смысла теперь звонить.

Он позвонил на следующий день сам. Встревоженно спросил, куда я пропала. Рассказывать о концерте и нашем аресте было неловко. Выдумывать жалобную историю — поперек души! Я воспользовалась глупой отговоркой, пришедшей в голову первой:

— Понимаете, Валерий Валерьевич, каблук сломался. Пришлось с полдороги вернуться…

— Я звонил. Никто не подходил к телефону. Ладно, Катя. Я рад, что ничего серьезного с вами не случилось. А каблук — дело поправимое. Надеюсь, вы его починили. Всего хорошего.

В трубке послышались гудки отбоя. Правильно.

Что со мной церемониться? Он понял, что я вру. Но понял по-своему. Решил, что я просто передумала с ним ехать. Я спохватилась, что даже не извинилась перед ним. Свинья!

* * *

В ближайшую субботу состоялась свадьба наших друзей Эльвиры и мичмана Ивана. Мичман, срок контракта которого истек, уже вселился в квартиру Эльвиры. Но родители ее строго следили, чтобы будущий зять не оставался на ночь вместе с их дочерью. В своих трехкомнатных апартаментах они выделили зятю отдельную комнату. Они позаботились и о его трудоустройстве. Его определили бригадиром в док, где ремонтировались буксиры. Хотя в дальнейшем надеялись устроить его в торговый флот. Однако попасть туда было нелегко. Требовались связи или взятки.

Среди гостей нам был знаком только Витюша.

После того как я отшила его, он два года увивался за Элькой, но так и не добился взаимности. Но Эльвира, как и многие невесты в таких случаях, позвала своего обожателя на свадьбу. Со стороны Ивана приехала его родня с Кубани. Остальные были знакомыми Эльвиры по многочисленным кружкам и спецшколам, которые она посещала. Родители Эльки развивали свою дочь на все сто, хотя сами не были интеллигентами. Но они имели хлебные профессии. Мать — повар. Отец работал шофером на автобазе, обслуживающей универсамы. При всеобщем дефиците — это многого стоит. Конечно, Иван — не тот зять, о котором они мечтали. Они надеялись, что дочь поднимется по общественной лесенке с помощью мужа. Но, увы. Тем не менее отец, как призналась Элька, сказал: "Ничего. Мы из Ивана человека сделаем. Денег у нас своих хватит.

А голова на плечах у парня имеется".

Сегодняшняя свадьба казалась мне репетицией своей собственной. Гости собрались во Дворце бракосочетания на набережной Невы. Подружки невесты ожидали в одной комнате, приятели жениха — в другой. На Эльке было умопомрачительное платье до пят. Его украшали кружева, блестки, нейлоновые розочки. Элька то и дело наступала на собственный подол и спотыкалась. Наше поколение не привыкло к таким одеяниям. Я — тем более. Почти не вылезала из джинсов. Надо будет потренироваться дома, когда привезу свое платье. Оно тоже будет до пят. Незнакомые мне подружки Эли, собираясь кружками, обсуждали ее жениха. Судили-рядили о его достоинствах и изъянах. Главным недостатком было признано отсутствие жилплощади. Хотя для Эльки это было не важно.

Наконец они встали перед гражданским алтарем — величественным письменным столом. Женщина, проводящая церемонию, произнесла торжественную речь. Она была похожа на нашу училку по научному коммунизму. Во всяком случае, тоже рисовала молодоженам счастливое будущее и призывала выполнить свой долг перед обществом. Я перевела взгляд на новобрачных. Строгий черный костюм сидел на Иване мешковато. Все-таки морская форма украшает мужчин. А где же Островский? Его не было среди гостей. Что помешало ему прийти?

Ведь он собирался быть свидетелем. Но на его месте сейчас стоял Витюша. Вот как распорядилась судьба-насмешница. Влюбленный в Элю Витька не просто гость, а даже свидетель. Он расписался в журнале регистрации и медленно отошел в сторону. Мы с Юрой сидели на стульях среди других гостей. Он нежно погладил меня по руке, предвкушая нашу свадьбу. Ему прямо не терпелось затащить меня в брачные сети. Но я не торопила время. Напротив, мысль о том, что скоро и для меня наступит час «икс», навеяла на меня грусть. Веселье, царящее на чужой свадьбе, сделало ее еще острее. Островский так и не появился во дворце.

После брачной церемонии колесили по городу, фотографируясь в известных местах: у Медного всадника, Вечного огня на Марсовом поле. Было ветрено и холодно. Запечатлевшись на пленке, все тотчас торопились вернуться в теплый автобус.

Наконец всю разношерстную компанию привезли в столовую у площади Труда, где работала мать Эльвиры. Тут и развернулось свадебное застолье.

Столовая находилась недалеко от Дворца бракосочетания на набережной Невы. Получилось, что, совершив круг по городу, все вернулись в исходную точку. Я была голодная и продрогшая (оделась легко). И сейчас вся жизнь представлялась мне кругом, из которого невозможно вырваться. Не удалось обрести нового отца. И сменить жениха было невозможно. Все было тоскливо.

Гости, радостно потирая руки, рассаживались вдоль длинного стола, накрытого в большом зале столовой. Я, помня свое решение держаться в рамках приличия, еще дома подготовилась к испытанию.

Я знала норму, при которой могла контролировать себя: один стакан вина. Поэтому еще вчера я измерила стакан в рюмках, наливая в него воду из-под крана. Получилось четыре с половиной рюмки, которые я округлила до пяти. Я крепко запомнила это число.

Пять рюмок — и ни капли больше. Я даже знала, отчего мне хочется быть сегодня хорошей. Оттого, что я опять увижу Островского! И я увидела его. Он вбежал в столовую одним из последних с огромной корзиной белых роз и вручил ее новобрачным. Потом он что-то взволнованно говорил им, вероятно, объяснял причину своего опоздания. Я залюбовалась на него, Среди неуклюжих гостей в мешковатых костюмах он был как киногерой, попавший сюда со съемочной площадки. Настолько идеальна была его выправка и сказочно красива нарядная черная форма с золотыми пуговицами и галунами.

Вопреки всем фактам, я видела в нем отца! Но какой из него отец! Ему трудно было дать больше тридцати пяти лет. Может, и хорошо, что он не имеет ко мне никакого отношения? Зачарованная его обликом, я почти забыла, где нахожусь. Гостям предложили рассаживаться, и друзья прервали мои чудесные фантазии. Они стали обсуждать, где лучше сесть, куда посадить меня. В итоге моими соседями оказались Витюша и Юра. Я же продолжала наблюдать за Валерием Валерьевичем. Вот он обвел глазами зал и, чеканя шаг, подошел ко мне:

— Катя, можно вас отвлечь на минуточку? У меня для вас имеется важное сообщение.

Я обрадовалась тому, что он обратил на меня внимание, и тут же предложила сесть на соседний стул, попросив Витю переместиться на одно место в сторону. Островский присел на краешек стула. Он говорил, как всегда, мягко и размеренно, но внутренне был от меня дальше, чем прежде. Похоже, он обиделся на мой обман, как он считал, с поездкой.

Из его объяснений я поняла две вещи. Первое, он опоздал на брачную церемонию, так как именно в эти часы должен был встретиться с одним человеком. И второе: встречался он с тем человеком для того, чтобы выполнить мою просьбу, разузнать о моем настоящем отце — Гураме Китовани.

— Флотское совещание — самое верное место, где все узнаешь обо всех, — заключил Островский. — Вот вам, Катя, его адрес. Гурам Китовани служит в Сухуми, в военной приемке одного закрытого предприятия.

Я взяла бумажку из его рук и только успела сказать «спасибо», как Островский резко поднялся со стула и, склонив голову, слегка щелкнул каблуками:

— Прошу прощения.

И тотчас отошел к новобрачным, где его уже ожидало почетное место. Он так поспешно покинул меня, что это было похоже на бегство.

Свадебный стол был великолепен. Он мало напоминал столы на студенческих пирушках. Салаты красиво украшены поварами: красно-зеленые узоры из овощей, причудливо нарезанные ломтики лимонов, похожие на зубчатые колесики наших курсовых чертежей. В маленьких вазочках, на высоких ножках, горкой была наложена черная и красная икра. В общем, стол был что надо. Я посмотрела названия вин.

Все они были мне незнакомы. Золотые кругляки медалей на этикетках сами говорили об их качестве.

Наверное, каждая бутылка стоила не меньше студенческой стипухи.

* * *

Подняли тост с шампанским за новобрачных.

Потом пошли другие тосты. Стопочки были маленькие, культурные — меньше тех, которыми я измеряла свой стакан. Пожалуй, можно накинуть еще одну-две к тем пяти. Я сидела между Юрой и Витюшей, но все мое внимание занимал именно он, жалуясь на свою горькую судьбу. Он предрекал Эле неудачный брак, зло отзывался об Иване, клял свою судьбу. Он наливал себе стопку за стопкой, не забывая наполнять и мою. Хотя сегодня разламывалась его жизнь, а не моя, мне тоже было невесело.

Витюша терял Эльвиру, свою несостоявшуюся невесту. Я же, вступая в брак, теряла всякую надежду на иную жизнь.

— Ладно, Витюша, я уже пять рюмок выпила, — сказала я, накрывая свою стопку ладонью.

— Ну и что? Я их вообще не считаю, — равнодушно сказал он. — Ну так и быть. Давай последнюю налью.

— Ну, если последнюю, — кивнула я, чувствуя, что голова начинает кружиться.

— Ты что мне налил? — спохватилась я, опрокинув очередную рюмку. Я почувствовала на языке неприятную горечь, будто пила водку. — Ты что, водки добавил?

— Не знаю. — Витюша положил мне руку на плечо и пьяно прошептал:

— Ах, моя Эльвира, моя царевна.

Юра строго посмотрел на него и убрал его руку с моего плеча. Гости закричали очередное «горько».

Юра налил мне в стопку вина и чокнулся со мной.

— Давай и наше «горько» подсластим! — Он потянулся к моим губам.

Я бездумно поцеловала его и выпила свое вино.

Что мне печалиться о своей свадьбе! До нее еще так далеко. Мне вдруг стало весело и легко на душе. Я налила себе еще вина. Уже пятая рюмка?

Или только четыре? Потом Витюша и Юра куда-то исчезли. Я сидела в компании незнакомых мне парней, держа в руках огромный бокал с кроваво-красным крепким вином.

Начались танцы. Я с трудом сосредоточилась на мелькающих передо мной парах. Где же Островский? Почему он не приглашает меня? Он мелькал то с одной дамой, то с другой. Если так, то я сама его приглашу. Я встала, качаясь, и сделала пару шагов, но тут же зацепилась за соседний стул.

К счастью, верный Юра был начеку. Он ловко подхватил меня и усадил на место. Тут же налил мне сок из графина. Я глотнула. О, это оказалось пиво!

Вот здорово. Оно на миг освежило меня, но тут же головокружительный вихрь овладел мной. Я оглянулась: Юры рядом не было. Но я чувствовала, что мне надо выбраться хотя бы в вестибюль. Я отвернулась к зеркальной стене; и меня обильно вырвало. Я даже не смогла разглядеть свою физию через заляпанное мною зеркало. Стало легче. Потом еще я куда-то шла, затем — провал в памяти. Очнулась я в непонятном темном углу. С трудом поворачивая голову, огляделась. Я лежала на полу, точнее — на чужом пальто, в закутке гардероба. Я снова опустила голову и заснула. Здесь, почти под утро, на меня наткнулся Валерий Валерьевич. Он разыскал Юру, и они вдвоем потащили меня к машине.